упала на пол, а за ней ещё семь. – Лентяем? – Ещё десять дощечек. – Лжецом? – Ещё пять. – Куда мне деть контрабандистов, – ещё две дощечки, – и просто крыс, что пытаются подставить других перед глазами нового начальства? – Последние три гулко упали на пол. – Что с ними делал Цзыдань? Возглавлял этот парад бездельников?
Сяо молчал, глядя на мусор под ногами. Но врать почему-то не хотелось. Сколько столичной наивности в этом мальчишке…
– Выживал. Позвольте встречный вопрос, господин Цинь. Ваш отец мог бы повлиять на то, чтобы вас сюда не отправили. Так зачем вы здесь?
– Не хотел служить в столице.
– Но в своей голове вы всё ещё там. Казните их. Накажите, как положено в Лояне. И вам ответят, как положено на севере – волки забирают многих, знаете ли.
– Угроза?
– Совет. – Сяо поморщился. – Вы очень молоды, Цинь. Цзыдань был из местных, хоть и цзюэ. Он приспособился. Какое нам дело до столицы, когда ей нет дела до нас? Забирай то, что дают, отдавай столько, сколько не смог спрятать. Держи щит против Линьцана, чтобы не получить стрелу в голову. Мы не воюем здесь. Мы выживаем. С ленью, лжецами, контрабандистами и ворами, иначе всё, что нам останется – только голод и презрение Лояна, да ещё и ворох новых требований. Но с нищих не требуют, а бесполезных не нагружают работой. Не дураки здесь живут, господин Цинь.
– О, это-то я заметил. – Кан мрачно оглядел кабинет. – Зачем зашли, Лян?
– Через неделю Ночное шествие.
– И?
– Надо провести ревизию, забаррикадировать помещения, разработать план, где останутся солдаты. К тому же господин Цзыдань ежегодно отправлялся в ближайший храм, чтобы попросить помощи у нашего жреца.
– Чушь. Все останутся в форте, на местах.
– Что?.. Господин Цинь!
– Я разберусь.
– Но…
– Я говорю непонятно?
– Как прикажете.
Сяо поклонился и быстро вышел из кабинета. Он не придавал значения слухам о Цине, да только… Может, остальные всё-таки правы. В какой-то момент, глядя на этого усталого юнца, Сяо захотелось предупредить его, он даже намекнул, однако… Как Цинь намеревается разобраться с шествием? Они погибнут с таким командованием.
Похоже, Цинь – просто глупый цзюэ, которому власть вскружила голову. Север всегда расставляет всё по своим местам.
* * *
– А как живёт в Ночное шествие столица?
Вэй перетягивал целую связку жареных гекконов, скептически рассматривая третий тюк, который паковала для брата Сюин.
– Слушай, ты уверена, что всё это заберут с очередной поставкой? Как-то много получилось для просьбы…
– О, отец договорится об этом. Он не хочет слышать мои завывания третью неделю подряд, поверь мне.
– Манипуляторша.
– И горжусь этим! Ты… О чём ты спрашивал?
– Ночное шествие через неделю. Я никогда не проводил его в Лояне.
– А? Да ладно тебе, можешь остаться у нас, хотя на постоялом дворе тоже безопасно.
– В смысле – безопасно?
– Чжан… ты всё-таки такой глупый. Мы в городе, охраняемом светом нашего великого Императора, да славится правление его семьи десять тысяч лет, – хихикнула Сюин. – Императора, оберегаемого шэнми. Ночное шествие проходит мимо наших домов, потому что отец оставляет печати, и демоны не в силах их преодолеть.
– То есть… У вас никто не умирает?
– Ну, разве что в трущобах, но кто этих бродяг считает.
– И вы не баррикадируете двери?
– Нет.
– И спокойно ждёте рассвета?
– Ну… да.
– И не слышите этих… тварей?
– Чжан! То, что один раз в год Бездна приближается к нашему миру и её отродья выходят на улицы, не умаляет силы шэнми. Ты же видел, на что отец способен, сам мне рассказал. Всё будет хорошо. Почитаешь книгу и ляжешь спать. Всё. Обычная ночь.
Вэй молчал, как-то слишком тяжело глядя на Сюин.
– Ты никогда не видела их вблизи, да?
– И не собираюсь. Демоны и так опасны, а в Ночное шествие – тем более. Так боишься – ну и приезжай к нам каждый год. Кан будет рад, если окажется в отпуске.
– Я… Это как-то…
– Да брось, Чжан, ты просто от безделья здесь на которую неделю задержался?
– Не задержался я!
Сюин хитро улыбнулась. Дурной он был, но хороший. И приходил к ней каждый день – скоро придётся слушать нотации отца.
– «Не задерживайся» подольше, хорошо?
Вэй покраснел, что-то забормотав, а Сюин бросила ему новый тюк.
– Давай, нам нужно ещё яблоки запаковать, Кан их обожает до помешательства. Интересно, на севере хоть какая-то нормальная еда растёт?
* * *
На следующий день солдатам огласили приказ о возвращении караула вдоль рудников, а Сяо поделился с капитанами новостью о том, что подготовки к Ночному шествию можно не ждать.
И это было последней каплей. Кан раздражал – своим говором, упрямством, заносчивостью и сумасбродством. Сама Бездна не знала, каким образом он за неделю успел всё продумать, но после долгого совета все сошлись во мнении, что и дозоры он изменил со злым умыслом. Пораскинув мозгами, солдаты обнаружили, что поставили их с напарниками, которых они терпеть не могли, из-за чего не выходило ни поспать нормально, ни выпить, ни даже партейку сыграть.
И теперь ещё вот это.
Решение приняли моментально, а указать Циню подобающее ему место задумали ночью. Сяо, выслушав бунтовщиков, перекрикивающих друг друга и поносящих Циня на чём свет стоит, мешать не стал, но и участвовать отказался. Как только солнце начало скрываться за кромкой деревьев, Лян Сяо сплюнул на землю, оседлал лошадь и, не говоря ни слова, уехал из форта. Цинь казался ему дурным мальчишкой. Жаль его, но не настолько, чтобы наживать себе проблем.
– Может, мы сами подготовимся к шествию?
Один из офицеров как-то растерянно посмотрел на сослуживцев. Дурное всё-таки дело они задумали.
– Ага, чтобы он накорябал на своих дощечках фамилии и отправил окружному цы-ши[7], а там и в столицу? А потом поедешь ты в шахты, да только не охранять, а тележки тягать. Нет уж, покончим с этим – тогда и подготовимся. Шесть дней осталось.
– И то верно. Ну что, начнём?
– Как стемнеет. Передай остальным.
Кан наконец-то провалился в сон.
Он был слишком измотан за последние дни, пытаясь собрать безумную головоломку форта Илао. Время утекало сквозь пальцы, и Кан честно признался себе, что выстраивать отношения – не его сильная сторона. Он понятия не имел, как найти общий язык с северянами и при этом умудриться изменить тот порядок, который неизбежно загнал бы их зимой в голод, а летом привёл бы в форт инспектора из столицы.
Половина присланного снабжения, не только продовольственного, волшебным образом улетучилась, а просить новое было бесполезно. Дисциплина среди состава умерла задолго до его приезда, и сейчас он с какой-то любовью вспоминал пьяных Чжанов и даже генерала Вана. Под командованием последнего хотя бы не возникало вопросов о субординации. Что же делать?
С тяжёлыми мыслями Кан не расставался даже во сне, мучаясь дурными кошмарами, в которых они с Цзыданем менялись местами и уже его, Кана, остывающий труп, заметённый рыхлым колючим снегом,
