"мы не должны игнорировать новые моменты, которые появляются". Военные, и прежде всего маршал Огарков, напротив, подчеркивали возросшую военную угрозу, связанную с развитием тесных американо-китайских отношений.
Выступление Брежнева перед собравшимся военным руководством было важным в нескольких отношениях. Во-первых, хотя это, естественно, не предвиделось, это было его последнее крупное выступление. Кроме того, сам созыв этого необычного собрания советского военного командного состава и послания для них в выступлении Брежнева продемонстрировали растущее беспокойство в военном ведомстве по поводу того, что многие, очевидно, рассматривали как политику двусмысленности и дрейфа перед лицом военного вызова, брошенного администрацией Рейгана. Брежнев стремился ответить на это, прояснив для них и для всего советского народа (как речь тогда появилась в "Правде") обновленную советскую оценку и подтверждение линии ответа на американскую политику. Несомненно, подготовка к встрече потребовала от Совета обороны тщательного пересмотра своей военной политики и внешнеполитических курсов.
Обращаясь непосредственно к военным, озабоченным распределением ресурсов для удовлетворения своих потребностей, Брежнев успокоил их, напомнив, что военное ведомство также несет ответственность за максимальное использование предоставленных ему ресурсов. Он сказал: "Народ ничего не жалеет.
Мы оснащаем Вооруженные Силы самым современным вооружением и военной техникой. Центральный Комитет партии принимает меры, чтобы вы не оставались в нужде". Затем он добавил необычный контрапункт: "И Вооруженные силы должны быть всегда достойны этой заботы". Более того, он сместил акцент с предоставления вооружений военным на требование к военным максимально использовать то, что предоставляется. "Советская Армия должна быть на высоте во всех отношениях: оснащение, структура, методы обучения. Она должна соответствовать современным требованиям. И вы, товарищи, несете за это ответственность".
Точно так же, решая вопрос о "дальнейшем укреплении материальной базы Вооруженных Сил", он подчеркнул необходимость не отставать, но опять-таки возложил ответственность на других. "Мы рассчитываем, что наши ученые, конструкторы, инженеры и техники сделают все возможное для успешного решения всех задач в этой связи".
Хотя не все конкретные решения по советским военным программам, которые могли быть приняты в то время, известны, и Брежнев и коллективное руководство к концу 1982 года могли удовлетворить некоторые просьбы военного руководства о новых программах, в целом они этого не сделали. В целом, они продолжали временно откладывать и направлять такие решения на текущую подготовку двенадцатого пятилетнего плана, охватывающего период 1986-90 годов.
В речи Брежнева не затрагивался вопрос о возможности улучшения отношений с Соединенными Штатами, хотя ее суть, безусловно, сводилась к тому, что перспективы такого улучшения невелики. На протяжении 1981 и 1982 годов продолжались расхождения в оценках этой возможности. Ряд подобных заявлений, сделанных в первые месяцы правления Рейгана, уже приводился ранее. Незадолго до выступления Брежнева Леонид Замятин, заведующий Отделом международной информации ЦК, заявил, что двадцать месяцев правления администрации Рейгана "показали, что ее политика является более милитаристской и реакционной, чем политика любой другой послевоенной вашингтонской администрации". Было заявлено, что она "полностью порвала с разрядкой" и призвала к "крестовому походу" против СССР, направленному на "уничтожение социализма как мировой системы". Он цитировал Рейгана, который заявил, что "он считает, что Советский Союз и Соединенные Штаты находятся в состоянии войны". Другие советские комментаторы также говорили, что было бы нереалистично ожидать каких-либо резких изменений к лучшему. Но некоторые советские наблюдатели продолжали пытаться сохранить возможность улучшения отношений. Вадим Загладин в октябре в беседе с итальянским коммунистическим журналистом заявил, что Москва "убеждена в возможности улучшения или, по крайней мере, нормализации советско-американских отношений, и мы надеемся на это". Георгий Арбатов, глава Института США и Канады, также заявил, что советское руководство "не отказалось от Рейгана". Эти заявления, однако, были сделаны иностранным журналистам и, возможно, не отражали серьезного интереса или ожиданий руководства.
Наиболее ярким было заявление, сделанное всего через два дня членом Политбюро Константином Черненко, который заявил, что Советский Союз стремится к "нормализации и улучшению" советско-американских отношений и "готов к деловым и детальным переговорам, которые должны учитывать интересы обеих сторон. И мы уверены: если наши партнеры перестанут жить в мире иллюзий, перестанут тешить себя надеждами на превосходство, если они проявят высокую ответственность и политическую мудрость, тогда можно будет договориться по любому вопросу". С другой стороны, сказал Черненко, "Если Vash ington окажется неспособным подняться над примитивным антикоммунизмом, если он будет продолжать политику угроз и диктата, что ж, мы достаточно сильны и можем подождать. Ни санкции, ни воинственная позиция нас не пугают". Черненко не ссылался на необходимость укрепления советской обороны (как и на речь Брежнева). Аналогичным образом, несколькими неделями ранее на Генеральной Ассамблее ООН министр иностранных дел Андрей А. Громыко заявил, что Советский Союз готов развивать хорошие отношения с Соединенными Штатами, ссылаясь на заявления, авторитетно сделанные на партийных съездах и в Верховном Совете.
Однако в ежегодном обращении по случаю годовщины большевистской революции 5 ноября 1982 года член Политбюро Виктор Гришин подчеркнул, что в то время как Советский Союз продолжает стремиться к мирному сосуществованию и разрядке, "правящие круги США взяли на себя ответственность отменить все то позитивное, что было достигнуто в 1970-х годах, похоронить разрядку и «возродить холодную войну». Он подчеркнул, что США стремятся к "военному превосходству и диктовке политических условий другим с позиции силы". Эта политика "ухудшает и усложняет международную ситуацию и создает опасность начала ядерной войны, что было бы катастрофой для человечества". Он перечислил советские инициативы и усилия по контролю над вооружениями, но не сказал ни слова об ожиданиях или даже надеждах на возвращение Америки к разрядке или контролю над вооружениями. Напротив, он подчеркнул, что "в условиях повышенной агрессивности империализма наша партия проявляет большую бдительность и делает все необходимое для укрепления обороноспособности страны". Он упомянул о недавней военной конференции с участием Брежнева "и других руководителей партии и государства". А 7 ноября в своей краткой речи на параде на Красной площади маршал Устинов, подтвердив "Программу мира на восьмидесятые годы", заложенную XXVI съездом партии, сказал только одно об отношениях с США: "Советский Союз учитывает, что агрессивные силы империализма, прежде всего США, подняли интенсивность своих военных приготовлений на небывалую высоту", а также "развернули политическое, идеологическое и экономическое наступление на социализм". В связи с этим партия проявляет "постоянную заботу об укреплении безопасности нашей страны", и он также назвал участие Брежнева и "точно определенные инструкции" с военной конференции "новым проявлением этой заботы".
Таким образом, оба эти направления советского мышления о возможности отношений с Соединенными Штатами сохранялись на протяжении первых двух лет администрации Рейгана, которые по совпадению стали последними двумя годами правления Брежнева. В Москве не было сомнений, что
