Они тащились вниз с горы по проселку. Часа через два зайдет солнце. Недолгим было гостеприимство этой долины. Холодная ночь в горах, а утром роса.
А как же новая жизнь? Новая жизнь старых торчков. Смех, да и только.
— Раздобыл я, значит, белый халат, забрался по утрянке в больницу, накинул халат и давай водить по коридорам бабок, вроде я санитар. А сам присматриваюсь, что к чему.
Да, далеко шагнул наш Гонза, подумал Михал. Заливает целой команде, те аж рты поразевали. Одни кролики. Смена караула. Наши старики, для которых Гонзичек был только шестеркой, давно уже в зоне или просто в заднице. Кроме Рихарда. И нас. Пока. Чудес не бывает. Хэппи-энд в горах. Ха-ха-ха! А этот молодняк, который черт знает где понабрали Рихард с Гонзой, таращит глаза от удивления. Вот только я на его месте про такое бы не звонил.
— Что делать, если в этой чертовой амбулатории вечно торчит доктор с сестрой, а перед дверью штук шестьдесят бабок. Как до кокаина добраться? И вот везуха. Гляжу, а рядом — сортир. Мигом туда, открываю все крантики в умывальнике, а дырку затыкаю платком. Натуральный потоп! Через минуту вода уже в коридоре. Врубаетесь, что там началось? Шестьдесят баб, и ни одной в мужской сортир соваться неохота. Наконец зовут врача. Тот вместе с сестрой мужественно бросается на ликвидацию аварии. Само собой, дверь в амбулаторию — настежь. Бабки сгрудились у сортира и глазеют, как доктор с сестричкой пробираются к умывальнику. Я как ни в чем не бывало, весь в белом, вхожу в амбулаторию. Пузырек с кокаином в шкафу для лекарств, беру его и спокойно выхожу, а дверь для порядка захлопываю. Чтобы той парочке служба медом не казалась. После чего медленно удаляюсь. Потрясно, да?
Кролики писают от восторга. Браво, браво. Господи, скорей бы уж Рихард отслюнявил бабки, да убраться отсюда. С этими психами пообщаешься, белому свету не рад.
Наконец Рихард поднимается и идет в кухню. Михал за ним.
— Ну, сколько? — не выдерживает он.
— Девятьсот. Больше никто не даст.
— Не так чтобы много, — хмурится Михал.
— Зато безопасно, — улыбается Рихард.
Михал кивает. Что нам еще остается?
— Бабки в комнате, — говорит Рихард и проскальзывает мимо Михала назад.
Звонок в дверь.
— Кто это? — Рихард замирает на пороге.
Как в прошлый раз, проигрыватель мгновенно умолкает.
— Роман? — спрашивает Гонза.
Рихард качает головой:
— Я ему запретил сюда соваться.
Снова звонок.
Рихард белее полотна.
— Не та прозвонка, — шепчет он, как и тогда.
— Откройте! Милиция!
Совсем не как в тот раз.
— Черт! — вырывается у Гонзы. Он хватает лежащий на столе пузырек, открывает окно и швыряет на улицу.
Рихард кидается к ящику кухонного стола.
— Отзыньте! — лает он на перепуганных кроликов, которые мечутся по комнате, словно по палубе тонущего корабля, на котором нет спасательных шлюпок.
— Вы слышите? Открывайте! — раздается за дверью.
И вот уже в квартире трое незнакомых мужчин. Двое в милицейской форме.
Рихард пятится в комнату, стараясь засунуть под кровать ящичек, полный лекарств и пузырьков без надписей.
Один из троицы, естественно, это замечает.
— Отлично. Вы хозяин квартиры, не так ли?
Рихард кивает.
— Придется кое-что объяснить. — Мужчина в штатском осматривает комнату. — Приятное общество, — улыбается он. — Весьма рад видеть вас здесь в таком составе. Остальные, разумеется, тоже ответят на наши вопросы.
Сердце у Михала колотится так, будто он бежал без передышки несколько часов. В таком состоянии мне и несколько минут не пробежать, понимает он. Уголком глаза Михал следит за Евой, которая тихонько, незаметно продвигается к двери в кухню. Неужели надеется спрятаться?
Поздно!
— Куда это вы, барышня? — не без иронии интересуется штатский.
Всего одна секунда.
Ева неожиданно прыгает к двери и захлопывает ее за собой.
Мгновение спустя один из троицы бросается в сторону кухни, но там уже проворачивается ключ.
— Откройте! Слышите? Откройте!
Мужчина в штатском бьет в стеклянный проем двери. С грохотом летят осколки. Посреди кухни стоит Ева. В руке туба из-под лекарства. Вторая, уже пустая, валяется на полу.
— Меня вам не заполучить, — улыбается она милиционерам. А глаза уже жутко, неестественно пустые.
— Ты что проглотила? — Человек в штатском наклоняется за тюбиком. — Вот дура-то!
Он хватает упирающуюся Еву за плечи.
— Помоги снести ее в машину! — оборачивается он к одному из своих. Они хватают Еву, которая безуспешно пытается вырваться, и несут к двери.
Михал слышит, как тот, в штатском, бросает на бегу милиционеру:
— Отвезем ее в больницу. Придется тебе остаться одному в этом обществе. Я подошлю ребят…
Ева лягается, беспорядочно машет руками и извивается, как червяк, в руках тех двоих. Хлопанье двери.
В комнате пятеро против одного. До этого момента вся компания словно онемела от страха. Но при таком раскладе?
Гонза встал. Оба кролика вдруг очутились рядом с ним.
Мужчина в форме попятился к двери.
— Не двигаться! Предупреждаю!
Рихард рухнул на постель. Тряпка. Ни на что не годная тряпка. Плечи вздрагивают от громких рыданий.
Сердце у Михала колотится как никогда.
Ощущение отчаянной беспомощности.
Как бы сговориться с теми тремя… Может, хоть кому-нибудь удастся свалить… Меня-то почти наверняка заложит Ева.
Человек в форме, словно прочитав мысли настороженно следящей за ним четверки, сжимает дубинку.
— Спокойно!
Все. Момент упущен. Гонза расслабил мышцы. Вместо изготовившегося к прыжку тела — пижонская поза. Один из кроликов сел.
— Ну и кретины же мы! Столько клевого кайфа зря пропадает, — вдруг говорит Гонза, пристально глядя на человека в форме. — Нас тут вон сколько, а мент всего один…
Он отлично понимает, что тот ни за что не отлепится от двери. Без прикрытия сзади никаких шансов у него нет. Медленно, очень медленно Гонза сползает на пол.
— Брось это, — приказывает милиционер. — Слышишь?
Одним движением Гонза вытаскивает из-под кровати ящик с кайфом.
— Да подходите вы, дурье! — кричит он.
— Убери лапы! — орет милиционер.
— Все сразу! — командует Гонза. — Не может он всем сразу дать по морде. Разве что одному! Дошло наконец?
Гонза завладевает пузырьком со знаменитым «сердечком любви». Воодушевленные его примером, кролики кидаются к ящику.
— Назад! Отставить! — тщетно призывает милиционер.
А что еще нам остается? Михал хватает пачку таблеток и мигом высыпает их в рот.
Пожалуй, это последняя доза черт знает на какое время. Теперь не покайфуешь, думает Михал. Еще несколько минут — и придет подмога, которую обещал тот тип в штатском.
Точно двенадцать минут.
— Ну, что здесь происходит?
— Благодать! — прыскает Гонза. Он лежит на полу, тупо вперившись в потолок. И дураку понятно, что он уже ни черта не соображает.
Нет, это не ночной кошмар, не сон, который за последний месяц снился раз сто, а голая реальность. И ничего нельзя изменить. Стрекот пишущей машинки. Стол завален всякой ерундой из карманов.
— Связка ключей на подвеске грушевидной формы с электрической лампочкой…
Подарок отца из Кувейта.
— Расческа, купюра в десять крон, монета достоинством в две кроны, кожаный ремешок…
Выходит, этого я боялся меньше, чем остаться без дозы, меньше, чем ломок.
Камера предварительного заключения. Голая комната, двое нар, на которые нельзя ложиться до самого вечера, столик, два стула. Свет, невыносимый особенно ночью. Настороженно прислушиваешься к любому звуку из коридора, боишься допроса.
Что они знают? В чем призналась Ева?
А если еще не знают ничего? Может, она пока не пришла в себя.
А когда очнется?
Проклятье, что бы сказать, когда они спросят, где я жил? В квартире полно кайфа, за шкафом краденые рецепты. Какие же мы идиоты!
Все отрицать!
А Ева?
Если начнутся ломки, она расколется. Лишь бы все было позади. И лихорадка, и головная боль, и этот стук машинки, как удары обухом по голове. Может, они даже пообещают отпустить за чистосердечное признание. Отсюда до Евиного дома минут пятнадцать ходу. Всего-то пятнадцать минут, и можно снова вмазаться.
Расколется рано или поздно. Само собой, если ее припрут к стенке. Жажда кайфа однажды просто пересилит. Хоть бы она все же доперла, что если будут шмонать — найдут все. И тогда снова-здорово, как перед походом в аптеку. Что же делать?
То и дело вытираю о штаны потные ладони.
— Из дома я сбежал. Ночую на вокзале. Все это — чистая случайность. И сам удивляюсь, как меня занесло на ту вечеринку. Вообще-то я ищу работу.
Только из вопросов станет понятно, что они знают.
