Ксюша, чтобы спрятать волнение, завела этот разговор по телефону. Во всех красках она описала свой бар и его успех. Сказала, как долго она об этом мечтала и как ей все отказывали. Несколько раз подчеркнула всю серьезность своих намерений. Потом она попросила денег. Дарья Анатольевна, без всяких раздумий — словно ожидала подобной просьбы, спокойно ответила:
— Доченька, денег нет.
— Как — нет? — удивилась Ксюша.
— У меня же все на счетах, чтобы проценты капали. Я снять не могу. А на жизнь я оставила не так чтобы много. Да и часть из них — на путешествия. Плюс — я на кино потратилась, помнишь? Чтобы снять кино, знаешь ли, нужно немало денег, — деловито сказала она и тут же поторопилась добавить, оправдаться: — Но это было необходимо. Может, кто-то посмотрит этот фильм и предложит мне новую роль. У меня еще все может сложиться. Это было выгодное вложение.
Ксюша — если использовать готовую формулу — потеряла дар речи. Хотя сама бы она описала свою реакцию словцом куда грубее. Она даже не допускала такого варианта. Ну, думала она, в крайнем случае — миллион предложит, а не полтора. Но так, чтобы — вообще ничего…
— Мама, подожди. Но ведь…
На самом деле никаких аргументов у Ксюши не было, она не знала, что здесь еще можно сказать. Поэтому дальше последовало молчание.
— Доченька, но ты не переживай, — спокойно сказала Дарья Анатольевна, — все, что у меня есть, достанется тебе. После моей смерти.
Если там еще что-нибудь останется, подумала Ксюша.
Дарья Анатольевна же полагала, что последние слова должны были как-то взбодрить дочь или вызвать в ней чувство благодарности, поэтому очень удивилась, когда та спросила:
— То есть ты мне не поможешь?
— Доченька, ты только не обижайся на меня, но денег нет. Я же все тебе объяснила.
— Блин, я, если честно, не совсем поняла твое объяснение, — призналась Ксюша.
— Я же говорю, что почти все деньги лежат на разных счетах…
— Так сними их.
— Я не могу, глупенькая, — хихикнула Дарья Анатольевна. — На них начисляются проценты. Я эти проценты снимаю и живу на них.
— Неужели ты так много потеряешь, если закроешь один вклад? Или уменьшишь его?
— Так! Доча! — прикрикнула мать. — Не надо давить на меня. Денег нет. Мне очень жаль. Я бы хотела тебе помочь. Но…
— Денег нет.
— Правильно.
Ксюша попрощалась с матерью и отключилась.
Не может быть, думала она, так не бывает. Только она нервно усмехнулась, как телефон зашевелился в руке от входящего вызова: «Мама». Она передумала, обрадовалась Ксюша, точно, а как же иначе! Ей все-таки стало стыдно.
— Доченька! Любимая!
— Да, мама, говори. Говори!
— Я к тебе сегодня вечером загляну, хорошо? Посидим, чай попьем! Я тебе такое расскажу! Представляешь, в школе кто-то…
— Я не могу.
— Что?
— Я занята. Не сегодня. У меня дела.
— Какие дела?
Она, блин, издевается надо мной, чуть не плакала Ксюша.
— Я не могу, — повторила она, шмыгнув носом.
— Хорошо-о-о, — задумчиво протянула Дарья Анатольевна. — Доченька, ты только не сердись на меня. Я же тебя люблю больше всех на свете. Ты у меня самая лучшая.
Ксюша отключилась. Она больше не могла слышать этот голос.
Дарья Анатольевна продолжала испытывать терпение дочери. Ничего в ее поведении не изменилось. Обиду Ксюши она считала безосновательной, детской и нелепой; скоро это пройдет, думала она. Поэтому для нее не было ничего странного в том, чтобы так же после работы навещать дочь и трепаться с ней обо всем.
Ксюша не могла отказывать матери. Какая-то внутренняя слабость не позволяла ей быть настойчивее, тверже. Она чувствовала, что ею манипулируют, но противиться воли не хватало. Чтобы дать твердый отпор, необходимо было сильно ее разозлить, потому как порог терпимости был у нее выше, чем у большинства. А мягкие, аккуратные просьбы перенести встречу не действовали. Дарья Анатольевна все равно, против чужой воли, беспардонно звонила в дверь и, хихикнув, обещала, что совсем ненадолго. Это, конечно, каждый раз было неправдой: она задерживалась на несколько часов и болтала, болтала, болтала.
Ксюша уже не была такой гостеприимной. Встречая мать, она приветствовала ее фразой: «Ну здравствуй, мать-дай-пожрать». Дарья Анатольевна, услышав это в первый раз, улыбнулась, а в следующий — сказала, что это не смешно, и попросила так ее не называть. Но Ксюша называла. Не чтобы разозлить, просто каждый раз слетало с языка. Мать в какой-то момент смирилась и просто перестала обращать на это внимание. Понимая, что дочь не торопится ее кормить, она рылась в холодильнике и сама нарезала себе колбасу. Ксюша всегда наблюдала за этим с изумлением. Вот она — всепобеждающая сила наглости.
К тому разговору они больше не возвращались.
Будто и не было его вовсе.
«Как бороться с наглостью?» — «С наглостью?» — «Ага». — «У тебя какие-то проблемы?» — «Да нет. Хотя — да, есть проблемы». — «Расскажи мне».
Ксюша наблюдала, как Соня неторопливо листала страницы книжки, которую она стянула с полки.
Встретились они в тот день случайно, на кассе в магазине. Потом прогулялись, вспомнили университетские годы, как обменивались книгами, а потом обсуждали их. Посмеялись над тем, как восхищались тогда некоторыми писателями, которых сейчас стыдно перечитывать. Ксюша поняла, что одной встречи мало, поэтому на следующий день пригласила ее к себе.
В этот раз они не столько предавались воспоминаниям, сколько говорили о настоящем.
У Сони дела шли лучше. Она вышла замуж, родила сына, неплохо зарабатывала в агентстве по недвижимости. Раз в год отдыхала с семьей в Турции.
Сдалась вам всем эта Турция, подумала Ксюша. Страна эта теперь вызывала у нее раздражение: мать «испортила» ее своими частыми визитами. Все, что было хоть как-то связано с матерью, Ксюшу отталкивало, выглядело безвкусным.
Отношения у подруг всегда были доверительными. Даже многолетний пробел никак не отразился на их нынешнем разговоре.
Словно еще вчера они шли вместе из института и обсуждали старого профессора истории, у которого прямо во время лекции выпал зуб.
Словно родители Сони не отправляли ее в Новокузнецк, к бабушке, когда дочь влюбилась в одного плохиша, который мог угробить ей все будущее.
Так или иначе, но жизнь все-таки вмешалась — и сейчас, спустя столько лет, когда Соня уже давно вернулась в Кемерово, они наконец встретились.
— Расскажи мне, — повторила Соня.
И Ксюша все ей рассказала.
Свой урок подруга начала с фразы:
— Запомни, Ксюха. Наглость можно победить только наглостью. Иначе никак.
…Длился этот урок очень долго.
Ксюша слушала внимательно и все запоминала.
В следующий раз, когда радостная Дарья Анатольевна пришла к дочери (она принесла с собой историю о том, как утром ей выдернули зуб без анестезии, потому что она решила сэкономить), та, опустив приветствие, сразу начала с требования:
— Мама, дай мне денег.
Та опешила — была уверена, что тема закрыта.
— Сколько тебе нужно, доченька?
— Я же говорила. Полтора миллиона.
— Ах, ты снова про это. Денег нет, я же…
— Перестань!
Ксюше было очень трудно так разговаривать с человеком, который с детства имел на нее влияние. Но Соня провела неплохую работу.
«Я не могу. Не могу. Капец, это же так сложно! Это все равно что на начальника кричать, понимаешь?» — «А что плохого в том, чтобы прикрикнуть на начальника?» — «Ты шутишь, что ли? — «Нет».
— Доченька, успокойся.
— Сними деньги со счета и поделись со мной!
— Я… я говорила, что тебе и так все достанется.
— Да ты еще меня переживешь!
«А это не грубо?» — «Ксюх, с чего я начала? Помнишь, про наглость. Только так. Она же похуистка по жизни, без обид. Это сразу по твоему рассказу становится ясно. Ты для нее как телевизор, который она включает, когда ей скучно». — «Но ведь я не могу требовать у нее денег только потому, что она моя мать?» — «Она пользуется тобой не потому, что ты ее дочь, а потому, что ты позволяешь. Вот и ты проси у нее деньги не потому, что она твоя мать, а потому, что они у нее есть». — «Легко, блин, сказать. Я же унылое говно, Сонь… Самое ужасное, что я такая из-за нее. Только недавно это стала осознавать. Сонь, если бы ты знала, сколько комплексов она во мне посеяла. Правду говорят, что все наши проблемы из детства тянутся». — «Короче, Ксюх. Будь такой же наглючкой, слышишь? Только так ты добьешься своего: получишь деньги. Или хотя бы отучишь ее ходить в гости».
