В итоге Эрфуртская союзная конвенция лишь ненадолго укрепила союз России и Франции и не устранила растущие противоречия, которые оба императора временно скрыли под туманными формулировками соглашения.
Понимая шаткость новых соглашений, Александр I решил быть «союзником» вдвойне осторожным. Почти сразу же после свидания царь направляет в Париж двух своих дипломатов: министра иностранных дел Н. П. Румянцева (октябрь) и нового посла России во Франции А. Б. Куракина (ноябрь).
Обе миссии носили формальный характер: ни Румянцеву, ни Куракину не было предписано предпринимать каких-либо демаршей по вопросам франко-русских отношений, а последнему вообще не было дано никаких инструкций. К тому же в связи с отъездом Наполеона в Испанию в октябре 1808 г. аккредитация Куракина в качестве официального посла задержалась, и вплоть до февраля 1809 г. он проживал в Париже фактически на положении частного лица. Александра I, который предпочитал все нужные ему сведения получать через Коленкура, такое двусмысленное положение своего дипломатического представителя в Париже вполне устраивало, тем более что и министр, и посол находились в одном городе, и, по мнению царя, могли сколько угодно обмениваться впечатлениями, благо Наполеона все равно не было в Париже.
И Румянцев, и Куракин важны были как источники информации о настроениях во Франции после Эрфурта.
Куракин в основном сообщал об отрицательном влиянии континентальной блокады на Западную Европу. Более ценной была информация Румянцева. Очевидно, он получил от царя негласное задание продолжить столь важные для русской дипломатии контакты с Талейраном. Правда, Талейран не сообщил Румянцеву в тот период никаких сверхсекретных сведений (для них придет время позднее), но даже второстепенная информация о настроениях в наполеоновском окружении, об антина-полеоновской литературе во Франции и т. д. была важна для Александра.
* * *
Как и следовало ожидать, явный кризис в отношениях Франции и России наступил во время австрофранцузской войны 1809 г. Не дожидаясь, пока Наполеон расправится с ним, как с прусским королем, австрийский император решил попытать счастья выступить первым. Воспользовавшись тем, что Наполеон к весне 1809 г. окончательно увяз в войне против испанских партизан, Австрия в апреле начала военные действия против Франции. Новым в этой войне были партизанские восстания в тылу французских войск (Тироль), растущие симптомы национально-освободительной борьбы народов Западной Европы против наполеоновского господства.
Война длилась с апреля по июль 1809 г. и была одной из самых кровопролитнейших за всю историю наполеоновских войн. Наполеону пришлось напрячь все усилия, чтобы разгромить австрийцев: 5–6 июня 1809 г. при Ваграме австрийская армия потерпела поражение. Австрия была серьезно ослаблена и до 1812 г. сведена на роль зависимой от Франции страны. Но эта война до предела обострила русско-французские отношения.
По Тильзитскому союзу, а также в силу заключенной в Эрфурте конвенции Россия формально обязана была участвовать в войне против Австрии на стороне Франции. Конечно, Франция могла и одна разгромить Австрию (что и произошло), но для Наполеона участие России в войне имело принципиальное значение – ведь франко-русский союз существовал уже почти два года, а царь пока не дал Наполеону ни одного солдата.
Конечно, Наполеон из бесед с Александром I в Эрфурте и Румянцевым в Париже, из донесений Коленкура из Петербурга знал об отрицательном отношении России к войне с Австрией. Понимал он и туманность обязательств России по Эрфуртской союзной конвенции. Но все же наполеоновская дипломатия надеялась, что, если война начнется, Россия не останется нейтральной. Надеялась… и просчиталась.
Еще в январе 1809 г. австрийский император направил в Петербург своего представителя князя Шварценберга со специальным заданием добиться нейтралитета России в австро-французской войне. В ходе секретных переговоров уже после начала войны Шварценбергу на последней аудиенции у царя 18 апреля 1809 г. удалось вырвать согласие на фактический нейтралитет, хотя царь и заявил, что формально (для Франции) Россия объявит Австрии войну. Это тайное австро-русское соглашение было оформлено в виде протокола беседы Александра со Шварценбергом, который вел последний; затем протокол был просмотрен и отредактирован царем и отправлен австрийскому императору как письменная гарантия нейтралитета России. И действительно, Россия формально объявила Австрии войну, отозвала своего посла из Вены и выдвинула на восточные австрийские границы один русский корпус, который практически не принял участия в активных военных действиях.
Кризис союза между Наполеоном и Александром был налицо. 2 июня 1809 г. Шампаньи послал Коленкуру инструкцию, в которой содержалась угроза Наполеона порвать союз с Александром. Французский император, писал Шампаньи, «не ценит более союз с Россией».
Но в 1809 г. Наполеон еще не решился пойти на полный разрыв. Более того, стремясь заделать трещину в союзе, Наполеон при дележе австрийской территории вынудил Австрию передать царю Восточную Галицию, занятую русскими войсками. Но и эта новая территориальная подачка России не улучшила франко-русских отношений.
* * *
Тактика обещаний и проволочек, применявшаяся обеими «союзными» дипломатиями с 1807 г., после 1809 г. усилилась. Наполеон, и ранее настоятельно советовавший своим дипломатам не скупиться на устные обещания, теперь более чем когда-либо требовал не оставлять письменных доказательств.
Типичный для этой тактики инцидент случился с Коленкуром еще в мае 1808 г., когда французский посол вручил Румянцеву памятную записку по шведскому вопросу, копию которой он направил своему министру иностранных дел Шампаньи. Одобрив выраженные в этой записке французского посла предложения по подталкиванию России на войну со Швецией, Шампаньи в то же время указал послу, что «было бы лучше сказать устно все то хорошее, что имеется в этом мемуаре, чем фиксировать это письменно». Одновременно министр иностранных дел Франции писал, что Наполеон «рекомендует своим дипломатическим представителям лишь в самом крайнем случае объясняться письменно, вступая в переговоры с правительствами, при которых они находятся».
К чему привело забвение этого принципа, наглядно показал случай с подписанием Коленкуром франко-русской конвенции о Польше.
Созданное в Тильзите герцогство Варшавское с самого начала своего существования стало источником сильного беспокойства для правящих кругов России. Если в Петербурге и мирились с существованием у западных границ Российской империи сравнительно небольшого герцогства Варшавского под французским протекторатом, то категорически возражали против его территориального расширения. А именно это сделал Наполеон, передав в 1809 г. герцогству часть территории Австрии. Но поскольку эта передача формально затрагивала интересы его «союзника», французский император поручил своему послу в России провести переговоры.
Переговоры Румянцева и Коленкура по польскому вопросу, казалось, увенчались успехом: 4 января 1810 г. они подписали предварительно одобренный Александром I проект франко-русской конвенции о Польше. Статья 1-я этого соглашения гласила: «Польское королевство никогда не будет восстановлено». Статья 5-я запрещала расширение существующей территории герцогства Варшавского.
Однако столь определенное обязательство совершенно не устраивало французское правительство. 30 января Шампаньи докладывал своему императору: Коленкур допустил ошибку, подписав столь четко сформулированные статьи конвенции о Польше. Ее редакция должна быть «менее категоричной и менее позитивной». Шампаньи предлагал не утверждать конвенцию. Однако, чтобы не вызывать раздражения Александра I простым отклонением (ибо это может быть расценено в России как «отказ Франции от союза, что не входит в виды» Наполеона), следует направить в Петербург другой вариант конвенции с более неопределенной редакцией, заранее снабдив его ратификацией. 10 февраля Коленкуру был направлен новый текст конвенции. Статья 1-я французского варианта гласила: «Император Наполеон обязуется не поощрять никаких попыток, имеющих целью восстановление Польского королевства».
Но даже и эта неопределенная редакция вызвала опасение Наполеона, как бы националистические круги герцогства не стали искать сближения с Петербургом ввиду отказа Франции поддержать их притязания на новые земли. Поэтому через два дня Шампаньи срочно высылает Коленкуру для включения во французский вариант специальную статью, объявляющую конвенцию секретной. «Эта статья тем более необходима, поскольку настоящая конвенция была подготовлена лишь для успокоения русского императора с целью сделать из него гаранта намерений императора Наполеона…» – писал Шампаньи.
