легких. Я с шумом втянула так нужный мне кислород, без примеси соли и песка, без жжения и горячего пара, без кома в горле.
— Вэйлантина? Держись за мою руку…
На пальцах кровь. На полу мои следы.
Зато вода осталась. Она была везде. С кончиков растрепанных волос свисали капли, мокрая одежда облепила все тело.
Удивительно, что слабость так же быстро уходила, как накатила. Присев за стол, я уже сомневалась. А был ли тот огонь в груди, который заставлял кричать, тянул из горла болезненные стоны? Молила ли я о пощаде, чтобы тьма меня забрала?
И только кровавые следы на полу и притихшие родные вокруг не давали усомниться.
Со мной творилось черте что.
— В меня будто дьявол вселился, — усмехнулась я, рассматривая сломанные ногти.
На что мои девочки лишь сильнее вздрогнули.
Я не смотрела на них. Я лишь чувствовала их страх. То, как они молчали и где держались уже о многом говорили.
Нет, я рассматривала свои руки, а именно горячие ладони. Я как будто ладошкой зачерпнула горсть костра и теперь смотрю, как угольки переливаются в лучах солнца, которое уже пробивалось сквозь отсутствующие стекла.
Я вскинула взгляд. На улице на самом деле все утихомирилось. Голубой горизонт, небо почти синее. Вопрос даже не просился. Кто победил? Не обязательно было заглядывать наружу, чтобы понять. Победа у таносов. С чем не была согласна вода. Я до сих пор чувствовала отголоски ее ярости. Почему-то ее эмоции так ярко впечатались в сознание, будто они принадлежали живому человеку.
Я не смотрела на девочек. Возможно, для начала стоило переварить. Что со мной творилось вообще?
Но Девочки ждали… Я знала, что они ждали.
А у меня какая-то апатия…
— Вэй? — позвала меня маленькая.
— Да?
Я наконец повернула голову в другую от окна сторону. Ясмина зажала рот рукой и убежала…
У меня что, до сих пор глаза светятся?
— Нет, — закричала я. Апатия тут же сменилась страхом. Животное, самое настоящее чувство стрельнуло вверх по позвоночнику.
— Как она так быстро дверь открыла? — залепетала Мария, заикаясь.
— Быстро ловить ее, — рыкнула я на сестру и первая побежала вслед за глупой, маленькой, бестолковой и ничего еще не понимающей.
— Это ты виновата, — всхлипнула Мария. Она заметно дернулась, руками прикрыла лицо и трусливо спряталась за накатившей паникой. У нее началась настоящая паника. И вместо того, чтобы успокаивать ее, я лишь окинула ее взглядом и выбежала на улицу.
Чтобы тут же остолбенеть. Я внутренне похолодела. Я будто ударилась о несуществующую стену, так резко остановилась.
На улице до сих пор были таносы. И этот факт меня резал тупым ножом по живому. Их фары освещали группу людей, скрывая лица. Но мне было достаточно и этого, чтобы начать трястись как осиновый лист. От страха за будущее сестры, от злости к таносам, будущей ненависти к ним.
Боже! Если ты существуешь, если ты до сих пор за нами приглядываешь, помоги, умоляю, помоги нам.
Но все тщетно… Маленькая девочка в абсолютно пустом поле выглядела точно красный флаг на белой арене. Флаг для быков. Потому что, ее тут же заметили. Первым поймал ее статный тан, который только прибыл сюда. Потому что он был в костюме и лаковых туфлям. Лицо его не выражало абсолютно ничего, но приподнятый край рта о многом говорил.
Что моя девочка попала в беду из-за меня. Я не успела прикрыть ее лицо, не успела отвернуться вместе с маленьким ребенком, не успела спрятать сестру. Моя маленькая Ясмина попала под зоркое и безжалостное внимание таносов.
В груди еще только недавно улегшийся клубок бешено стучался о сердце, рвал изнутри меня на мелкие кусочки, а после зашелся в таком темпе, что мне стало все равно абсолютно на все.
Пусть только попробуют отнять у меня мою Ясмину! Пусть только припрутся эти члены комитета по защите и помощи детям.
А уже внутри дома я не сдержалась.
— Ты куда убежала? Что ты наделала? Ясмина? Боже! Почему ты выбежала? Ты забыла, что нельзя? Забыла? Тебе нельзя выходить из дома…
Маленькая начала трястись с новой силой. Смотрела под ноги и тихо плакала. Она конечно же знала, что ей нельзя выходить, нельзя показываться соседям. Любой может настучать. Любой может указать пальцем и обменять информацию о маленькой девочке на что-то другое.
Я тоже прекрасно знала, что не должна кричать, но ничего с собой поделать не могла. Она сильно, очень сильно подвела.
Стук в дверь показался той самой бомбой в четыре утра. Разрыв сердца и ничего больше не надо.
Какие мы церемонные, скривилась я внутренне и тут же собралась. Глубоко вздохнула, вытерла слезы тыльной стороной ладони. Мне надо было превратиться в суку, в самую настоящую стерву, потому что к нам пришли.
Они пришли!
Я точно знала почему и за кем, поэтому тихо рыкнула, так, чтобы девочки даже посметь не могли ослушаться.
— Мария, бери Ясмину, иди к выходу с балкона. Тропинку на пляж ты знаешь. Спрячьтесь и ждите меня. Ясмина бери веник и помогай. Если увижу хоть один след на песке…
Глаза обеих загорелись не хуже моих недавно.
Молодцы! Умеют же слаженно работать…
То в истерику, то в бег.
После второго удара в дверь в комнате оказались трое. Илан, около стола, я в центре точно пойманная за чем-то плохим и танос. Знакомый танос, подправил внутренний голос, называемый ехидством.
— Где? — спросил он не церемонясь. Он, наверное, подумал, что постучаться достаточно. И не важно, что в итоге он сам вошёл, когда вовсе не приглашали.
— Кто? — натурально непонимающе спросила я.
— Девочка. Десять лет. На учет не поставленная, законом не прослеживаемая.
— А вот скажи мне, Родди. Тебя ведь так зовут? Скажи, вы только детей отслеживаете или стариков тоже?
— Ты меня знаешь? — его бровь поднялась на уровень роста волос. — Ты со мной на “ты”?
Казалось, что бровь дальше подняться не мог. П
Казалось, его второй вопрос интересовал намного больше первого.
— Я у себя дома, — пожала я плечами. — И никого не звала, поэтому да, на ты, одногрупничек мой.
На что ему ответить было нечего. Это моя территория!
За дверью показалась еще одна голова в броне, которая дала знак Родди. И похоже он был на “нет”.
Кажется, он проверил периметр дома и ничего не нашел.
У меня аж от сердца отлегло. Дорожка ведет сильно вниз на пляж, а после по камням к узкой пещере. Туда, где бьется о берег вода, где ноги омывает соленая пена. Туда нет дороги
