Так поняли братья и сестры, что обманул их Жадина, и заплакали, и ушли со двора, потому что дали слово.
Но старшая сестра сказала — хорошо же, над днем и ночью ты хозяин, только не забывай о ничейном часе, что между днем и ночью утром и вечером. В это время ты не хозяин!
Талин говорил так, как умеют говорить только барды — перед глазами Вирранда вставали яркие живые картины. Но они погасли разу же, как Талин замолк, и он уже не мог вспомнить их. Только ощущение изменилось — сказка, знакомая с детства, перестала быть сказкой. Словно встал на место кусочек мозаики.
— Вот что ты имел в виду…, — прошептал он.
— Ты что-то надумал?
Барды переглянулись, и госпожа Мирьенде вздохнула, умильно глянув на Вирранда.
— Подожди немного, милый, — прошептала она. — Ах, господин Тианальт, ведь все, что мы сейчас скажем — всего лишь возможность. Это может не быть истиной. Одно и то же может толковаться по-разному.
— Я знаю, госпожа, — досадливо ответил, почти отрезал Вирранд. — И я желаю услышать.
— Ну, хорошо, — миролюбиво ответила Мирьенде. — Скажи, о Талин, ты языкаст, тебе и речи вести.
— О, Мирьенде, — звонким, переливчатым голосом отозвался Талин, — благодарю тебя за дозволение.
Теперь за словами Талина не стояло образов. Вирранду казалось, что перед ним какое-то черное стекло, оно прозрачное, но видно сквозь него будет, только если зажечь с той стороны свет — но не было света. Было только его предчувствие. И еще было страшно.
— Мы в этом мире пришельцы. Мы не знаем, кто и где нас создал. Мы знаем только, что мы пришли сюда. Да, есть несколько очень старых песен, в которых говорится о непонятном, совсем непонятном. Их невозможно истолковать вообще. Многие об этом думали. Великий Эльсеан считал, что такие песни можно сложить, лишь если смотришь на мир снаружи, из-за стены. Он считал, что те, кто сложил их, думали и смотрели именно так.
— Но Эльсеана нет с нами, — тихо сказала Мирьенде.
— Но Эльсеана нет с нами.
— Боги построили мир. И Жадный обманул их, не ведавших обмана. И теперь мир принадлежит ему. И встала Стена. И из-за нее смотрят боги — или видят мир во сне. Но когда сюда пришли мы, здесь были и ойха.
— Постой, ведь в старых песнях поется и о благих существах, детях богов, которые встречали здесь людей…
— Ты мудрый простец. Может, тут кто-то и жил благой, но были и ойха, и между благими существами и ойха мира не было. Иначе они не помогали бы нам, те, прежние.
— Мы пришли как избавители? Как войско богов?
— Мне лестно было бы так думать, — тактично ответил Талин. — Но если ты вспомнишь сказки, то в них часто рассказывается, как девушку отдавали чудовищу, чтобы земля родила. Или под основание замка клали кровавую жертву.
— Да, я помню, — задумчиво проговорил Вирранд, — глядя куда-то вдаль. — Подожди. Подожди. Но это же запретно, это против Правды… Ты хочешь сказать, что когда-то мы вот так утверждали договор с землей? Но ведь нигде не говорится, что такое было в Грозовые Годы, тогда за это как раз и убивали!
Талин молча кивнул.
— Возможно, там, откуда мы пришли, люди поступали именно так. Потому я и не говорю, что мы пришли как избавители.
— Какой же была та земля…? — прошептал Вирранд. — Я не могу представить.
Воцарилась тишина, потом послышалось низкое пение, почти на грани слышимости, и Вирранд увидел то, что могло бы быть, и закричал:
— Прекрати! Мы — не наши предки! Мы — другие!
— Да, милый, — прошелестела Мирьенде. — И именно потому мы сегодня прошли по следу убийц. И мы нашли место, где совершалась жертва. И видели тех, кто это делал. И видели Ночных, которые тоже пришли по кровавому следу. Тианальт, — внезапно холодно и жестко сказала она. — Мы убили их всех. Детей принцессы. Их было тридцать два подростка, сильных, умелых, убийц, которых тяжело убить. Одного ойха. И взяли там Айрима.
Вирранд помолчал.
— Он говорит о шепоте богов. Что это?
— Этого мы не знаем, — пожал плечами Талин.
— Кто такие… выродки?
— Они видят не Ночных, это такой пустяк… они видят тех, кто предался Жадному. Он видят тени и видят ойха под личиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вы говорили королю?
— А кто нас к нему пустит? — ядовито сказала Мирьенде. — Он нам не доверяет.
— Да ну? — склонил набок голову Вирранд. — А Сатья?
— Сатья был с ним с детства. Ему одному он верит.
— Он не убивал его деда или отца, — сказал из темноты Онда.
Вирранд уставился на него.
Госпожа Мирьенде снова рассмеялась — боги, какой же у нее был медовый смех!
— Что, день откровений, юный Тианальт?
В дверь постучали. Вошел сержант городской стражи и, подойдя к Эньяте, что-то прошептал ему. Тот, не веря своим ушам, уставился на него, затем кивнул. Сержант вышел.
— Государь здесь, — сказал он.
Воцарилось молчание. Потом Мирьенде рассмеялась.
— Господин Эньята, вы, кажется, говорили, что к нам пришла удача? Мне кажется, нам следует за это выпить?
— Мне кажется, — сказал Онда, — нам следует уйти, моя госпожа. Король не доверяет бардам.
— Вот и поговорим, — с томным вызовом сказала она. — Милый, — повернулась она к Вирранду, — ты же нас поддержишь?
Блюститель Юга сумел справиться с одуряющей истомой, которая охватывала его каждый раз при медовых словах Мирьенде. Злость на свою слабость помогла устоять, и Мирьенде, ощутив его настроение, тихо рассмеялась и отступилась.
— Прости, господин Тианальт. Ты не юный Айса. Я переборщила.
— Извинения приняты, — буркнул Тианальт. — Не делай так больше, госпожа.
Когда король вошел, на несколько бесконечных секунд воцарилось полное молчание. Затем и Тианальт, и Эньята, и оба барда встали. Госпожа Мирьенде осталась сидеть, внимательно глядя на короля своим неотразимым взглядом.
Он медленно улыбнулся, но глаза его остались спокойны.
«На меня это не действует, прекрасная».
Поклонился.
Мирьенде тоже медленно склонила голову.
— Вижу, — сказал государь, — вы не простая женщина. Вы бард?
— Как вы догадались? — насмешливо вскинула брови Мирьенде. — Ваше величество.
— Иногда на меня так смотрел Сатья, когда хотел заставить меня о чем-то серьезно подумать. — Он снова коротко, нервно улыбнулся. — Я удачлив в последнее время. Возможно, что я все же поступаю правильно, и судьба мне ворожит, раз здесь я встретил всех тех, с кем желал говорить. Представь нас, Эньята. Господин Тианальт, тебя я знаю, и рад, что ты здесь.
— Госпожа Мирьенде…
— Сама глава Дома Бардов. Воистину, моя удача очень велика. Хотя я помню, кто убил моего деда.
— И отца, — с вызовом сказала Мирьенде и присела в коротком поклоне.
Король чуть покачал головой.
— Я этого не знал. Я запомню. Но благодарю за честность.
— Господин Талин, мастер-бард. Господин Онда, бард дома Ньявельтов.
Король кивнул.
— Когда вернетесь домой, господин Онда, передайте от меня поклон моему воспитателю, господину Ньявельту, я чту и уважаю его.
На этом с приветствиями было покончено. В воздухе повис невысказанный вопрос — зачем ты здесь и что ты хочешь сказать?
Государь подошел к столу, сел, кивком велел сесть остальным.
— Я пришел сюда, пришел тайком, поскольку во дворце многовато чужих ушей. Потому я вынужден требовать от вас от всех сохранения в тайне всего, что я здесь скажу, согласитесь ли вы встать на мою сторону или нет.
— Даю слово, — первым высказался Тианальт, за ним Эньята, Онда и Талин, и последней неохотно кивнула Мирьенде.
— Я намерен, — сказал он, чуть помедлив, стать вторым Хонорой, если вы понимаете, о чем я.
Мирьенде насторожилась. Барды тоже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я намерен взять под стражу и казнить Айрима…
— Айрим уже под стражей, — негромко сказал Эньята.
Король встрепенулся.
— Я что-то должен узнать?
— Позвольте мне, — сказал Онда. — Вы не доверяете бардам, я знаю. Но я бард Тиво Ньявельта. Просто словами здесь говорить будет недостаточно. Если вы дозволите, я расскажу, как умеют барды.
