Рак приподнимается, опускает лопатки-отростки к песку, упирается и вонзает лопатки, как нож бульдозера, в грунт. Оставляя за собой широкую полосу взрыхленного песка, рак пропахивает дно аквариума. Он упирается ногами, помогает себе хвостом и разрывает песок.
Ну, кажется, все в порядке: лопатки выковыривают из грунта кусочек мяса, выбрасывают его на песок. Рак приподнимает лопатки. Ярко сверкая в свете электрической лампы, песчинки спадают с них. Я прислушиваюсь. Словно кто-то включил стрекочущую машинку — это рак пережевывает пищу. Вот и еще с одной тайной океана я познакомился — с маленьким трудолюбивым подводным землекопом. Днем он спит, а ночью выползает откуда-нибудь из обломков рифов и до самого утра трудится, пропахивает океанское дно своими лопатками.
Оставляю этого рака в покое — пожалуй, больше ничего нового о своей жизни он мне не расскажет — и пододвигаю банку с отшельником, с «мошенником», как обычно называют таких раков матросы. Они часто попадаются в тралы. Что ни раковина от брюхоногого моллюска, то сидит в ней, шевелит длиннющими усами красный, весь в жестких волосиках, рак. Видно, на дне океана жилищная проблема так же сложна, как и на земле. Поэтому нам не попадалось еще ни одной пустой раковинки. Либо в ней жил моллюск, настоящий хозяин известковой квартиры, либо обитал «мошенник».
Высоко приподнявшись на тонких лапках, рак отбегает в угол аквариума и шмыгает внутрь своей квартиры. Он то выскакивает из нее, то так же стремительно прячется.
На раковине растет чудесный морской анемон, цветок с нежнейшими голубоватыми лепестками. Это актиния, кишечнополостное животное. Тысячи актиний населяют океанское дно, обычно на мелководьях. Тонкие и изящные, они раскачиваются под едва заметным движением воды, а их «лепестки» — щупальца — извиваются и трепещут.
Но цветы эти очень коварные: нежнейшие на вид щупальца вооружены мощными батареями особых стрекательных клеток. Стоит какой-нибудь неосторожной рыбешке прикоснуться к ним, и тысячи невидимых отравленных стрелок вонзаются в ее тело, парализуют и умертвляют.
Не так-то легко сковырнуть актинию с камня или рифа, по раки-отшельники очень легко снимают их — берут клешней за основание и пересаживают на свою раковину. Не для того, чтобы раковина-дом стала более нарядной. Просто это удобно и раку, и актинии. Актиния подбирает остатки со стола рака — крошки разодранных его мощными клешнями рыбок, а рак чувствует себя более спокойно, находясь под защитой стрекательных батарей актинии.
Интересно наблюдать за «мошенником». Я кормлю его в определенное время. Прежде чем дать рыбку, стучу ногтями по стеклу: «Обед!» «Мошенник» знает этот стук, выскакивает из своего угла и поднимает вверх клешни — «А ну, давай! Что ты там сегодня принес?»
Наевшись, он рвет рыбку на клочки и подает клешней наверх. Нежные щупальца живого цветка обхватывают кусочки, волнообразными движениями перекатывают в центр, там открывается темное отверстие — рот животного, — и пища исчезает. Постепенно тонкий стволик актинии распухает. Она оседает, раздувается и уже напоминает не цветок, а бочонок. Щупальца сокращаются, и актиния торчит на раковине безобразной рыжей бородавкой.
Стучу ногтями по стеклу. Рак подбегает к самому стеклу и задирает вверх клешни: давай! Я перестаю стучать и ничего не даю. Ишь ты лоботряс! А вот возьму и не дам больше ничего.
Рак убегает в угол. Он нервничает. То выскакивает вместе с домиком из угла, то мчится обратно. Представляю, как это неприятно и неожиданно: ждал, ждал сигнала, наконец дождался — и ничего не получил!
Прошло минут десять. Будто поняв, что от меня ничего не дождется, рак вдруг поднял одну из клешней вверх, обхватил толстую актинию за «талию» и… со всех сил сдавил ее. Актиния вздрогнула, вдруг выросшие щупальца-лепестки возмущенно затрепетали, в центре их открылось отверстие, и… оттуда выскочил кусочек рыбки! Он был совершенно свеж. Словно лежал в холодильнике. Рак с жадностью схватил его и, разорвав на клочки, съел. Потом клещами сжал актинию еще раз и еще. Актиния отдала несколько кусочков рыбы и вновь стала стройной. А рак, почистившись и погуляв но аквариуму, уволок свой домик в угол аквариума и спрятался в него.
Я выключил свет и пошел спать. Ночь была лунной, и я еще долго стоял, облокотившись на фальшборт, глядя в черную воду, в которой колебались звезды, и размышлял о только что увиденном.
…Рыбку и рака-медведя я выпустил: они достаточно послужили мне. Свобода была им наградой. А рак-отшельник долго жил в аквариуме. Мы привыкли друг к другу. Я точно в определенный срок кормил отшельника, и рак стал неторопливым и даже степенным. Но однажды что-то случилось. Рак затаился в своем домике и не вылезал из него неделю. Может, он заболел, а может, просто грустил по свободе. Так он и погиб, маленький забавный рак, обитатель огромного и удивительного чуда природы — океана.
БУТЫЛКА С ЗАПИСКОЙ
«…Я полагаю, что это большая акула, сэр». — «Акула в этих водах?» — недоверчиво воскликнул Гленарван».
Прочитав эти строчки, я представил себе великолепную яхту «Дункан», несущуюся по Северному каналу, яркую зелень вспененной воды и чаек, с криками летящих следом. И черный острый плавник чудовищной рыбины, вспарывающей поверхность воды. Акула! Согнувшись пополам, устроив книгу на коленях, я с жадностью принялся читать дальше. И все отодвинулось, исчезло. И класс, в котором я сейчас находился, пятый «Б», и самая последняя в ряду, на «Камчатке», парта, и урок арифметики, которую я не понимал и не любил.
Парусный корабль! Акула! Я слышал об этой книге. И вот Женька Егоров принес мне ее почитать всего на два дня. За это я отдал ему десять лучших своих марок. В том числе и три марки далекой страны Мозамбик с изображением льва, слона и крокодила…
Продолжаю читать. «Акула судорожно забилась, почувствовав, что ее вытаскивают из родной стихии. Но это не испугало матросов: они живо справились с ее яростью, накинув акуле на хвост мертвую петлю…»
Дальние плавания… Акулы… Как мне захотелось оказаться там, на палубе яхты «Дункан», среди веселых бородатых сильных матросов, выволакивающих хищницу из зеленых волн Северного канала! Да-да, я хочу туда, я хочу карабкаться по вантам и чувствовать ладонями жесткость тросов; ощущать, как корабль кренится то в одну сторону, и под тобой кипит вода, то в другую, и теперь уже видна палуба и люди на ней. Люди отважные, необыкновенные, пропахшие морем и трубочным дымом!
Что-то говорил учитель. Шуршали листки бумаги: контрольная. Я тяжело вздохнул: не решить мне этих задачек. И снова уткнулся в книгу.
