— От кого бы это, Танака? — спросил Джеффри, он давно уже прибегал к иронии в своих отношениях со слишком любопытным гидом.
— Я думаю, не приглашение ли от благородных родственников леди, — отвечал Танака, не смущаясь.
Джеффри понес жене письмо, и та прочла: «Дорогие мистер и миссис Баррингтон, теперь великолепная весенняя погода. Я надеюсь, вы наслаждаетесь полным здоровьем. Я очень огорчен тем, что отсутствовал во время вашего любезного визита. Много спешных дел удерживало меня, также желудок не в порядке, но, конечно, мне нет извинений. Пожалуйста, не сердитесь. Теперь я надеюсь предложить вам скромный пир, отель «Кленовый клуб», следующий вторник, шесть. Надеюсь на высокое счастье и всегда ваш друг, ваш покорный слуга Г. Фудзинами».
— Что, собственно, это значит?
— Танака говорит, приглашение на «partie de plaisir»[21] в начале будущей недели. Ответьте на это, милая, — сказал Джеффри, — скажите им, что мы не сердимся и рады принять предложение. Танака объяснил, что ресторан «Кленового клуба», или Койокван, что точнее перевести следует «зал “Красного листа”», — самый большой и известный из токийских чайных домов; последний термин одинаково применяется и к придорожным харчевням, и к изысканным увеселительным местам, где счет легко достигает четырех-пяти фунтов с персоны. Есть рестораны более таинственные и более элитарные, где эстетический гурман может чувствовать себя очень удобно и дух богемы проявляется не стесняясь. Но для всего носящего официальный характер, для всего стоящего на общественных высотах пригоден только «Кленовый клуб». «Князей» Токио и цвет делового мира можно встретить в его коридорах. Здесь устраиваются грандиозные муниципальные и политические обеды. Здесь знаменитых иностранцев официально знакомят с тайнами японской кухни и чарами японских гейш. Здесь висит портрет самого лорда Китченера, окруженного смеющимися «мусме», как бы выскакивающими из его карманов и петлиц; настоящий Гулливер у лилипутов.
И Джеффри и Асако смотрели на приглашение несколько насмешливо; но в последний момент, когда они шли по таинственным улицам тихого и чуждого города, оба испытывали некоторое волнение. Сейчас им предстоит погрузиться в глубины неведомого. Они ничего не знали о привычках, вкусах и предрассудках людей, с которыми вступят в сношения, не знали даже их имен и языка.
— Ну что же, — сказал Джеффри, — присмотримся повнимательнее.
Они поднялись по крутой мощеной тропинке и остановились перед широким японским входом; три широкие ступеньки, похожие на ступени алтаря, вели в темный пещерообразный зал, полный кланяющихся женщин и мужчин в черных платьях, совершенно одинаковых, молчаливых, похожих на бесплотных духов. Получалось мрачное впечатление какого-то праздника немых.
Долой ботинки! Джеффри уже знал это правило номер один японского этикета. Но кто такие эти проворные женщины, заботливо убирающие их пальто и шляпы? Родственницы или служанки? А молчаливая группа за ними? Фудзинами это или слуги? Оба гостя поторопились изобразить на всякий случай дружественную улыбку, но беспомощно отыскивали какое-нибудь знакомое лицо.
Видение в вечернем костюме — длинном фраке, пурпурном галстуке — вынырнуло из мрачной толпы зрителей. Это был Ито, адвокат. Свободные и резкие американские манеры были на этот раз сдержаны ответственностью, налагаемой торжественным костюмом.
У него были вид и движения приказчика из магазина. После глубокого поклона и рукопожатия он сказал:
— Очень рад видеть вас, сэр и миссис Баррингтон. Семья Фудзинами гордится честью принять вас.
Джеффри ожидал дальнейших представлений, но еще не наступило время. Указывая движением руки путь, мистер Ито прибавил:
— Прошу пройти сюда, сэр и леди.
Баррингтоны и Ито стали во главе процессии, немые следовали непосредственно за ними. Неслышными шагами шли они бесконечными, очень чистыми коридорами; полы — без единого пятнышка. Единственным звуком было шуршание шелка. С закрытыми глазами все это можно было принять за процессию вдов. Женщины, те самые, что раздевали их, шли по сторонам и теперь напоминали собой колибри, эскортирующих стаю ворон. Одна из них спасла Джеффри от неприятности. Он в полутемноте почти стукнулся лбом о дверную притолоку, но она, коснувшись ее пальцами и положив другую маленькую руку на плечо рослого Баррингтона, засмеялась и сказала на ломаном английском языке:
— Английский данна-сан очень высокий!
Внезапно перед ними открылись бумажные стены. В маленькой комнате позади стола стояла японская чета, пожилая, неподвижная, как восковые фигуры. На минуту Джеффри подумал, что это слуги. Но, к его удивлению, Ито возвестил:
— Мистер и миссис Фудзинами Гентаро — главы семьи Фудзинами. Прошу подойти и пожать руки.
Джеффри и его жена исполнили распоряжение. Взаимные поклоны были произведены в совершенном молчании и сопровождались рукопожатием. Затем Ито сказал:
— Мистер и миссис Фудзинами желают сказать, что они счастливы видеть вас сегодня вечером. Это очень плохая пища и очень бедный пир. Японские кушанья очень просты. Но они просят вас соблаговолить извинить их, потому что они делают все от чистого сердца.
Джеффри нерешительно пробормотал что-то, не зная, ожидают ли ответа на эту речь. Ито громко воскликнул:
— Прошу следовать сюда!
Они прошли в большой зал, похожий на концертный, со сценой на одном конце. Там несколько мужчин сидели на полу, курили и пили пиво. Походили они на пасущихся черных овец.
К ним присоединились немые, сопровождавшие Баррингтонов. Все эти люди были одеты совершенно одинаково. На них были белые носки, темные кимоно, почти скрытые черными сюртуками, на воротниках и рукавах которых сверкал, как звезда, фамильный герб — венок из листьев вистерии, и в желтоватые шаровары из тяжелого шуршащего шелка. Этот костюм, хотя мрачный и торжественный, казался достойным и приличным; но одинаковость доходила до нелепости. Похоже было на заранее приготовленный эффект фантастического маскарада. Для почетных гостей было совершенно невозможным делом различить родственников, выделить среди них того или другого: выделялся только Ито своим европейским платьем и пурпурным галстуком.
«Он — как господа Джэрли, — подумал Джеффри, — выставляющие для обозрения восковые фигуры».
Посреди комнаты было несколько простых потертых кресел. На двух из них лежали ярко-красные плюшевые подушки. Это почетные сиденья для Джеффри и Асако.
Среди черных овец не произошло никакого движения, только пар тридцать глаз устремились на них. Когда Баррингтоны были возведены на трон, хозяин и хозяйка подошли к ним неслышными мелкими шагами, опустив головы. Казалось, что они вестники, собирающиеся сообщить печальные донесения. Высокая девушка следовала за своими родителями.
Миссис Фудзинами Шидзуйе и ее дочь Садако были единственными женщинами, удостоившимися представления гостям. Это было компромиссом и особым вниманием к чувствам Асако. Мистер Ито предлагал пригласить всех дам Фудзинами, так как главным почетным гостем будет леди. Но строго консервативному мистеру Фудзинами такая идея показалась ужасной. Как?! Женщин на банкет?! В публичном ресторане?! В присутствии гейш?! Нелепость, и притом отвратительная! О времена! О нравы!
Но тогда, настаивал адвокат, не надо приглашать Асако. А ведь Асако была гвоздем вечера; и кроме того, английский джентльмен будет оскорблен, если его жену не пригласят тоже! И, продолжал мистер Ито, всякой женщине, японской или иностранной, будет неловко в компании, состоящей из одних мужчин. Кроме того, Садако так прекрасно говорит по-английски; будет очень удобно, если придет и она, а при надзоре ее матери нравственность девушки не пострадает от близкого соседства гейш. Так мистер Фудзинами был доведен до того, что согласился взять своих жену и дочь.
Шидзуйе-сан, как полагается матроне зрелых лет, надела гладкое черное кимоно, но на Садако было бледно-пунцовое платье с шарфом цвета бронзы, завязанным огромным бантом. Волосы ее были зачесаны назад и собраны в какое-то подобие булки — последняя хайкара мода и дань иностранным гостям. Ее лицо было недурно, но его выражение и глаза совершенно скрывались темно-синими очками.
— Мисс Садако Фудзинами, дочь мистера Фудзинами Гентаро, — сказал Ито. — Она прошла курс в университете и говорит по-английски совершенно свободно.
Мисс Садако трижды поклонилась, потом сказала неестественно высоким голосом:
— Как поживаете?
Между тем комната наполнилась маленькими женщинами-колибри, встретившими их раньше в передней. Они подавали гостям сигареты и чашки чаю. Они казались веселыми и оживленными и заинтересовали Джеффри.
— Эти дамы тоже родственницы Фундзинами? — спросил он Ито.
