По совокупности представили к ордену Красного Знамени. Обмыли. Как? Утром, как прилетаем, нам полагалось по сто граммов. Орден в стакан и пьешь. Ну, это пока до Польши не добрались. А в Польше пошли спиртзаводы. На одном спиртзаводе было две цистерны по 2 тысячи литров спирта. Откуда-то технари нашли молочные бидоны по 30 литров. У этих цистерн была ручка, ее поворачиваешь, и сразу наливается полный бидон. Жили мы в помещичьем домике по четыре человека в комнате. Вот на комнату — бидон. Тогда уже 100 граммов эти и не считались. Я не мог спирт пить, да и вообще не любитель. Один раз нажрались. Мы же утром поедим — и спать. А какой сон утром? Три-четыре часа поспишь, и кажется, что выспался. Вечером на построение, а мой Пашка, любивший выпить, бухой. Да и не только он один. Обычно строил полк заместитель командира полка по летной части, а тут командир, Береговой, пришел. Эти тоже в строй встали, шатаются. «Выйти из строя!» Говорит мне: «Полетишь со мной, раз Пашка нажрался». Мы с ним полетели на переправу. Не буду рассказывать… В общем, там нас били по-страшному. Семь прожекторов держали! Я такой… не люблю сачковать. Вот ребята идут, проходим город, который под немцами. Он защищенный — прожектора, зенитки. Они его обходят, а я напрямик шпарю: «Кого там прожектора схватили? А, это Головченко опять». И тут мы с ним поперли… Там страшно было. Нас до моста не допустили. Командир полка начал кричать, чтобы я бросал бомбы. Сбросили раньше. Как начал он вырываться из прожекторов! Ужас! Они нас держали, пока мы не ушли и угол не стал градусов 30. Сели на аэродром. К нам подбегает официантка — ведь командир полка. Ночью нам давали кофе с булочкой и еще что-то. Он сидит, из машины не вылезает. Я тоже, по субординации положено, чтобы он первым. Говорит официантке: «Вон ему отдай». — «Ему само собой». Потом вылезли: «Ты что, всегда так летаешь? Куда ты пер? Не видишь, что там творится?!» — «Не всегда, по обстановке». — «Но так же ведь нельзя, ты же шел на верную смерть и меня за собой туда пер».
Много пришлось летать на спецзадания — возили разведчиков, в Югославию к партизанам. Там очень сложно было — горы, площадки маленькие. Привозили им оружие, продовольствие, забирали раненых.
— Днем летали?
— Нет, днем мы не летали. Однажды нам дали здание бомбить на рассвете. Немцы засели в подвале какого-то здания и не давали подойти пехоте. Подвесили нам бомбы с взрывателями замедленного действия, чтобы до подвала дошла, сказали, что истребители будут нас прикрывать. Мы пошли, отбомбились. А возвращаться на бреющем полете, чуть ли не между деревьями. И потеряли ориентировку. Решили сесть. Сел на лесную площадку, сориентировались. А как взлетать? Влетать надо против ветра, а в том направлении линия электропередач. И мы рискнули взлетать под проводами. Один раз такой случай был. Паша хулиган был, но летчик отличный. Когда окружили Бреслау, войска пошли дальше на запад, а мы по ночам летали с запада на восток бомбить окруженный гарнизон. Туда же летали и немецкие «Хеншель-126». Сбрасывали им боеприпасы, питание. Перед городом стояли девушки-прожектористы. Они нас поймают и ведут, пока мы ракету не дадим, а немцы в это время нас лупят. Паша спускался и ругал их сколько раз.
В конце войны мне дали молодого летчика Иванова. Он был какой-то не смелый. Февраль месяц, аэродромы раскисли, а мы продолжаем летать. Ходили на аэродром в сапогах, а в кабине переодевали унты, потому что еще холодно было. С обеих сторон площадки, с которой мы летали, рос лес, да и сама площадка ограниченная. У-2 надо было отрывать от земли на скорости 70 километров в час, а тут мы взлетаем, я чувствую, что его надо уже отрывать, иначе через лес не перетянем. Говорю: «Давай отрывай». А он все ждет, пока мы скорость наберем. Оторвал, но высоты набрать уже не успели, зацепились за верхушки деревьев, но проскочили. Он говорит: «Самолет не набирает высоты». Лопасти винта, видимо, побились. Что делать? Поднялись примерно на 100 метров, не больше: «Ну что, давай садиться с бомбами. Включай фары, разворачивай». Как говорил командир полка: «В воздухе ты командуешь». Смотрим — площадка. Давай на эту площадку. А там перед ней дорога, обсаженная деревьями. Не дотянули, дерево снесли, нас развернуло и об землю. Я шмякнулся лицом о приборную доску. Потерял сознание. Чувствую — меня тормошат. Очнулся, самолет горит. Он меня вытащил: «Побежали, а то сейчас будут бомбы рваться!» Отбежали метров 30 или 40, упал прямо в лужу, хлебаю воду. Самолет горит, а взрыва нет. Что такое? Потом видим, затухает, затухает, все — сгорел самолет. И бомбы целые. Ни фига себе?! Как такое могло быть? Представляешь? То ли бомбы были некачественные, то ли еще что, не знаю. Сориентировались и пошли пешком на аэродром — там нас уже встречают. У меня была шишка на лбу, нос свернут в сторону, губы вот такие и ручкой мне два ребра сломало. Но главное, почему бомбы от удара не сдетонировали?
— Какую бомбовую нагрузку брали?
— До 400 килограммов брали. Вообще, смотря какой мотор, а то у нас бывали такие самолеты, которые еле тянут, на них и воевать нельзя. В основном возили 50-килограммовые бомбы, реже «сотки». Иногда подвешивали два РСа. У меня стоял ШКАС. После бомбометания почти всегда из него обстреливали цель. Если не израсходовал патроны, то, возвращаясь, идем вдоль линии фронта, засекаем стреляющее орудия и по ним из пулемета. Самолеты приходили стандартной зеленой окраски. Зимой их иногда перекрашивали в белый цвет. В это время года летали на лыжах.
— Сколько заходов на цель делали?
— В зависимости от типа цели и количества бомб. Бывало, по одной сбрасывали, бывало, что и все сразу. Вот, например, бомбим эшелон на перегоне. К нему надо подойти под углом к направлению движения, а иначе не попадешь. Бомбы бросали по одной.
— Какие взаимоотношения были в полку?
— Когда прибыл в полк адъютант эскадрильи, старший лейтенант попытался заставить меня почистить его карабин. Я отказался, и больше проблем не было. Отношения были отличные, как в кинофильме «В бой идут одни старики». У нас самодеятельность была хорошая, много пели. У нас три эскадрильи было. Спали отдельно, но держались все месте, полком. Девушек было 4 или 5 человек…
— Приходилось сталкиваться с ночными истребителями?
— Да. «Мессера-110» на нас охотились. Они набирали примерно нашу высоту, ходили. Фары включат, поймают и сразу на гашетки нажимают. Если только видел фары, сразу ныряй под него.
— В ситуации, когда надо быстро принять решение, кто управляет самолетом? У вас же второе управление. Бывало так, что, заметив опасность, вы делали маневр помимо воли летчика?
— Нет. Если пилот в порядке, не ранен, я не имею права вмешиваться в управление самолетом. Бывало, когда ходили далеко, на 3–4 часа, отбомбившись, на обратном пути Паша говорил: «Колька, бери управление, я хоть немножко вздремну».
— Как вы прицеливались для бомбометания?
— На глазок. Из кабины высовываешься и смотришь — даже прорези в крыле не было. Конечно, при этом учитываешь скорость ветра, скорость самолета.
— Сколько максимально вы делали вылетов за ночь?
— Зимой ночи длинные, можно пять-шесть вылетов сделать, в зависимости от расстояния до цели. А так — два-три вылета.
— Как были обустроены временные аэродромы, с которых вы летали?
— Положено обозначать «Т», но у нас этого не было. У «Т» стоял финишер с фонариком. Если зеленый — можно садиться, если красный — уходи на второй круг. Садились в полной темноте.
— Нелетные ночи бывали?
— Часто. Дожди если идут или туман. Что делали? Дежурили на КП. В комбинезонах, в унтах под самолетом лежишь, ждешь — будет вылет или нет. Спали, конечно. Со сном никаких проблем не было — уставали сильно. Какой был распорядок дня? После рабочей ночи прилетаем, позавтракали и спать. К середине дня идем обедать. Кормили отлично. После обеда занимались, кто чем. Бывали политзанятия, и просто гуляли, самодеятельностью занимались, в преферанс играли. Поначалу командиром полка был подполковник Летучий, герой финской войны. Если погоды нет, мы с ним играли в «балду» на города, допустим, на реки. Он очень любил эту игру. Часов в восемь (зимой в пять) шли ужинать. Потом на аэродром. На КП полка нам ставили боевую задачу, и пошли.
Проверка самолета перед вылетом.
— Потери большие были у вас в полку?
— Самолетов пять за полтора года сбили. Потерь было не особенно много, слава богу, обошлось. Меня тоже один раз сбили, пришлось садиться на вынужденную, едва перетянув линию фронта.
— Как относились к войне?
— На аэродром шли, как на работу. Просто работа у нас такая, опасная.
— О существовании женского полка во время войны знали?
