class="p1">Гомерический хохот Маркони содержал в себе столько недоступных пониманию Гретхен оттенков, что волосы у нее встали дыбом. Она подобралась, собираясь, говоря фигурально, разорвать Маркони в клочья, но та успокаивающе подняла руки.
— Воровская честь, ясно, — пробормотала она то ли саркастично, то ли насмешливо, то ли примирительно. — Усекла. Но ты нарушила обещание, выложив мне все как на духу.
Гретхен, трясясь от бешенства, запрыгнула на водительское сиденье и, решив пока не давать волю гневу, покрепче вцепилась в руль:
— А мне фиолетово, не ты ведешь это дело.
— Ври, да не завирайся. Ты чуть не освежевала меня заживо, — укоризненно, но беззлобно отозвалась Маркони.
— И освежевала бы! Нечего сомневаться в том, что данное мною слово ничего для меня не значит, — вскипела Гретхен, поражаясь, с чего вдруг она опустилась до объяснений с Маркони.
— Чересчур заковыристая для меня логика, — хмыкнула детектив с какой-то неслыханной прежде желчной иронией. У Гретхен потемнело в глазах, но Маркони, не дав ей шанса прицепиться к ее словам, закончила: — И ты полагаешь, я не проболтаюсь Шонесси?
— Болтай сколько влезет.
Маркони растерялась, но мигом сообразила, что к чему:
— А, ты меня испытываешь!
— Можно сказать и так, — уклончиво буркнула Гретхен.
— Не можно, а нужно.
— Я хотела проверить, что ты ставишь во главу угла — эмоции или трезвый рассудок.
Маркони действительно уловила суть, но не настолько, чтобы приблизиться к истине.
— Ага, — едва заметно ухмыльнулась детектив, — проверяешь мои социопатические наклонности.
Гретхен промолчала, но ее молчание говорило красноречивее всяких слов. Любой человек, способный сложить в уме два плюс два, догадался бы, что Маркони не социопат. Гретхен интересовало иное — отношение Маркони к жизни. Именно здесь таилась масса разнообразнейших вариантов.
Вдруг Маркони из тех копов, которые превыше всего ценят верность? Которые не моргнув глазом помогут напарнику избавиться от трупа, но и в ответ будут ждать безусловной преданности?
Понимая все выгоды дружбы с подобным человеком, Гретхен не собиралась отвечать ему взаимностью — вот еще, энергию вхолостую расходовать. Если б ее приперло, она без зазрения совести толкнула бы самого верного наперсника под автобус, лишь бы тот не путался под ногами.
Многие наверняка сочли бы ее бессердечной, однако Гретхен, прекрасно зная все свои недостатки и странности, притягивала людей, избегавших попадать под колеса общественного транспорта.
И раз уж Маркони до сих пор не вызвала у нее лютой ненависти, можно было надеяться, что рассудительности в ней намного больше, чем у ее предшественников. А значит, она должна сообразить, что, если ей хочется вытянуть из Гретхен информацию — разумеется, ей хочется, — ей не следует докладывать Шонесси о каждом мало-мальском чихе своей подопечной.
И хорошо бы пролить свет на этот вопрос раньше, чем Гретхен с головой погрузится в расследование.
Гретхен стрелой промчалась на красный, но Маркони лишь задумчиво кивнула и спросила:
— Думаю, мы достигли бы лучших результатов, если бы ты заранее предупредила, что будешь меня изучать.
— Ошибаешься. Тогда все пошло бы насмарку.
Люди, знающие, что за ними наблюдают, обычно идут наперекор своей природе, поступая так, как, по их мнению, от них ждут наблюдатели. Хотя Гретхен, поднаторевшая в экспериментах над напарниками Шонесси, конечно, умела распознавать черты неестественного поведения испытуемых.
— Тебе не терпится побежать к Шонесси и обо всем доложить?
Кривоватая ухмылка.
— Не-а.
— Слабо верится.
— Куда мы направляемся? — вновь спросила Маркони, но Гретхен, словно не слыша ее, загадочно произнесла:
— Я собираюсь признаться.
— И что? У меня душа должна уйти в пятки?
— А то, — хищно усмехнулась Гретхен, обнажая острые передние зубы.
Маркони закатила глаза:
— Твое признание как-то связано с тем, что тебе наплевать на виновность или невиновность Виолы?
Неожиданно для себя Гретхен слишком безрассудно срезала угол — и вдогонку «Порше» полетело сбитое у припаркованной машины боковое зеркало. Фигня. Не машина и была, колымага старая. Однако взгляд, брошенный ею на Маркони, давившуюся от смеха, продлился чересчур долго, и она едва успела ударить по тормозам, чтобы не сбить мамашу с коляской. «Интересно, — мелькнуло в ее голове, — а ребенок так же забавно кувыркался бы в воздухе, как и боковое зеркало?»
— В точку, — хмыкнула Гретхен, не желая признавать правоту Маркони, и, игнорируя метавшую громы и молнии родительницу, втопила в пол педаль газа. — Меня не особо колышет, кто убил Клэр Кент.
— Потому что Виола психопатка и мир станет немного безопаснее, если она окажется за решеткой? — безмятежно, словно не стремясь утереть Гретхен нос, предположила Маркони.
— Тот, кто ее подставил, все рассчитал правильно.
Взял и убил двух зайцев одним выстрелом. Точнее, ножом.
— А может статься, что Виола не психопат? — допытывалась Маркони. — Что ее психопатия такая же инсценировка, как и подстава с убийством?
— Нет, — тряхнула головой Гретхен. Мысль здравая, но в данном случае совершенно неприемлемая. — Виола — психопатка чистой воды. Я не профессионал, но зуб даю, рано или поздно эта девочка, если, конечно, не упечь ее за решетку на всю оставшуюся жизнь, непременно кого-нибудь ухайдакает.
— Но есть одно «но», — подстегнула ее Маркони.
— Но есть одно «но». Виола может оказаться психопаткой и одновременно придурковатой размазней. Одно другому не мешает. И будь я убийцей Клэр Кент, я непременно бы этим воспользовалась и, не раздумывая, подставила бы девочку.
— Это тебе ничего не напоминает, а? — спросила Маркони до театральности простодушно. — На ребенка возводят напраслину только потому, что он ненормальный.
Гретхен изо всех сил сжала руль, прикусила щеку и успокоилась, только когда рот ее наполнился кровью.
— Я польщена, — холодно произнесла она, — что ты не пожалела времени и ознакомилась с моим досье.
— Люблю почитать на ночь что-нибудь легонькое, — беспечно отозвалась Маркони.
Гретхен это совсем не понравилось. Маркони не понимала, что играла с огнем. Не соображала, как мало Гретхен требовалось, чтобы взорваться и не оставить от детектива мокрого места. Всю жизнь Гретхен, словно канатоходец, шла по натянутому до предела канату, зная, что один неверный шаг, один миг помрачения рассудка — и она ринется в пучину безумия, и Шонесси одержит победу. И окончательно уверится в том, что она монстр, как он и предполагал.
Ах, Маркони, Маркони! Разве можно тыкать острой палкой в разверстую рану и не задумываться о последствиях?
— Я хотела посмотреть, как выглядят ее внутренности, — процедила Гретхен.
Эпатаж всегда действовал отрезвляюще на тех, кто старался загнать ее в угол. Возможно, Маркони просто стоит напомнить, что умение Гретхен подавлять свою свирепую натуру отнюдь не превратило ее в милого и пушистого котика.
— Но из этого не вытекает, что именно ты вскрыла тетушку, как консервную банку, — благодушно парировала Маркони.
Гретхен задохнулась от изумления. То же самое она когда-то говорила
