— Доча, не разговаривай так со мной! Я такого не заслужила.
— Да тебе всю жизнь насрать на меня было!
— Это не так! Да, я порой себя вела неправильно. Но я уже извинялась перед тобой.
— Почему ты просто не дашь мне денег? Сними их со счета — и поделись со мной. У тебя же еще много останется! И на Турцию хватит, и на сапоги, которые тебе уже ставить негде.
«Это трудно». — «Да. Но я тебя хорошо знаю. Я бы, возможно, и не говорила тебе все это, если бы не была уверена, что ты способна растоптать любого. Ксюха, пришла пора разозлиться. Тебе скоро сорокет. Потом будет поздно. Твой бар уже мог бы вовсю работать, если бы мамаша не зажала тебе деньги».
— Как тебе не стыдно! — кричала Дарья Анатольевна.
Это была первая по-настоящему серьезная ссора с дочерью за многие годы. Если не за всю жизнь. По крайней мере, Ксюша впервые позволила себе возненавидеть мать.
Больше никаких ограничений не было.
— За что мне должно быть стыдно? Это ты из семьи ушла. К этому придурку Валентину. Капец, я до сих пор не понимаю, как можно было променять папу на этого идиота! Это ты всегда ставила мне в пример соседских девочек. Это ты, возвращаясь с тетей Олей из путешествия, никогда не привозила мне ничего. Это ты почти каждый день заявляешься ко мне, хотя у меня есть личная жизнь и свои дела, чтобы языком почесать. Даже не думая, интересно мне тебя слушать или нет!
— Не выдумывай! — пыхтела Дарья Анатольевна. — Я тебе помогаю время убивать. Тебе тут скучно в четырех стенах. Мужика у тебя нет. С ума ведь сойти так можно.
— Только ты без мужика с ума сходишь. Это уже, мама, патология какая-то. С твоими сайтами знакомств и свиданиями бесконечными.
— Знаешь что, доченька! Ты много плохого наговорила. Как бы потом поздно не было извиняться.
Ксюша усмехнулась.
— Нашла, чем пугать. Раскаиваться я не буду. Хватит чушь нести.
— А вот и будешь.
— Нет.
— Да.
— Нет, блин, не буду! Ты кем себя вообще возомнила?
«Сонь, а если не выйдет?» — «Я же сказала, она хотя бы от тебя отлипнет. Вот увидишь. Деньги для нее стали смыслом жизни. Отдать их — все равно что потерять его, смысл. Она не выдержит такого давления. Если ты каждый раз будешь выпрашивать их». — «Боже мой, я буду выпрашивать деньги. Кто бы мог подумать…» — «Ксюха, ты должна понять одну важную вещь. Это даже не про деньги и не про твою мечту». — «Говори». — «Иногда приходится переступать через себя, чтобы потом не было стыдно в зеркало смотреть. Ответь наглостью на наглость — и ты хотя бы будешь себя уважать. Поверь. Тебе в любом случае станет легче».
— Что же, если не хочешь меня видеть, так и сказала бы. Все, я ухожу.
— Мама, подожди.
— Что?
— Я у тебя никогда ничего не просила. Я лишь хочу открыть свое дело. Я мечтала об этом много лет. И если бы мне банк дал такую сумму, я бы ни за что не просила тебя об этом. Клянусь тебе.
— Денег не дам.
— Тогда к чему все твои слова о любви? Ты говорила, что стала мудрее. Что была ко мне несправедлива. Докажи это. Прямо сейчас!
— Перестань давить на меня!
— Дай мне денег! Когда бар заработает, я начну тебе возвращать.
— Не говори глупостей. Ничего ты не вернешь.
— Ты думаешь, я вру тебе, что ли?
— Нет. Но бар твой не заработает. Потому что у тебя ничего не получится. Бизнес вести надо уметь. А ты растяпа. И всегда была растяпой. Какой тебе бизнес?
— У меня нет слов, — отстраненно произнесла Ксюша. — Ведь кому рассказать, что такие люди есть, — не поверят же.
— Опять ты глупости говоришь!
— Глупости, глупости, — развела она руками. — Все у нее только глупости.
— Я люблю тебя, доченька. Но ты должна понимать…
— Да твоя любовь до первого мужика! Начни ты уже жить настоящей жизнью! Ты что-нибудь, кроме мужиков, видишь вообще вокруг себя? Мама, тебе, блин, почти шестьдесят. Ты прожила целую жизнь. Но ничего по-настоящему не поняла. Закрывала глаза на правду. Всегда. Сколько тебя помню. Я тебя терпеть не могу, а ты думаешь, я люблю тебя. — Ксюша дрожала; еще никогда она так не разговаривала с матерью. Она понимала, что говорит ужасные вещи, но уже не могла остановиться. — И не надо удивляться. Сколько ты мне дала в детстве, столько я тебе сейчас и возвращаю. Ты думала, бывает иначе? Это только в фильмах брошенные дети ищут своих настоящих родителей. Только в фильмах какой-нибудь идиот, на которого кричали все детство, — повзрослев, пытается добиться любви строгого папочки. А в жизни не так. Ты не видишь этого. Живешь в своем мирке. Ты снялась в настоящем дерьме, блин, ты же опозорилась, — да, я посмотрела этот фильм про проституток, Боже, какой позор, — но ты ведь гордишься им, людям хвастаешься. А на себя взгляни! Ты выглядишь ужасно после всех этих операций — или что ты там делаешь? Мама, над тобой наверняка в школе смеются. А ты считаешь себя красавицей. Капец. И самое главное вот что. Ты всегда была проституткой, которая оправдывала свои похождения тем, что жизнь, видите ли, слишком коротка и ей надо наслаждаться. Ты мне омерзительна.
Дарья Анатольевна вытирала слезы, пытаясь при этом сохранить гордый вид.
— Что же, доченька. Тебе будет очень стыдно за свои слова, когда ты успокоишься.
Ксюша устало вздохнула: до матери так ничего и не дошло.
— Жаль, — сказал она, — что тебе никогда по-настоящему не было стыдно, мама. Никогда.
О деньгах, подумала Ксюша, можно было забыть. Но подруга оказалась права. Уважать себя Ксюша стала чуть больше. ***
С мужиками дела обстояли не очень. Дарья Анатольевна по-прежнему ходила на свидания, но отношения никак не завязывались. Это были мужчины уже за шестьдесят, с опытом, проницательные. В основном — искали они подругу, с которой можно спокойно доживать жизнь; Дарья Анатольевна же производила совсем другое впечатление.
Порой ей становилось очень тоскливо. Дико хотелось с кем-нибудь поговорить, но все люди, как специально, разбегались, стоило Дарьей Анатольевне сделать шаг вперед. Она хотела встретиться с дочерью, но понимала, что еще рано. Причем «рано» относилось именно к Ксюше, которая наверняка, думала мать, еще держит обиду; Дарья Анатольевна же нисколько не сердилась на нее, она уже и позабыла все те глупости, что наговорила ей дочь.
Чтобы справиться с нахлынувшей тоской, Дарья Анатольевна, написав заявление на двухнедельный отпуск, улетела в Турцию. Отдых подействовал — вернулась она в настроении. Подредактировав несколько пунктов в своей анкете на сайте знакомств, она с новыми силами продолжила искать себе мужика. Тогда ее впервые посетила мысль: а не найти ли мужика для дочери? Во-первых, и Ксюше будет не так одиноко, во-вторых, с доходами станет получше — тогда и у матери перестанет деньги выпрашивать. В общем, было бы неплохо. Но сначала — найти себе, а уже потом заниматься сватовством.
Те самые «новые силы» быстро улетучились. Как бы «просто Дарья» ни хотела, а бегать по свиданиям в таком возрасте было уже не так легко. Она выматывалась и физически, и морально. Даже на йогу перестала ходить: на последнем занятии так сильно схватило спину, что пришлось вызывать скорую; те несколько минут, что она — скрюченная, на коврике — ждала помощи, пока ее сочувственно окружали все присутствующие, были самыми унизительными в ее жизни.
Мужика на горизонте не появлялось, а дочь видеть ее не хотела — без денег, по крайней мере. Иногда она плакала по ночам. Раньше с ней такого никогда не было. Всегда спала как убитая. А тут — стала просыпаться, лить слезы. Сама не понимала почему, но плакала. Будто какая-то неприятная, горькая правда на мгновение открывалась ей — и тут же исчезала. Что-то тревожило ее и пугало. Впрочем, наутро она уже об этом не вспоминала.
Однажды, проходя мимо церкви, Дарья Анатольевна решила попытать удачу. Так она впервые в своей жизни попросила бога о помощи. «Помоги мне найти мужчину. Хорошего мужчину, порядочного и красивого, — шептала она, — и тогда я поверю в тебя. Помоги мне, господи, и я пожертвую церкви десять тысяч. Клянусь тебе». Она перекрестилась указательным пальцем и стала ждать чуда.
