Вэй краснел, отвечал невпопад и, кажется, совсем не старался выигрывать, но, к облегчению Кана, хоть немного повеселел. Чтобы закрепить результат, Кан расстарался влить в него столько байцзю, сколько смог. Их гость не сопротивлялся, а через пару пиал уже Кан и Сюин, раскрыв рты, слушали болтовню Вэя о южных ящерах, лавролистных лесах и папоротниках, вязкой хурме и бумажных деревьях. Сюин попробовала раскурить трубку, к которой братья Чжан приучили Кана, закашлялась и обозвала их обоих дураками, ничего не понимающими в том, как нужно себя травить.
Близилась ночь, и Кан повёл Вэя к постоялому двору, категорически не приняв уверений в том, что тот сможет сам добраться до дома, будь он хоть трижды пьян.
Вэй шагал по улице, вымощенной гранитными плитами, и зачарованно смотрел на закатное небо.
– Она точно летящая ласточка!
– Что?
– Сюин. Ты не замечал? Живёшь с ней под одной крышей.
– Вэй…
Кану стало как-то неловко.
– А зубы? Ты видел, какие у неё зубы? Точно белая морская раковина!
– Скорее, как у акулы, один раз она меня укусила в детстве, и…
– А её наряды! Ей так идёт этот западный шик!
– Ты в порядке?
– Она затмит луну и посрамит цветы, Кан…
– Я даже не знаю, должен ли я тебе врезать или отвести к лекарю. Ты слишком долго пробыл у нас дома – может, проклятье отца на тебя подействовало, и…
– Даже страх перед шэнми не остановит меня от того, чтобы увидеть её ещё хотя бы один раз!
– … и высосало остатки мозгов. Ну, или это байцзю.
– Ничего ты не понимаешь.
– Я понимаю, что мне стыдно идти с тобой по одной улице, но ты слишком пьян, южанин.
Это была худшая идея из всех, что приходили ему в голову, но Кан об этом даже не задумывался.
Сколько он себя помнил, отец твердил, что люди не должны сами выбирать себе супругов. Любовь, как сама природа, изменчива, недолговечна и безрассудна, а правильный брак мог спасти их семью.
* * *
Время шло, а Цинь появлялся в бедняцком квартале всё чаще и чаще…
Каждый раз он приносил свёртки, оставляя их в одно и то же время в одном и том же месте. Дэмин дары подбирал и, конечно, благодарил Небо, пославшее ему доброго идиота, но о причинах внезапной щедрости не мог и гадать. Однако спустя несколько дней он заметил, что Цинь не ушёл, а остался на месте.
Дэмин даже не шелохнулся. Тогда цзюэ тяжело вздохнул и поднял руки вверх.
– Если выйдешь поговорить, обещаю оставить денег.
Опасно. Он должен был что-то задумать, этот Цинь.
С другой стороны, он отличался полным отсутствием мозга – возможно, тот заплыл жиром, пока он поглощал яства с господской кухни. Если Цинь снова швырнёт в него кошелёк, то Дэмин сохранит добычу до худших времён… К тому же всегда можно скрыться, главное – не подходить на расстояние вытянутой руки.
Взвесив все за и против, Дэмин решился.
– Зачем? – вполголоса спросил он, выглянув из переулка.
Маленький, тощий и костлявый, Дэмин наверняка казался бледной мышью с подозрительным взглядом, но от той пустоты, что отражалась в глазах мальчишки, становилось как-то не по себе.
– Прихоть, – честно признался Кан, не опуская рук, но и не отводя взгляда. – Тебе известно, кто мой отец?
– Всем известно. Придворный шэнми.
Дэмин сделал шаг вперёд и остановился у невидимой границы, которую не собирался переступать.
– Именно. Знаешь, что общего между ним и тобой?
– Ничего.
– Неверно. – Цинь вздохнул, оглянувшись. – Здесь можно говорить?
– Господин обеспокоен безопасностью? – Дэмин нахмурился, тщательно подбирая слова.
– Твоей безопасностью.
– Знать милосердна. Я помню. – В тихом голосе не было и тени иронии, но Дэмин мысленно закатил глаза, думая о том, что этот болван уже сделал всё, чтобы их заметили. Стоило разжалобить его на милостыню хотя бы затем, чтобы эта авантюра окупилась. – Если господин взволнован, то может оставить что-нибудь, чтобы раб объяснил, зачем говорит с ним.
– То есть предыдущего подарка тебе было мало?
– Раб не смеет требовать.
Цинь вздохнул и кивнул, последовав за Дэмином, который тут же перескочил через гниющие дощатые мостки и свернул в другой переулок, ещё темнее предыдущего. Солнце почти не проникало в эту часть города – извилистые улицы были настолько узки, что преграждали путь свету, а в летний сезон местные жители укрывали их холстами, циновками и тонкими досками, спасаясь от дождя и жары.
Они всё так же держались на расстоянии друг от друга, но, остановившись, Дэмин поймал несколько монет и остановился, внимательно рассматривая Циня.
– Ты знаешь, что ты проклят?
– Мать часто называла меня проклятьем, господин.
– И всё же… – Цинь присел, чтобы не смотреть на него сверху вниз. – Ты ведь видишь их? Тени? Люди чаще хотят ударить тебя, чем пройти мимо, в Ночь голодных духов что-то следит за тобой из темноты и ты цепенеешь, не в силах пошевелиться… Было же?
Тишина.
Дэмин не сказал «да». Дэмин не сказал «нет». Он следил за Цинем пустым, внимательным взглядом, а тот прикусил губу, на что-то окончательно решившись.
– Послушай, через неделю я уезжаю. Но, когда будет отпуск, приеду сюда снова. Если хочешь, я могу больше рассказать тебе о проклятых и шэнми. И о том, кто ты такой. Ты умеешь читать и писать?
– Нет, господин.
– Могу научить. Просто так.
Дэмин не задавал вопросов, и Кан кое-что добавил:
– Я не проклят. Но я знаю, как относятся к таким, как ты. Раз уж я встретил тебя, то мне хочется… скажем так, дать тебе шанс выжить.
Дэмин выгнул бровь.
Вот в чём дело. Разве не забавно – кинуть монетку нищему?
Возможно, Цинь даже чувствовал себя настоящим героем. Это могло быть опасно, но не так опасно, как сразу получить удар сапогом. У знати свои причуды – не предскажешь, в какой момент он разочаруется в новой игрушке и передумает, но дармовой хлеб стоил того, чтобы не давать ему повода сменить милость на гнев. Дэмин был вполне в состоянии изображать благодарного слушателя. Подумав, он медленно кивнул, даже напустил на себя маску усталости и испуга. Цинь слабо улыбнулся.
– Тогда я приду послезавтра. Хорошо?
– Раб будет благодарен вам до конца своих дней, господин.
На том и попрощались.
Цинь развернулся и пошёл прочь, а Дэмин поспешил юркнуть в тени.
Дэмина цзюэ больше не видел, но наверняка всё ещё чувствовал на себе его холодный взгляд.
Кан сам не до конца понимал, зачем ему сдался этот оборванец. С одной стороны, у него не занимало много времени его подкармливать. С другой, что-то подсказывало: об этой прихоти не следует знать ни Сюин, ни отцу.
Он решил оставить встречу с Дэмином в секрете, а мысли о нём – на откуп собственной боли. Никогда в жизни Кан не признался бы в том, что ему хотелось нормального детства: с друзьями, дурацкими проблемами, без невидимой и непреодолимой стены между их семьёй и окружающим миром. Ему
