Глава 7
О меренье известными предметами, о немного пространных рассуждениях, о тщательной подготовке, что есть фундамент успеха и о схватке с победным и предсказуемо неожиданным финалом.
Вы же не думали, что все будет легко и просто?
Леонардо со слышимым хрустом и неизъяснимым удовольствием выпрямил спину, повел головой из стороны в сторону разминая шею. Отбросил натерший мозоль на среднем пальце неудобный стилус. Тот прокатился по столешнице, стукнулся об чернильницу и упал за край стола, заскакав тонким белым телом по исцарапанным подковками и шпорами деревянным плахам пола. Таким был каприз одного из предыдущих приоров — поверх холодного камня пола этого зала выложили сосновые плахи. И это когда-то имело смысл, ведь тогда они пахли лесом и смолой, а ныне остался только скрип рассохшегося дерева и еле ощущаемое тепло под ногами. И много, много слоев лака.
Леонардо скомкал испорченный лист бумаги в плотный шар и швырнул его вдогонку за катящейся по плахам писчей принадлежностью. Попал. Бруно не шевельнулся, такое происходило не в первый раз и это был уже пятый брошенный Леонардо стилус и комок бумаги. Еще два и будет сакраментальное число семь, что предвещает успех в задуманном предприятии. А вот посыльные, что сидели рядком на широкой лавке у стены еле заметно дернулись. Особенно сильно дернулся могутный блондин с гвардейскими статями, настоящий богатырь, красивый красотой крупного и сильного зверя. Бывает и такое, слон тоже большой, а мыши боится. Вот их, посыльных или курьеров, и так их называли и этак, Леонардо немного…
Нет, он их не пугал — разве могут смелые воины чего-то бояться? Кто же им столь позорное разрешит? Нет, Леонардо был им просто непонятен. Он не укладывался в их армейские шаблоны, рвал рамки субординации, он вел себя…
Нет, не нагло и по-хамски, как внезапно вознесшийся юнец, вдруг обретший безграничную власть и потерявший чувство реальности, и землю под ногами, а как… Как тот, которому это все привычно, знакомо, много раз повторено и пройдено. Пережевано и выплюнуто, признанно безвкусным и пресным. Министр наказаний святой отец Леонардо, девятнадцати лет отроду, выглядевший не более чем на семнадцать-шестнадцать лет, казался им человеком, которым окончательно утрачена вся острота и новизна ощущений. Нет более удовлетворения и удовольствия от беспрекословного исполнения отдаваемых тобой приказов. Человек, которому от всего этого невыносимо скучно. Скучно, тоскливо и хочется напиться. Вот это-то и напрягало. Не ведут себя так юнцы, не ведут.
Он сухо и без эмоционально отдавал приказы, одним взглядом осаживая пытавшихся ему возразить, оспорить его слова. Любого — капитана стражи приората, прим-майора городской стражи, лейтенанта гвардии Наместника Императора и самого командора Выжигающих Скверну. С командором было эпично — долгое молчаливое противостояние, ломание друг друга взглядами — бесконечно терпеливым, откровенно скучающим и неприкрыто равнодушным со стороны Леонардо и яростным, гневным и возмущенным со стороны командора. А потом одна короткая фраза и битва закончилась. Юный министр наказаний с синей инсигнией на груди тогда обронил всего несколько скупых слов, не понятыми присутствующими при их молчаливой схватке:
— Командор, а вам это надо? — и грозный командир Выжигающих Скверну медленно склонил голову, признавая Право и Власть, что сейчас выглядела как неопытный юнец расслаблено сидящий во главе стола и положивший не познавший еще остроты бритвы подбородок на ладони сложенные локтями в «домик».
И все завертелось, раскрутилось безжалостным маховиком, с хрустом, об колено, ломающим острыми зубьями приказов и распоряжений затянувшуюся дремоту бойцов. Сбивая щедрыми сержантскими и капральскими зуботычинами. Сшибая пинками обер-ефрейторов, разных вице-рядовых и прочих многих с лычками и звездами на груди и плечах. Сметая обжигающе-протяжными ударами лейтенантских стеков цепкую одурманивающею леность. Сама по себе принималась стойка «смирно», правая рука была в напряжении, постоянно готовая бухнуть в грудь в район сердца, отдавая приветствие старшему по званию. Мелодичной и услаждающей музыкой для командирских ушей завизжали точильные камни, застучали молотки ротных faberbri правящих куцые нагрудники и горжеты, с тоской вспоминающих время латных доспехов — вот там была работа, вот там они могли показать свое мастерство! А сейчас… Тьфу на эти винтовали и револьверты, пропасть им в бездне! И этим новеньким, оружейным мастерам — мастера, что ты! — с их стреляющими штуками тоже там пропасть! На плюющихся кузнецов с неодобрением посматривали имагиниферы и с преданностью взирали на лик императора на своем штандарте. Все что-то делали и чем-то занимались.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мчались с распоряжением и приказами в разные места, концы города, дома и представительства гильдий легконогие и сообразительные, ревниво и тщательно отобранные отцами-командирами, посыльные. Гильдейский мастер рыбаков Нуэлла краснел, синел, багровел и ярился возмущением, когда у него изымали прекрасные сети, очень крепкие льежские сети с мелкой ячеей.
«Без всякой оплаты! Ни пфеннига, ни фартинга же не заплатили! Расписку сунули! Вексель! А по нему процент за обналичку знаете какой?! Сущее же разорение, господа, и неимоверные убытки!».
Мастер гильдии каменщиков радостно потирал руки, получив неожиданный и дорогостоящий заказ на отсыпку сразу двух улиц городского квартала и несколько недоуменно и испуганно поглядывал на рядового гвардии Наместника, что следовал за ним везде и всюду. Поторапливал его своим хмурым видом и многозначительным молчанием. Наверное, это будущий мастер-сержант, практикуется и приглядывается перед поступлением на фортификационный курс в столичный университет Магна Милитариум имени его высокопревосходительства лорда-командующего Солар Махария. Если это верно извлеченное из исторических летописей имя. Какие победы одержал и с кем именно сражался этот лорд-командующий никому точно не известно. Но это одна из тайн империи и вам лучше об этом забыть, а если запомните, то молчать до конца дней своих. Тогда вы точно проживете отпущенный Господом вам срок.
На постах у ратуши, приората, городской тюрьмы и дворца Наместника все осталось без изменений — караулы не удвоили, добавочные патрули по улицам не пустили, на разводах сержанты усы не топорщили, а господа офицеры не накачивали подчиненных в духе — всем бдеть, все стеречь, всем глядеть в душу и под землю на три метра вглубь. Только провели странную ротацию — выставили на посты самых ленивых, самых безалаберных и безответственных. Позор части и стыд командиров. И еще — через тайный ход, в малый трапезный зал, что был превращен в убогое подобие штаба операции по захвату Гнезда Совершенных, неприметные личности из Тайной Стражи доставили Старшину Ночной гильдии. С мешком на голове, но не со связанными руками.
После короткого разговора с этим… С этим — ха! — господином министром наказаний… Что за дурацкое звание? Это ранг? Кто святой отец? Он? Синяя инсигния инквизитора у него? У этого безусого юнца?! Агх-кха, гм-м… Это точно? М-да… Неожиданно, да, неожиданно, скажу я вам, господа офицеры! И все равно, это есть дикое и невозможное событие, господа офицеры! Почему мы должны… Как он там выразился? «Плотно работать в связке с криминалитетом города. И получать крайне ценную информацию, ибо источники ее бывают разными»? Что за дурная фраза! Бездушная и выхолощенная! Ну не ужели нам нужна помощь этих отбросов, этих мерзавцев и грабителей, господа? Это урон офицерской чести! Да, я тоже давал подписку о неразглашении. Я кричу? Ну что вы, господин советник Официо Ассасинорум, я вовсе не кричу, я так разговариваю! Шепотом? Хорошо, я попробую. Но не уверен, что у меня получиться! Я, знаете ли, советник, привык отдавать приказы на поле боя, когда грохочут пушки и победные крики… Но позвольте! Да как вы смеете! Немедленно уберите от меня руки! Куда вы меня тащите, мерзавцы!
