Последние несколько дней перед родами я не выходила из квартиры, а потом она уже… – Она запнулась. Ей не хотелось произносить этого вслух.
– Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить поточнее, – холодно сказал комиссар Норт. – Это важно.
Лило призадумалась и нервно затеребила пальцами блузку, заметила это и сложила руки на коленях.
– Наверное, в воскресенье, – наконец сказала она. – Помню, я ждала возвращения Вольфи – это мой муж… В субботу он работал во вторую смену и его не было всю ночь. В воскресенье утром он не пришел, я очень расстроилась и пошла к Рите. Она заварила чай, и мы немного поболтали. Потом она подарила мне шапочку для ребенка и сказала заходить к ней в любое время, но…
У Лило сорвался голос, и она замолчала. Хульда подошла к столу и поставила на него две чашки, от которых исходил пар. По помещению поплыл запах свежезаваренного кофе, и Лило подумала, что госпожа Хульда в своем репертуаре: потрудилась приготовить кофе даже для такого чурбана, как этот комиссар.
Хульда успокаивающе погладила Лило по спине, и, почувствовав тепло ее руки, та подняла голову.
– Вы просто обязаны найти того, кто это сделал! – воскликнула она и сама удивляясь горячности, прозвучавшей в ее голосе. – Рита была хорошей женщиной! Она такого не заслужила.
– Почему вы думаете, что ее убили?
Лило уставилась на комиссара во все глаза.
– А разве нет?
Она растерянно посмотрела на Хульду. Та стояла у окна, словно показывая, что не участвует в разговоре, но придет на помощь, если Лило что-то понадобится.
Комиссар Норт слегка прикусил ноготь на руке. «Почему он так нервничает?» – озадаченно спросила себя Лило.
– В настоящее время мы предполагаем, что госпожа Шенбрунн совершила суицид. Ни семьи, ни средств к существованию, к тому же покойная была представительницей сомнительной профессии. В этом жалком городе она не первая, кто решил свести счеты с жизнью. Но есть кое-какие несоответствия, которые нам необходимо прояснить перед тем, как закрыть дело. – Он смахнул на пол кусочек ногтя.
– Суицид? – непонимающе переспросила Лило.
– Самоубийство, – пояснил комиссар с легким презрением в голосе.
– Рита бы никогда не покончила с собой! – непокорно возразила она. – Рита была настоящим бойцом! Она никогда бы не причинила вреда ни себе, ни людям, которых любила!
В светлых глазах комиссара вспыхнул огонек.
– Не вам об этом судить, – насмешливо фыркнул он.
Лило отшатнулась. Какой недобрый человек!
Госпожа Хульда, глядевшая на серый двор, удивленно отвернулась от окна и посмотрела на комиссара.
– При всем уважении, господин комиссар, – сказала она своим зычным голосом, заполнившим собой крошечное помещение, – вы, похоже, скоры на суждения. Может, вам сначала следует выслушать, что скажет свидетельница?
Лило чуть не расхохоталась, увидев изумление на лице комиссара. Этот грубиян на своей шкуре поймет, что госпожу Хульду лучше не злить! Потом Лило снова подумала о Рите и почувствовала, как горе накатывает на нее, как волна. Что же произошло с ее соседкой?
Оправившись от удивления, комиссар прочистил горло и снова повернулся к Лило:
– Давайте продолжим. Вы не заметили за последние две недели ничего необычного? Может, к госпоже Шенбрунн приходил странный посетитель или она с кем-нибудь поссорилась?
Лило задумчиво покачала головой.
– Ничего не приходит на ум. Разве что некоторое время назад Рита повздорила с господином Зауэрбиром из второго подъезда. Он обвинял Риту в том, что она взяла из мусорного бака его вещи. Но он выбросил их, так что какая разница? Рита часто просматривала мусор. Она говорила, что там можно найти что-нибудь полезное.
Комиссар записал фамилию соседа в блокнот, но Лило видела, что эти сведения не вызвали у него интереса. Потом она вспомнила еще кое-что.
– Однажды я собиралась зайти к Рите за мукой. У меня закончилась, а я хотела замесить тесто на хлеб… Это было месяц назад, на Пасху, как сейчас помню! Так вот, я собиралась постучать, но услышала из ее квартиры шум и поняла, что у нее гости. Кто-то плакал, но я не поняла почему. Я не подслушивала, честное слово, – поспешила добавить Лило и украдкой взглянула на госпожу Хульду. Та спокойно слушала ее рассказ, стоя у окна, и ободряюще улыбалась.
– Кто мог навещать госпожу Шенбрунн? – не поднимая глаз, спросил комиссар Норт и продолжал что-то строчить в блокноте. Он провел рукой по волосам, и теперь с одной стороны они немного торчали. Узел галстука еще сильнее сместился влево, и казалось, что кусок ткани душит своего хозяина.
– Понятия не имею, – беспомощно сказала Лило. – У Риты не было родных, ее муж с дочкой умерли несколько лет назад. Друзей у нее почти не осталось. Думаю, никого ближе меня у нее не было.
– Может, она была с клиентом?
Лило отчаянно замотала головой:
– Рита никогда не приводила мужчин домой. Она была порядочной. Несмотря ни на что.
– Если вы называете порядочностью то, что вместо дома она шла с мужчинами в гостиницу, – резко отозвался комиссар.
Лило вдруг показалось, что ее в чем-то обвиняют. Пытаясь сдержать слезы, она украдкой вытерла глаза. Меж бровей госпожи Хульды залегла тревожная морщинка. Она оттолкнулась от подоконника и подошла к ним.
– Думаю, на сегодня достаточно, комиссар. Госпожа Шмидт недавно родила, и ей нужно отдохнуть, пока ребенок не проснулся.
И тут Лило кое-что вспомнила. Она посмотрела на акушерку и робко спросила:
– Госпожа Хульда, кажется, вы недавно упоминали о каком-то дневнике?
После этих слов комиссар словно окаменел. Он резко вдохнул, но ничего не сказал, хотя Лило видела, что он с трудом удерживается от вопросов.
«Что с ним?» – снова подумала она. Неужто все полицейские такие замкнутые, дерганые и раздражительные?
Госпожа Хульда кивнула, отвечая на вопрос Лило, потом повернувшись к комиссару и поинтересовалась:
– Вы его не находили?
– Я не… я не понимаю, о чем вы говорите. – Он снял очки и принялся тщательно протирать заляпанные стекла выпущенным из брюк краем рубашки. Однако стекла от этого становились только грязнее.
– Судя по всему, госпожа Шенбрунн вела что-то вроде дневника, – объяснила Хульда.
Комиссар схватился за горло, как будто ему вдруг стало нечем дышать, и Хульда с любопытством взглянула на мужчину, словно тоже заметила странности в его поведении.
– Мне об этом рассказала кастелянша, госпожа Козловски. Может, вам следует опросить ее следующей?
На лице комиссара появилось сердитое выражение.
– Давайте каждый из нас будет заниматься своей работой. Наверняка ребенку пора менять пеленки или греть бутылочку.
Хульда некоторое время молча смотрела на него, а потом расхохоталась.
– Какой вы, однако, чувствительный, – сказала она. – Но вы правы: у нас много дел. Рождение и воспитание детей – каторжный труд, о котором вы и понятия не имеете. Не стану утомлять вас подробностями, а то это
