Лаврентий стоял потрясенный, не находя слов. И хотя ему было что сказать: и о том, что война не убивает человеческую душу, что чувства, может быть, еще сильнее проявляются в испытаниях, — ничего этого сказать он не мог. Молча повернулся и тихо пошел к двери.
Он услышал ее быстрые шаги, она догнала его и опустила на плечо свою тонкую руку, но он не обернулся. Тогда Оксана тихо сказала:
— Простите, Лаврентий Алексеевич, может, мне не надо было говорить вам об этом, может, это только я одна так чувствую, но ничего я не могу с собой поделать… И еще умерли эти трое, такие молодые, им бы жить да жить…
Рука ее соскользнула с его плеча. Закрывая дверь, он увидел — Оксана стояла, подняв лицо, и кусала губу, словно пыталась смирить этой болью иную, более нестерпимую боль.
Глава шестнадцатая
Самолет ему отремонтировали только к утру.
И вот он ехал за ним, и все его мысли были о самолете, на котором он снова вылетит в бой. А где-то в тайнике теплилась странная надежда: Оксана сказала — после войны… Значит, надо приближать этот конец войны всеми силами и умением, значит, надо воевать еще храбрее, умелее, убивать врагов, но не дать им убить себя.
Он ехал по Москве, не в силах привыкнуть к опустевшим улицам, к домам с занавешанными окнами, с молчаливыми дворами, с безмолвными, нехлопающими дверями. Город молчал, будто какая-то тяжелая болезнь поразила людей, и они стали затворниками. Лаврентий с трудом представлял себе, что люди просто уехали из родного города. Он видел заводы, ворота которых были закрыты, сквозь разбитые окна свистел ветер, трубы не дымились. И чем дальше выезжал он на окраину, тем большее недоумение охватывало его. Ему казалось странным, что все движение сосредоточено около маленьких кустарных мастерских — к ним то и дело подходили грузовики, там продолжалась какая-то работа, вот даже заводик минеральных и фруктовых вод продолжал работать. Лаврентий изумился: кому теперь нужны воды? Но вдруг он увидел возле машины человека с винтовкой, увидел, как осторожно рабочие укладывают в кузов ящики с бутылками, и понял — это бутылки с горючей жидкостью. И те заводы, которые казались ему опустевшими, тоже работали, только там работа сосредоточивалась в отдельных цехах, и входили и выходили люди не через главные ворота, а где-то в стороне, в переулке, а оттуда выходили танки и выкатывали пушки.
Теперь Лаврентий еще внимательней приглядывался к домам, к вывескам, к улицам, и они перестали казаться пустынными, наоборот, все вокруг полно движения и исполнено особого значения, которого раньше он не понимал. Он увидел, что во многих домах открыты кустарные мастерские, и от этих домов то и дело отъезжают машины, а в машинах стоят ящики с гранатами; в окнах одного дома он увидел людей, склонившихся над минометами; еще в доме — во дворе — тела авиационных бомб. Из мастерской бытового обслуживания выносили и ставили прямо на тротуар ящики с автоматами, с заднего двора какой-то фабрики выехали ломовики, и на грохочущих телегах грудой навалены асбестовые костюмы для бойцов противовоздушной обороны… И Лаврентий с изумлением наблюдал за этой напряженной жизнью и дивился на себя: как он мог подумать, будто этот город мог опустеть и стать безмолвным? Нет, он жил, жил для борьбы и для победы! Но и завода, на котором он бывал столько раз до войны, с которого получил в свое время немало машин для своего полка, он тоже не узнал. Там, где все раньше сияло чистотой и движением, теперь была тишина, запустение, беспорядок, будто сюда только что спикировал вражеский бомбардировщик. Что случилось с заводом?
Он медленно вошел в цех и остановился в дверях. Его оглушили шум и скрежет, каких он никогда не слышал здесь. А станки! А самолеты! Облупленные, залатанные, побывавшие в крупных переделках или поднятые прямо с кладбища!
По цеху озабоченно бегали подростки, женщины в штанах ползали по плоскостям, неумело шпаклевали и закрашивали заплаты. Никто не обращал внимания на Лаврентия, у всех хмурые, сосредоточенные лица, движения какие-то связанные, неловкие, но торопливые, будто от этой торопливости зависело что-то очень важное для этих людей.
Лаврентий направился в контору главного инженера, но сейчас же увидел, как из знакомого кабинета вышел молодой человек, захлопнул дверь, положил ключ в карман и бегом побежал в конец цеха.
Остановившись у запертой двери, Лаврентий рассматривал проходивших мимо, надеясь встретить хоть одного знакомого. Из кабины ближайшего самолета высунул голову старик и кивнул ему как знакомому, потом помахал рукой.
Лаврентий подошел, но перед ним был незнакомый старик.
— Вы опять за новой машиной? — спросил старик, вылезая из кабины. Приподняв очки на лоб, он взглянул на Лаврентия и увидел, что обознался. — А я думал, что это Ласточкин, а это не Ласточкин, — разочарованно произнес он и хотел отойти, но Лаврентий остановил его:
— Где я могу увидеть главного инженера?
— Главный на оперативке у директора, а помощник его во-он туда побежал… — Потом, внимательно оглядев летчика, старик спросил: — Вы только что оттуда?
Лаврентий утвердительно кивнул.
— Ну как там сейчас? — тихо спросил старик, наклоняясь к летчику, будто надеясь услышать от него то, что не подлежит широкому оглашению.
Лаврентий шевельнул бровями, без слов отвечая: лучше не спрашивай. Старик закивал.
— Понимаю, тяжело, — вздохнул он. Хотел было отойти от неразговорчивого летчика, но вдруг, что-то вспомнив, спросил: — А вы Ласточкина там не встречали?
— Ласточкина? Нет, не встречал.
— Куда же он делся? — изумился старик. — Понимаете, с начала войны каждый месяц являлся за новым самолетом, мы даже не вытерпели и отчитали его как следует. Сказали напрямик — что ты, такой-сякой, машину не бережешь, воевать еще не научился. Ты немцев калечь, а сам не поддавайся, как простофиля. Отчитали, и гляди, второй месяц не является. То ли в самом деле воевать научился, то ли сломался…
— Научился, научился, — рассмеялся Лаврентий. — Он теперь дерется как черт.
Старик просиял, сразу оценил ответ летчика и с удовольствием добавил:
— Вот гляди, как полезно иногда молодежи вправлять мозги. Конечно, не все такие петушки, как, скажем, Ласточкин. Другие двух мусоршмитов собьют, а сами без царапинки вернутся. Тут, конечно, опыт нужен, нужна сноровка.
Лаврентий утвердительно кивал, соглашаясь со стариком. Конечно, нужно большое умение, чтобы возвращаться из боя без царапинки. Все об этом мечтают, да не у каждого выходит.
Старик словно проникся доверием к летчику и, наклонившись, опять шепотом спросил:
— А что, у нас есть еще старые орлы, вроде, скажем, Нестерова или Бабушкина? Или все перевелись, остались только птенчики вроде этого Ласточкина?
Лаврентий не знал, что ответить. Ему хотелось сказать: ты и меня за птенчика принимаешь? Хотел даже поворчать на старика, но тот, видя это длительное молчание, огорченно вздохнул:
— То-то же. И я понял — без нас, без стариков, вам туго придется. Я-то, сынок мой, еще «Илью Муромца» для Нестерова запускал. Сорок лет при самолетах был, только пошел было на отдых, клубнику, значит, на своей дачке разводить, а тут война. «юнкерс» и до меня добрался. На соседнюю дачу бомбу сбросил. Враг к самому дому подошел. Как тут не разозлиться? Вот и пришлось снова рукава засучить да за работу. Постойте, — вдруг перебил он себя, — вы, кажется, спрашивали помощника главного инженера? Вот он!
Лаврентий увидел совсем молодого человека, похожего на студента-практиканта, его лицо было очень знакомое, и он начал припоминать, где встречал его.
— Капитан Миронов! Вы не узнаете меня? Я — Дмитрий Строгов. — И добавил: — Я брат Оксаны. Мы с вами только вчера познакомились.
— Простите, — смущенно сказал Лаврентий, — я не ожидал вас здесь встретить. Ну, как поживает Оксана Сергеевна? — быстро спросил он, будто приехал специально за этим. Но сейчас же спохватился и перебил свой вопрос: — Вы давно здесь работаете? Я не встречал вас прежде. — Он говорил быстро, стараясь побороть волнение, заслонить незначительными словами то главное, что против воли вырвалось у него.
Митя сделал вид, что не заметил, как бедный летчик наскочил на подводный камень, и поторопился на помощь:
— Я здесь совсем недавно, с августа, вот вы и не встречали меня.
Лаврентий отвернулся от его улыбчивого взгляда, оглядел цех.
— Что здесь у вас произошло? Ведь тут был огромный завод?
— А это что?
— Это? Это, по-моему, слесарная мастерская.
— Ого, — обиделся Митя, — да знаете ли вы, что раньше видели здесь один завод, а теперь их два. Один здесь, а другой, на всякий случай, там. Или, если хотите, один эвакуирован на Урал, а другой собран из старья и организован здесь. Видите, работаем, план выполняем на полтораста процентов. Да тот, что эвакуирован, выполняет на полтораста. Так что, выходит, вместо одного завода работают три. Вы не смотрите на эти облупленные машины, — решительно сказал Митя, заметив, что Лаврентий скептически разглядывает старье, ремонтируемое в цехе. — Это не для вас, хотя и они служат верную службу. Вся транспортировка ценных грузов производится на них. Это заслуженные старички, а некоторые участвовали в таких боях, что немцам не поздоровилось. — Он шагнул вперед и указал на остов истребителя, с которого три девушки снимали последние металлические детали. — Вот эта машина нанесла первый таранный удар над Москвой. Летчик спасся, детали с машины пошли на другие, а немцы недосчитались тяжелого бомбардировщика и всей команды…
