жарко, в нагретом множеством человеческих тел воздухе висели клубы густого сигаретного дыма. Хульда отошла в сторону и прислонилась к стене.
Неторопливо потягивая пиво, она смотрела, как Харди и его джазовый ансамбль играют на импровизированной деревянной сцене. У Харди была смуглая кожа и курчавые черные волосы, а труба как будто слилась с его губами. Кроме него в ансамбле были всего двое участников: один что есть мочи барабанил по разным тарелкам, жестяным корытам и железным лейкам, а другой с бешеной скоростью тер наждачкой по куску железяки, которая трещала, свистела и гремела. За этим шумом можно было расслышать жалобный вой трубы.
Хульда подумала, что этот ансамбль играет хуже, чем музыканты из больших варьете, и что эта троица наверняка никогда не была на подмостках Нью-Йорка, но маленький привратник у входа не обещал чего-то волшебного. Музыка захватила слушателей – те топали ногами, улюлюкали и хлопали. У края маленькой сцены скапливалось все больше людей, они размахивали руками, прижимались друг к другу потными телами. Время от времени толпа расступилась, давая место какому-нибудь рьяному танцору, который пускался в импровизированный пляс, перекатываясь на спине и вскакивая на ноги. Публика подбадривала его криками, пока он не исчезал в толпе, которая смыкалась, как волны, чтобы через некоторое время освободить место для нового танцора.
Хульде захотелось потанцевать вместе со всеми. Она допила оставшееся пиво и присоединилась к остальным, двигаясь под музыку, впитывая ее ритм. Она танцевала, закрыв глаза, и только через некоторое время, когда ансамбль заиграл более спокойную мелодию и танцующие вокруг стихли, снова открыла глаза. Потом заметила, что на нее смотрит какой-то юноша. У него были светлые, почти белесые волосы и забавный нос. В синей кепке и с веснушками он походил на моряка. Хульда с удивлением поняла, что улыбается ему, как если бы ее тело знало что-то такое, что разум еще не осознал. Юноша улыбнулся в ответ и медленным шагом направился к ней. Он не торопился, словно зная, что она не уйдет.
– Выпьешь со мной, крошка?
«Мы явно не созданы друг для друга», – подумала Хульда, на мгновение замялась, но потом кивнула. У юноши были веселые зеленые глаза оттенка бутылочного стекла, а Хульда с недавних пор чувствовала странное влечение к этому цвету.
– Пойдем, – сказал юноша, взял ее за руку и повел к барной стойке. Ладони его были мозолистыми от тяжелой работы, но Хульда наслаждалась каждым прикосновением. Он щелчком пальцев заказал выпить. Никакого пива, только чистый шнапс в рюмках-стаканчиках. Переглянувшись, юноша с Хульдой опрокинули в себя содержимое, и вскоре их рюмки снова оказались полными.
– Я Отто, – представился он.
– Хульда. – Она наслаждалась ощущением легкости, которое распространялось по ее рукам и ногам.
– Очень рад, – отозвался он и рассмеялся.
Хульда не знала, то ли его рассмешило ее имя, то ли он просто был в хорошем настроении. Ей было все равно.
После третьей рюмки она поняла, что пора остановиться, чтобы не перейти тонкую грань между легким хмельком и опьянением. Но в то же время ей хотелось чего-то большего.
– Я могу предложить тебе кое-что еще, – заговорщически прошептал Отто, глядя ей в глаза.
Хульда хихикнула, потому что теперь он выглядел как напортачивший школьник. Она спрашивала себя: «Чего я хочу от этого юноши? Разве он не слишком молод для меня?» Отто тем временем непринужденно приобнял ее за плечи и повел по длинному коридору в уединенный уголок, куда не проникал свет тусклых газовых фонарей. Люди, попадавшиеся им по пути, не могли стоять и полулежали на полу. Какая-то женщина сидела верхом на мужчине, широко расставив ноги, и визжала от смеха.
Хульда подумала, что недостаточно пьяна для этой части представления, но Отто уверенно потянул ее дальше. Здесь оказалось потише, стоял видавший виды диван, цвет которого было не разглядеть в полумраке. Отто быстро достал из кармана белый порошок, высыпал немного на столик и ободряюще посмотрел на нее.
Хульда на мгновение заколебалась. Ни одна из ее подопечных не должна была в ближайшее время родить, поэтому вероятность того, что сегодня ночью придется бежать на вызов, была невелика. Она свободна. И вдруг Хульде расхотелось быть степенной, рассудительной акушеркой, которая беззаветно заботится о других. Кто позаботится о ней? Этой ночью она хотела жить! Поэтому она решительно кивнула, нагнулась над столом и вдохнула белую дорожку.
Сначала был взрыв. У Хульды в голове взорвались звезды, и кровь разнесла их обломки по всему телу. В следующее мгновение ее накрыло мягкостью, словно и она, и весь мир превратились в бархатистые волны, перетекающие одна в другую.
Отто посмотрел Хульде в лицо и довольно улыбнулся. Потом сделал себе новую дорожку, вдохнул, запрокинул голову и рассмеялся. Они взялись за руки и, хихикая, опустились на диван.
«Никто меня не увидит», – думала Хульда. Она была совсем одна со своим белобрысым кавалером. Его руки требовательно блуждали по ее платью, губы вдруг прижались к ее шее. Ладонь скользнула под черную бахрому, и Хульда позволила себя поцеловать. Она закрыла глаза, наслаждаясь ощущением того, что плывет по течению, как деревянная щепка в открытом море.
Когда Хульда проснулась, во рту у нее стоял неприятный привкус, а кожа была холодной и липкой. Освещение стало скуднее, а музыка стихала, словно умирающее пламя. Хульда хотела было взглянуть на наручные часы, чтобы узнать, который сейчас час, но их на месте не оказалось. Быть этого не может! По крайней мере, тонкий шнурок с ключом от дома, которую Хульда всегда носила на шее, остался при ней. Она со стоном встала и ощупала голову, которая болела так, словно ее ударили. Что за зелье подсунул ей белобрысый молодчик? Подделку, это точно, с примесью извести и прочей гадости. А потом он еще и ограбил ее?!
Кожа покрылось мурашками, и Хульда погладила голые плечи, пытаясь согреться. Потом скользнула рукой под платье и с облегчением вздохнула, обнаружив, что белье на месте. Видимо, дальше поцелуев они не зашли, а потом Хульда потеряла сознание. Она на ощупь направилась обратно в зал, перешагивая через храпящие в коридоре тела, как через коряги. Белобрысого юноши давно и след простыл, Харди тоже нигде не было видно, и только исполнитель, игравший наждачкой по куску железа, стоял в уголке с одной из официанток, зарывшись лицом ей в декольте.
Хульда сгорала от стыда. Она взрослая женщина, женщина, умудренная жизненным опытом, у нее есть работа, она известна во всем округе… И она позволила какому-то негодяю обдурить ее, как провинциальную простушку, впервые приехавшую в опасный большой город?! Хульда родилась и выросла здесь, в Берлине, но все
