— В общем, я попробовала вот так… — сказала я не очень уверенно. И вручила ей конверт с заказом.
Едва взглянув на открытку, Карэн издала радостный вопль.
— Вот это да! — закричала она восторженно, как дитя. — Будто я сама написала… Вот спасибо!
Протянув через стол грациозную руку, она с благодарностью пожала мне ладонь. Видимо, к вечеру уже здорово похолодало, подумала я, поскольку ее пальцы были совсем ледяные.
— Да ничего особенного…
Я пыталась отмахнуться, но Карэн было уже не остановить.
— Невероятно! — прошептала она сквозь слезы. — Всю жизнь я мечтала писать именно такими буквами!
— Буду счастлива пригодиться… — ответила я. Почему-то слезы душили уже и меня.
Я не могла бы описать, что именно происходило со мной, когда я надписывала открытку. Помню лишь страстное желание слиться с Карэн и писать один в один с ее сердцем.
— Я сама необычайно вам благодарна! — призналась я, размазывая горячие слезы по щекам. — Всю жизнь до сих пор я страшно ошибалась, считая, что почерк — это портрет души человека. Что если человек пишет криво, значит, такая у него кривая душа… Оказалось, что это совсем не так. Это — мой предрассудок, за который мне перед вами очень неловко. Если бы не вы, я никогда бы этого не поняла. Простите меня, прошу вас!
— Вас?.. Да за что же?..
Лицо плачущей Карэн сморщилось, как печеное яблоко. Но даже так оставалось по-своему прекрасным. Как же она страдает из-за этих несчастных букв!
— Обязательно заходите еще. Буду рада помочь!
Она только всхлипнула на прощание.
Вот что имела в виду Наставница, когда рассказывала мне про Воина Тени, подумала я. Так оно и есть…
Как все-таки здорово, что эта контора осталась за мной.
Начался декабрь, жизнь окрасилась ожиданием Нового года. В этот месяц, как правило, на «Цубаки» обрушивается целый шквал заказов на каллиграфию для новогодних открыток.
Предвидя все это, я очень старалась соглашаться только на крупные заказы от ресторанов и гостиниц. Которые заказывают как минимум сто поздравлений сразу и платят по заранее оговоренной цене. Но спрос на мои буковки только растет, и поток частных заказчиков в «Цубаки» не иссякает.
Поэтому весь декабрь я провожу за конторкой, с утра до вечера расписывая открытки новогодними поздравлениями. День за днем, неделя за неделей проносятся, повторяя друг друга. И лишь когда оглядываешься случайно на календарь, вдруг понимаешь, что декабрь уже на исходе. Снова глянь — и Рождество за спиной, и соседи уже развешивают на дверях домов новогодние украшения. Прошедший год тихонько прощается с Камакурой, окрашивая город в праздничные тона.
Наконец-то покончив с заказами, я весьма запоздало приступаю к новогодней уборке.
Добраться до последней открытки, ни разу не напортачив, оказалось жуть как непросто. Мои пальцы распухли, плечи окаменели, и вдобавок я умудрилась слегка простыть. Так что в последний день декабря, посещая храм Хатимана, немного покашливаю. В предыдущий визит сюда я отмечала наступление лета. Надо же! Эти полгода пронеслись как стрела…
Получив свежее о-хараи, я спешу домой, чтобы повесить его над дверями магазинчика. Дверные стекла я уже надраила до блеска перед уходом. И вот уже не голубые, а красные ленточки отражаются в них, танцуя на студеном ветру… Слава богам за то, что эти полгода я прожила безбедно!
Перед тем как вернуться в дом, я замечаю в почтовом ящике письмо. Совсем заработавшись, я не проверяла почту уже несколько дней. Тем более что после смерти Наставницы даже газет не выписываю.
Вынув из ящика длинный белый конверт, я смотрю на имя отправителя. Икэ́да Сато́ру? Не знаю такого. Но адрес указан здешний, да еще и приписано: «Канцтовары Цубаки»… Может, почта перед праздниками извещает о том, когда заработает снова? Надо бы это запомнить, думаю я и, зайдя в дом, вскрываю конверт ножом для бумаги.
Надрывать конверты руками Наставница не позволяла мне никогда. И я до сих пор стараюсь вскрывать любые конверты только специальным ножом.
![]()
Надеюсь, в эти последние дни уходящего года Вы здравствуете достойно.
Позвольте поблагодарить Вас за беседу. Ваши советы очень мне помогли.
За всю мою жизнь на меня так серьезно не сердился еще никто. Даже мои родители. Так что поначалу я жутко расстроился. Но, уже отъезжая с вокзала Камакуры обратно в издательство, снова задумался над Вашим вопросом: почему я вообще решил стать издателем?
До сих пор я себе такого вопроса не задавал, так что мысль была мне в диковинку. И я ответил: потому что хотел писать так, чтобы это нравилось другим.
Заявку для рецензента я написал в итоге сам. А он ее отклонил. Но я не собираюсь сдаваться. Буду писать ему снова и снова, пока он ее не примет.
Напоследок еще раз спасибо за Ваши искренние и серьезные слова.
В надвигающихся холодах прошу Вас еще внимательнее беречь Ваше драгоценное здоровье.
Икэда
P. S. Не считая рабочей переписки, это первое письмо в жизни, которое я написал сам!
Я представила, сколько душевных сил ушло на это письмо у Икэды. Бедняге все-таки удалось побороть гордыню! Хотя, конечно, больше всего меня рассмешил его упрямо всклокоченный почерк. Если таким почерком парень переписывается с коллегами и партнерами по работе, неудивительно, что никто не принимает его всерьез!
И все-таки это письмо он наконец-то писал словами, которые родились в нем самом…
Когда-то в эту ловушку довелось попасться и мне. Слишком уж долго я не могла смириться с тем, что вколачивала в меня Наставница. А именно с мыслью о том, что настоящий Воин Тени — это профессионал, который с одинаковой готовностью и равной улыбкой берется за любое письмо от любого клиента. Даже если с посланием он не согласен, а от клиента его тошнит.
О тех своих страданиях я уже почти позабыла, но письмо Икэды всколыхнуло их вновь. Ну и слава богам. По крайней мере, на земле стало еще одним написателем писем больше…
Оттого ли, что замена о-хараи над входом в «Цубаки» наложилась на неожиданное письмо Икэды, в моей голове что-то сдвинулось. Не выпуская послания из рук, я завалилась на диван и перечитала весь текст сначала.
Сегодня, если подумать, даже среди моих ровесников чуть ли не больше половины тех, кто посылает новогодние открытки по электронке. Что же говорить о сверстниках Икэды, еще лет на пять младше меня? Среди них человек, за всю жизнь не написавший письма от руки, не удивляет уже никого… С этой тяжелой мыслью я провалилась в сон.
А когда я вновь открыла глаза, вокруг меня была мгла. И непонятно откуда доносился голос моей соседки:
— Поппо-тян? Ты дома?
— Да-а! — преувеличенно бодро отозвалась я и села.
— Может, сходим ударить в колокол?
Тут я наконец вспомнила, какое сегодня число. Сколько же я спала?
— Я сейчас! — спохватилась я. — Мигом соберусь!
Вскочив с дивана, я замотала шею шарфом. Надо же так проспать! Издалека уже доносились мерные колокольные переливы. Буддийских храмов в Камакуре много, и в последнюю ночь уходящего года они дают своим колоколам потрезвонить от всей души[60].
По затихшим вечерним улочкам мы с госпожой Барбарой выбираемся к речному берегу. Ее шею обнимает ностальгическое меховое кашне из рыжей лисицы. Очень похожее иногда надевала Наставница. Видимо, в свое время лисий мех был у японских модниц в большом почете. И только теперь еле слышно отдает нафталином.
На холодном ветру мы идем, прижимаясь друг к дружке — локоток к локотку. С наших губ слетают одинаковые облачка белоснежного пара. Меж сливовых крон, растерявших последние листья, мерцают звезды.
— Поппо-тян! — говорит моя спутница. — Хочешь, открою полезный секрет?
