– Хорошо, мамочка! – вскакивает Маша. – А это моя бабушка. Как бабушка Зоя, только не Зоя.
Говорит и убегает вприпрыжку из комнаты. Я же подхожу к Софии. Но она отходит в сторону и обхватывает себя руками. Смотрит на меня, а в глазах плещется боль и разочарование.
– Вы, должно быть, София?
Наш зрительный контакт прерывает голос матери. Я вижу, что Соню буквально передергивает. Что за хрень творится?
– Маша такой замечательный ребенок, мы с ней…
Деева резко меняется в лице. Срывается с места и встает прямо перед моей матерью.
– Да, моя дочь – замечательный ребенок! А вы с ней больше не увидитесь!
Мать сидит с открытым ртом. Соня же разворачивается и пытается выбежать из комнаты. Я хватаю ее за руку и разворачиваю к себе.
– Ты что творишь?
– Вот сынок, а я же говорила…
Слышу голос матери, но я ее не слушаю. Смотрю на Софию и меня разрывает от эмоций. Хочется ее встряхнуть, привести в чувства. И в то же время прижать к себе и стереть эту боль, что плещется на дне зеленых глаз.
– Я видела брата, – холодно говорит София. – Это твоя мама дала ему деньги на аборт. А теперь…
Ее голос дрогнул, она прижала кулак к губам. Из глаз полились слезы.
Отшатываюсь от нее. В голове набатом раз за разом прокручивается ее последняя фраза. Я настолько ошалел от этой новости, что просто смотрю, как Соня разворачивается и убегает в гостевую комнату к дочери.
Стою в полном ступоре. Сквозь гул в ушах слышу тихий плач за спиной. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Пытаюсь взять себя в руки, но чувствую, как ярость лавой устремляется по венам. Медленно разворачиваюсь и встречаюсь с виноватым взглядом плачущей матери.
***
София
Я мечусь по комнате, которую для нас выделил Марк и пытаюсь взять эмоции под контроль, но как же это трудно!
– Мамочка, а можно мне взять эту игрушку? – спрашивает Машка.
– Конечно, – отвечаю на автомате.
– А этого кролика? А эту куклу? А этот набор конструкторов?
– Морковка, бери все, что хочешь, хорошо? Ты пока собирайся, а я сейчас…, – целую дочку в щеку и забегаю в ванную.
Подхожу к раковине и хватаюсь за нее, чтобы не упасть. Чувствую, как внутри меня что–то ломается, крошится, кровоточит. Так больно, что не продохнуть. Делаю вдох, а он застревает в горле, слезы начинают катится по щекам. Закрываю рот ладонями, чтобы заглушить рвущиеся наружу рыдания. Сажусь на пол, забиваюсь в самый дальний угол и даю волю эмоциям.
Когда мне Ванька рассказал все, я была в шоке… Как так? Нас с Марком предали два самых близких и родных человека и ради чего? Да даже плевать на нас. Они забрали у Машки счастливое детство! Моя дочь, конечно, счастлива, но она просто не знала, что может быть по–другому. Так горько от этого, так противно. А увидеть, как эта… Эта… Женщина разговаривает с Машенькой, как светятся ее глаза от радости… Я хотела ее ударить! Она сама, осознанно, отказалась от внучки, а теперь смеет смотреть на нее? А Иван? Как он мог, я просто не понимаю… Он же видел, как мне было плохо, как я страдала… А потом, когда Машка родилась… Ничего внутри у него не ёкнуло. А я дурочка наивная, всегда жалела его, оправдывала, а он мне нож в спину.
Не знаю, сколько просидела так на полу, жалея себя. Я даже не услышала, как открылась дверь, лишь почувствовала, что сильные, надежные руки начали меня обнимать. Сделала глубокий, прерывистый вдох и в легкие попал аромат парфюма Шаховского. Марк пересадил меня к себе на колени и стал укачивать. А я почувствовала себя такой маленькой, беззащитной, но в таких надежных руках. Я знала, что ничего плохого не случится, Марк не позволит… И слезы вновь покатились из глаз, я терпеть не могла себя за эту слабость.
Обняла Шаховского за шею и громко всхлипнула, уткнувшись ему в грудь.
– Тише, маленькая, знаю, – начал успокаивать, гладить по спине.
И, удивительно, но на меня действовали его слова. Я и правда начала чувствовать, что прихожу в себя, истерика и жалость к себе отступают.
Медленно я подняла голову и уставилась на пятно на рубашке Марка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Прости, я намочила твою рубашку, – хрипло сказала.
– Ничего страшного, Соня, – улыбнулся мужчина.
А у меня сердце зашлось в бешенной скачке. Ведь все наши обиды – не существующие. Такое чувство, что мы просто вернулись назад, на ту турбазу, где не расставались, где рассказывали друг другу самое сокровенное и любили…
Я нервно сглотнула и облизала губы, Марк проследил за этим движением, видела, как его глаза потемнели. Ох.
– Мы… Я… Ты…, – вот и весь мой богатый словарный запас.
Сам воздух вокруг нас начал потрескивать, а дыхание сбилось. Такой момент, глаза в глаза…
– А что вы тут делаете? – послышался детский голосок от двери.
От неожиданности я подпрыгнула, больно ударившись головой. Знаете, как в забавных клипах в интернете, когда кошка забывает, что стала мамой и котята ее пугают.
– Ой, – схватилась за ушибленную голову и подошла к Машке.
– Ты уже собралась? – спросила у малышки.
Она внимательно стала рассматривать меня, а я уже бояться начала, что она там увидела? А затем девчонка рассмеялась, громко, весело, задорно.
– Мамочка, ты похожа на панду! – воскликнула Морковка.
Я тут же кинулась к зеркалу и едва не закричала. Вот тебе и водостойкая тушь… Я была похожа на Оззи Осборна, на минималках. Так вот почему Марк так странно смотрел на меня? А я тут уже потерялась в своих розовых мечтах. Мельком взглянула на мужчину, все так же сидит на полу, смотрит. Я взяла полотенце, намочила и стала оттирать потеки туши с лица.
– Морковка, ты собралась? – спросила вновь.
– Нет, – отрицательно покачала головой дочь.
– Как нет?
– Марк… То есть папа сказал, что мы никуда не едем!
– Маша, дочка, пойди поиграй, нам с мамой нужно поговорить, – сказал Марк, поднимаясь с пола.
– А бабушка ушла? Можно я пойду к ней? – спросила дочь.
А я хотела ей запретить, больше никогда эта женщина…
– Иди, – разрешил Марк, а дочка убежала.
Это что сейчас произошло?! Зло смотрю на Марка и категорично заявляю:
– Мы уезжаем!
– Нет, – было мне ответом.
Смотрю на Марка, приподняв брови.
– Что значит «нет»? Ты не можешь решать, что мне делать.
– Могу, Соня, – смотрит в глаза, я собираюсь возразить, но мужчина поднимает руку, жестом показывая, чтобы я помолчала.
– Просто послушай, хорошо?
Я скрещиваю руки на груди, всем своим видом показывая, что делаю ему одолжение. Но мне на самом деле интересно, что он скажет.
– Ты сейчас рубишь с плеча. Все, что ты узнала – это #цензура. Все, что сейчас чувствуешь – это нормально. Но просто остановись и подумай. Еще вчера угрожали какие–то мордовороты, а сейчас ты хочешь забрать Машу. Куда? Ты на двести процентов уверена, что наша дочь будет в безопасности?
Марк внимательно следил за моей реакцией. Конечно, я не могла дать такие гарантии. Но и Машкой не собиралась рисковать! Не в хостел я ее тащу, ей богу!
– Я понимаю все, что ты говоришь, Марк. Но оставаться здесь не буду, – ответила спокойно.
– Хорошо. Я изначально сделал неправильно, что привез вас сюда. Это дом мой и Саши, я могу представить, как ты себя чувствуешь, – запускает руки в волосы и взъерошивает их.
– Просто, когда ты позвонила, я не мог ни о чем думать, кроме того, что мне нужно вас защитить. Повел себя, как дурак. Жену обидел.
– А теперь нужно все расхлебывать, – улыбнулась я.
Я смотрела на Марка и искренне улыбалась. Меня, почему–то, забавляли его страдания. Нет, я не стерва, которой это нравится. Просто Марк – мужчина, а дело приходится иметь с женщинами. Петух и его курятник.
– Дай мне время, я все решу.
– Хорошо. Но повторю, здесь мы не останемся. Я нашла хорошую квартиру и…
– Нет, – снова отрезает.
– А теперь что не так?
– Вы не будете жить по съемным хаткам. У компании есть квартира, где иногда располагаются деловые партнеры и всякие випы. Охраняемая территория, никто не пройдет. Вы поедете туда.
