Внутри стало тепло.
И спокойно.
А потом был подвал. И… и тот человек, что в прошлый раз тоже приходил.
Он поклонился Эве, низко и с уважением. И это тоже было странно. Но Эва ответила на поклон, потому что так было правильно.
- Леди, благодарю вас, - сказал Эдвин. – И… видит Бог, я не забуду этого.
- Я еще ничего не сделала.
- Вы с вашей сестрой сделали больше, чем все императорские целители вместе взятые, - он поцеловал руку Эве, отчего вдруг стало до боли неловко.
Тем паче, что Эдди видел.
Стоял, возвышался над этим вот, глядел сверху вниз и недобро так, будто прикидывая, как половчее шею свернуть. Но потом перевел взгляд на Эву и тихо вздохнул.
Что за жизни такая, все только вздыхают и никто ничего не делает.
- Круг, - голос Эдди был сух. – Как в прошлый раз. Становитесь в круг и не вмешиваетесь. Получится, так получится. А нет… я ведь не шаман. Я только учусь.
Его принесли сюда, того человека, которого Эва… трогала. Как она ни старалась, забыть не выходило. А потому она поспешно отвернулась, хотя тело и укрыли простыней.
Два круга.
Соль.
Мел.
Свечи, которые Эдди расставлял сам, хотя она бы и помогла, если бы знала, что делать. Но делать было нечего.
Берт принес табуреточку, на которую Эва и присела.
Снова захотелось спать, но она мужественно давила зевки, потому что как бы и момент вроде бы ответственный, и леди не зевают прилюдно. Только в конце концов не получилось. И Эва поспешно отвернулась, прикрыв рот ладонью.
- Ты как? – Эдди смотрел хмуро. – Выглядишь бледно.
- А ты серым.
- Я всегда серый, - хмыкнул он.
- Сегодня особенно. Извини, это… из-за нас с Тори.
И почему выходит так, что Эва, если подумать, не виновата, а виноватой себя ощущает. Очень и очень виноватой.
- Все получится, - Эдди встает так, что за ним не видно ничего. Ни отца, ни Берта, ни того, третьего, которому ну вот совершенно не нужно тут быть. И тела на полу тоже почти не видно. – Надеюсь.
- Не уверен?
- Я слишком давно живу, чтобы в чем-то быть уверенным, - сказал Эдди и вытащил дудочку. – Начнем? Я играю, а ты его ищешь.
Эва кивнула и закусила губу.
А потом закрыла глаза.
На сей раз музыка была резкой, будто не дудочка, но военный горн поет. Она как-то слышала. И еще удивилась тому, до чего злой у него голос.
Сейчас такой же.
Трубил.
И туман, который на него отозвался, поднялся стеной, окончательно отделяя их от прочего мира. Эва закрыла глаза. Искать… как искать кого-то, если ты стоишь на месте?
Хотя…
Она сделала шаг.
И осталась внутри круга, та она, которая тело. А вот если… туман растекается, и выходит, что у них в подвале город.
Конечно!
Надо было имя спросить и… и не важно, она точно знает, где та, потерявшаяся душа. Только успеть бы, добраться бы. В прошлый раз им с Тори хватило сделать шаг, но в этот все иначе.
И она запутается в городских улицах.
Нет, надо… надо придумать что-то.
Что?
Рука нащупала в волосах перо. Надо же, а оно не потерялось там в прошлый раз. И… и почему нет? Если Эдди может обернуться вороном, то и у Эвы получится.
Надо просто поверить.
Кто бы знал, до чего это сложно – взять и поверить. В себя. И себе. Эва подпрыгнула и хлопнули крылья, правда, не черные. И… и из нее даже ворона не получилось.
А что вышло?
Что-то мелкое и суетливое. Но с крыльями. Если взлететь повыше, то город становится маленьким, а дом, он впереди. Эва чувствует его.
- Там, - она говорит это, когда огромная тень накрывает её. И надо бы испугаться, вороны опасны для мелких птах, но Эва не боится, только быстрее и быстрее бьет крылышками, пытаясь успеть.
Ворон держится над нею, и когда появляются тени, распугивает их хриплым карканьем.
Они вместе падают в дом.
Сквозь крышу, на которой вспыхивает пламя. Сквозь объятые им, призрачным, но таким горячим, стены. В подвал. Туда, где камень.
И тело.
И человек, над ним согнувшийся. Он что-то говорит, вычерчивая кровью знаки на лице того, почти убитого. Но дом скрипит, трясется, и человек, чертыхнувшись, отступает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Унеси его обратно, - приказывает он кому-то.
А сам…
- Не отвлекайся, - голос ворона звучит мягко. – Этим путем не пройти. Там тьма. Душу ищи.
Искать не приходится. Она там. Над телом. Стоит, озираясь растерянно, и вовсе он не усатый, а совсем молодой, немногим старше Берта. И такой вот… что жаль даже.
- Держись, - Эдди падает на душу сверху.
Разве у воронов бывают когти?
У этого были. Они подхватили душу и потянули вверх. Эве осталось лишь подняться за ними.
- Дорога… покажи дорогу!
Над домом клубиться туман. И сам он пылает, но снизу, там, под ним, расползается тьма. И она течет рекой, подземною, под другими домами, под улицами, куда-то на восток. Эва бы посмотрела, но окрик Эдди заставляет отвлечься.
- Дорогу! И поскорее.
- Я… я не знаю!
Кругом белым-бело.
Как вьюга.
Точно… зимой как-то приключилась. Снег шел. Все засыпало вокруг. И потом поднялся ветер. Нянюшка тогда еще говорила, что это нелюди ворожат, что хотят извести весь род людской. Эва спряталась сперва под одеялом, а потом прятаться надоело, да и душно там было.
Тори еще.
Она сказала:
- Давай на бурю смотреть.
И они вдвоем забрались на подоконник. Оттуда тянуло холодом, и потому они одеяло взяли. И сидели. Смотрели. Ветер выл. Швырял в окно снег. Белый-белый. И эта белизна была такою жуткой, что сердце замирало.
- Эва… Эва…
Тогда казалось, что ветер тоже её зовет. Наверное, одна Эва и ушла бы, но её держали за руку.
Тори.
Тори… она найдет её. Она должна была найти давно, еще тогда, когда Тори потерялась. А она струсила. Но если струсит сейчас, тогда потеряется уже Эва.
Надо выше.
Крылышки у пташки махонькие. И воздух их не держит. Приходится махать часто-часто, но Эва все равно проваливается.
Выше.
Еще выше. Она сумеет. Она вовсе не слабая и не никчемная. Она… она видит дом. И Тори тоже, которая как звезда, только черная.
Они ведь близнецы, а значит, связаны. Задолго до рождения. И Тори забрала себе ведьмин дар? Пускай! Это даже хорошо. Зато теперь она знает, где искать свою звезду.
Черную.
Тьма тоже испускает свет, пусть даже и звучит это очень и очень странно.
От радости Эва забывает, что нужно работать крыльями, и начинает падать. Она пытается выправиться, но… крылья маленькие.
Воздух такой, что не зацепиться. И Эва, кувыркаясь, падает, падает… в снежную круговерть, в которой где-то там, впереди, горит черная звезда чужой силы.
А когти у воронов все-таки есть… но это не больно.
Почти.
Эдди успел подхватить зимородка до того, как пташка ударилась о кривые крыши. Сердце только ёкнуло. И выматерился он от души. Хотя ругаться, когда у тебя клюв, неудобно.
Голос каркающий.
Хриплый.
Но поймал.
Удержал. И поднял. Благо сейчас он и сам видел, куда лететь. Странно это, быть птицей. И из нее получилась. Зимородок. Яркий такой. Переливается всеми оттенками лазури. Эдди такого только раз и видывал, тогда еще залюбовался.
Сердечко птичье колотится, что сумасшедшее. И не раздавить бы, не поранить… добраться. Что бы ни было, оно чует Эдди.
Теперь.
Оно там, под городом. И недоброе. Не злое, впрочем, тоже. Оно дремлет? Или скорее существует само по себе, вне людей с их вечными неурядицами. И ему, чем бы они ни было, принадлежит эта часть мира. А теперь Эдди вот потревожил.
Зря это он.
Туман становится гуще, а фигур в нем – больше. Они игрушки того существа, и как любой ребенок, расстается оно с игрушками неохотно. А потому туман тянется, тянется к Эдди.
Крылья поднимают выше.
И выше.
И туман выпускает свою стаю. Вороны тоже бывают белыми. За гранью мира. Они спешат. Они быстрее. И голоса их оглушают.
