— Держите шатер, чтоб вас!.. — заорал Карп Юряга. — Эх-ма, что за народ такой криворукий?!
Общими усилиями шатер поймали и усмирили, благо ветер вдруг стих. Воцарилась звенящая тишина, которую нарушал лишь тихий шум струящейся днепровской воды. Клочок неба, который видел Андрейко, по-прежнему был незамутненно ясен, но в воздухе разлилась какая-то непонятная напряженность, которая вызывала желание куда-нибудь спрятаться, забиться под выворотень, коих было немало в лесах по берегам Днепра; да хоть в мышиную норку! Но самое странное: никто из гребцов уже и не пытался ставить шатер. Все со страхом смотрели на небо, хотя оно вроде и не предвещало никакой беды.
И вдруг грянуло! Казалось, что где-то неподалеку обвалилось небо и в образовавшуюся дыру в небесном своде хлынуло море. С неба лил не просто дождь, а падал сплошной поток воды. Черные тучи опустились так низко, что создавалось впечатление, будто они пьют воду из Днепра, а затем выливают ее обратно. Потрясающей силы ураган поднял огромные волны, взбурлившие даже хорошо защищенную песчаной косой заводь, вход в которую был похож на узкое горлышко бутылки.
Андрейко вместе со всеми прятался под деревьями, но это была лишь видимость укрытия. Ливень легко пробивал самые густые кроны, и спустя короткое время на Андрейке нельзя было найти ни единой сухой нитки. Гром грохотал так, что в ушах закладывало. К нему примешивался рев Днепра, и страх начал комом подступать к горлу подростка, в особенности когда неподалеку от залива в воду ударила молния и столб ярко-белого света прорвал покрывало из плотных туч. После этого молнии начали бить, не переставая, — дальше, ближе, совсем близко…
Неожиданно среди вакханалии сплошного ужаса раздались человеческие крики, несколько приглушенные расстоянием и шумом грозы. При неверном свете молний потрясенный Андрейко увидел, как неподалеку от берега разыгралась страшная трагедия. Большое купеческое судно, у которого имелся парус, пыталось противостоять разбушевавшейся стихии. Увы, от паруса остались одни клочья, и вдобавок сломалось рулевое весло. Днепровские волны играли судном, как щепкой, и слабые попытки гребцов хоть как-то исправить положение не давали результатов. Некоторые уже бросили весла и молились, уповая только на высшие силы, а остальные рвали жилы, пытаясь грести к берегу. При этом они в отчаянии кричали так громко, что их голоса перекрывали даже гул бури.
Но вот по Днепру пошла высоченная волна, судно резко развернулось и опрокинулось. Какое-то время можно было наблюдать потерпевших кораблекрушение, барахтающихся в кипящем водовороте, а затем ударила еще одна волна и накрыла их словно могильным камнем. После того как она прошла, Андрейко, обладающий очень острым зрением, долго всматривался в бурлящую воду, но так и не увидел ни единого живого человека…
Остаток дня и ночь они провели на берегу. Днепр все еще гневался, бился в берегах, словно огромный сом в сети, да и ветер не унимался, трепал тучи, как бабы коноплю. Гребцы все-таки поставили шатер и развели большой костер, чтобы обсушиться и приготовить ужин. Залив, в который их загнала непогода, был не очень удобен по части безопасности. Он располагался в сухой низменности, где преобладала лесостепь, и Карп Юряга небезосновательно побаивался нападения татар, которые любили такую местность: и спрятаться есть где, и корма для коней хватает, и ничто не помешает, если придется уноситься прочь от погони, ведь открытые пространства были ровными, как стол.
Несмотря на усталость, Андрейко долго не мог уснуть из-за переживаний и печали по погибшим. Страшная гибель потерпевших кораблекрушение стояла у него перед глазами. Он ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, пока на него кто-то не прикрикнул. В шатре все лежали вповалку, тесно прижимаясь друг к другу, и Андрейко мешал спать соседям, людям бывалым, которым и не такое приходилось видывать. Их сон был крепок и без кошмарных сновидений, которые подняли Андрейку с утра пораньше, когда рассвет только протянул тонкую светло-серую нить над дальними лесами.
Андрейко вышел из шатра, потянулся до хруста костей и направился к костру. Он уже едва тлел. Ночной страж, Панко Щепа, сладко спал, прислонившись к дереву. Сокрушенно покачав головой — вот те раз! а ну как татарин нагрянет? — Андрейко наломал тонких сухих веточек и положил на тлеющие угли. Дул несильный ветерок, и ветки загорелись быстро. Он подбросил в костер несколько толстых поленьев, и спустя небольшой промежуток времени пламя поднялось высоко, осветив все еще темные заросли, которые были совсем рядом.
И тут, к своему ужасу, Андрейко увидел в кустарнике чьи-то глаза. В них отразился свет костра, и ему показалось, что они горят дьявольскими огнями. Все еще сонный взгляд подростка мигом приобрел свою обычную остроту, и он разглядел, что в зарослях таится несколько человек с оружием в руках.
Дальнейшие события превратились в сплошное мелькание. Лук Панка лежал возле стража, как и колчан со стрелами. Андрейко одним прыжком преодолел расстояние до незадачливого охранителя, упал рядом с ним и в считаные мгновения исхитрился выдернуть стрелу из колчана, наложить ее на тетиву и выстрелить. Раздался жуткий вопль, который вмиг разрушил утреннюю тишину.
— Татары, татары! Тревога! — закричал Андрейко.
Спрятавшись за толстый древесный ствол, он начал с похвальной быстротой опустошать колчан, целясь по мечущимся теням.
Ошеломленный Панко, вырванный из сладких объятий предутреннего сна, вскочил на ноги и, расставив руки, словно намереваясь кого-то поймать, забормотал:
— А что это тута творится?
— Падай! — крикнул ему Андрейко, но Панко был тугодумом и продолжал бессмысленно топтаться на месте, в свете разгорающегося костра представляя собой отличную мишень.
И татарская стрела не заставила себя долго ждать. По Андрейке тоже стреляли, но подростка спасал древесный ствол, а Панка мог спасти разве что его ангел-хранитель. Однако в этот момент он, видимо, отсутствовал, и Панко Щепа упал как подкошенный, а его душа взмахнула крылышками и унеслась к Творцу всего сущего.
Шатер ожил сразу же, едва раздался крик раненого татарина. Что это были именно татары-крымчаки, сомневаться не приходилось — их гортанный говор спутать с другими языками трудно. Гребцы, не раз бывавшие в подобных переделках, не стали выбираться наружу через выход, а начали выкатываться из шатра по бокам. Оружие они всегда держали при себе, поэтому сразу же могли вступить в бой, но пока не видели, где находится враг, — татары все еще таились среди деревьев, да и темновато было. Только Ивашко Немирич, которого, как хозяина, положили спать подальше от входа в шатер, потому что оттуда тянуло сыростью, по неопытности выскочил из-под полога на прямых ногах, и в тот же миг, прошипев, как потревоженная змея, татарский аркан, сплетенный из жестких конских волос, упал ему на плечи.
