– Бриллиантового гарнитура? – понимающе вздохнул приятель. Желваки ходили у него ходуном.
– Если бы... Мебельного! Ну, я позвонил по указанному номеру и договорился о встрече.
– То есть ты даже не знал, что разговариваешь с дочерью московского министра? – хлопнул себя по ляжкам приятель.
Возвращавшаяся с обеда секретарша выразительно покрутила пальцем у виска и прибавила шаг, не глядя на них.
– А если б там оказалась какая-нибудь дряхлая мегера с тремя подбородками?.. – Приятель поежился и замычал, передразнивая немощь.
– Плевать, тоже хорошее знакомство. А что? – Шишов встал.
– Погоди, а дальше-то? Еще минута есть.
– Я был у нее. – Шишов пожал плечами, похоже, рассказывать подробности знакомства с Наденькой ему совсем не хотелось.
– Ты? – не отставал приятель. – И как все произошло?
– Поехал к ней в Дурасовский переулок. Позвонил в домофон, зашел в подъезд... Дом новый, банки с красками почти у каждой двери, остатки обоев, а у ее двери ванна стоит с какой-то ветошью.
Приятель жадно слушал.
– Я подумал и поджег эту ветошь и еще раздул как следует. – Шишов вздохнул, вспоминая. – Как дым пошел, я позвонил и спас ее из горящего дома.
– А дом сгорел? – выдохнул приятель.
Шишов хохотнул.
– Ветошь в ванной сгорела вся... Так и познакомились. А Наденька меня как своего спасителя семье представила. – Шишов замолчал. – Пошли, уже второй час.
– А гарнитур как же? Ты хоть видел его?
– Посоветовал не продавать. – Шишов свернул к каморке в конце коридора, где заправлял картриджи и чинил разнообразную канцелярскую мелочь.
– А она?..
– Согласилась. – Иван Ильич вздохнул и поморщился. – Наденька вообще со всем соглашается, ее так папа приучил.
– А какая она? – У приятеля желваки продолжали свою автономную жизнь.
– Обыкновенная дочь, вся в прыщиках, дура дурой, все папе рассказывает, – вздохнул Шишов, садясь за свой стол, на котором в кучу были свалены картриджи. – Ну почему такие дуры рождаются именно у отцов-начальников? – надевая перчатку на правую руку, простонал он.
– А сколько ей? – Приятель оглянулся.
– Двадцать девять, как и мне...
– Засиделась женщина, – мечтательно пробормотал приятель.
– Да, – кивнул Шишов. – Пятьдесят шестой размер.
– Тетка в возрасте. – Приятель что-то подсчитывал на пальцах. – И что, она вправду крокодил?.. А подруги у нее случайно нет такой же?
Шишов пропустил вопрос мимо ушей.
– Так ты ей не сказал, кем работаешь на самом деле? Ну, что заправщиком картриджей, типа офисный планктон? – уточнил приятель.
– Я оценщик антикварной мебели. – Шишов подмигнул.
– Да, ты не похож на дурака, – согласился приятель. – Кем же мне представляться, если тоже найду себе «липучкину»?..
– Телохранителем попробуй. – Шишов хмыкнул, взглянув на худосочного коллегу.
– Скажи, а ты сможешь с «крокодилом» жизнь прожить, детей завести? – задумчиво протянул приятель.
– А я не привередливый. Я теперь раб Наденьки, – отмахнулся Шишов. – Сегодня из салона красоты ее забираю, она там чистку лица делает.
Приятели гоготнули...
«ГДЕ-ТО В ГОРАХ МОНТАНЫ...»
Наум вышел из двери приемного покоя, сделал пару шагов и прислонился к дереву в больничном скверике. На истоптанной лужайке валялись окурки, пустые пивные банки и всякая шелуха, а неподалеку бродили ходячие больные, постреливая сигареты у посетителей и медперсонала.
– И зачем я просил этого счастья на свою голову? – Наум с усилием поднял перевязанную голову и поискал глазами солнце.
Его выписали только что, подправив здоровье, после того инцидента с рокером Духовным. У ног Наума стоял пакет с вещами, а одет он был в ту же самую одежду, в которой его привезли в больницу, – шотландский килт и шелковую курточку на «молнии», любезно почищенные сестрой-хозяйкой.
– Что за игра в жизнь, Наум, а если следующий гомофоб убьет тебя? – напоследок задал ему вопрос хирург Александр Лукич Мясников. – Тебя спас внезапный приступ панического страха, ты из последних сил сумел убежать от этого рокера, как его там?..
– Квач Духовный, – с отвращением вспомнил имя мотоциклиста и врага своего Наум.
«Что он имел в виду, когда говорил, что убьет? – стоя под деревом, пытался разобраться Наум, не соглашаясь с прямой постановкой вопроса Мясникова. – Меня, что ли, убьет? Я измучился, я ночами не сплю! За что меня убивать?»
– Где-то в горах Монтаны... – Наум огляделся и, расстегивая «молнию» на шотландской юбке, ненадолго отошел к забору.
Оправив юбку, он вернулся обратно под дерево, голова все кружилась, и следовало постоять еще немного, прежде чем отправиться домой... После стычки с рокером Наум чувствовал себя полной развалиной. Мимо, от ворот к приемному покою, шагали посетители, проехала одна санитарная машина, вторая, а Наум все стоял. На ближнюю скамью сел юноша в строгом костюме офисного труженика и, вытащив телефон, стал кому-то звонить. Безошибочно почувствовав поживу, к нему подбежала задрипанная больничная кошка, похожая на вокзальную цыганку, и, ткнув носом в стоявший на земле кейс, мяукнула, видимо, унюхав колбасу.
Наум завистливо сглотнул, видя, как кошку гладят и начинают кормить сарделькой... Его впервые не возбудил вид мужчины, задумчиво определил свое состояние он. Впервые за многие годы...
«Что со мной?» – спросил Наум и, закрыв глаза, спиной ощутил твердый ствол дерева.
Кто-то тронул его за плечо, и Наум очнулся. Рядом стоял юноша, а противнейшая из всех кошек, доев выцыганенную сардельку, смотрела на них взглядом свекрови.
– Килт. – Юноша восхищенно цокнул языком. – Простите, а у вас там правда ничего нет?.. – кивнул он на застегнутую «молнию» килта.
– Что значит «ничего»? – обиделся Наум. – Я вообще-то спешу. – Взяв пакет с вещами, он отделился от дерева и пошел в сторону раскрытых больничных ворот.
«Капелька удачи мне не повредит», – думал он, прибавляя шагу.
КОМПАНЬОНЫ
Обложной дождь на целый день повис над улицей... Саша Невменько энд Женя Чихмачян сидели в гараже и пили.
– Нам до счастья, как до Китая раком. – Александр Акимыч Невменько взял огурчик из банки и с хрустом заглотил его.
Чистопородный русский мужик Акимыч и молдавский мужик Евгений Иванович Чихмачян квасили с утра. ООО «Катафалки для кошек энд собак» категорически не приносило прибыли с даты его основания, и компаньоны всю последнюю неделю решали, не лучше ли будет закрыть нефартовое предприятие, пока расходы окончательно не превысили доходы.
Они пили и переругивались, правда, без зла.
– На сегодня литра хватит, главное, после ноль пяти сознание не потерять и допить остальное...
– Не пей, Акимыч, – вздохнул Евгений Иванович, глядя на болезненно-синее лицо компаньона.
– Че это?! – удивился тот.
– Сердце посадишь, – икнул Чихмачян.
– А зуботычину?..
Чихмачян закашлялся от смеха.
– Не трясись, как Альцгеймер, – покосился Акимыч. – Чего-то полоса у нас какая-то черная-пречерная... Каждый вечер засыпаю и жду, может, сегодня какое знамение увижу, а утром просыпаюсь всего лишь в похмелье!..
– Хочешь, чтоб ангелы во сне предупредили? – кивнул Чихмачян. – Все еще счастья ждешь? Я уж и думать забыл.
– Нам до счастья, как до Китая раком! – зло повторил Акимыч.
– А че ты попросил-то? – по-простецки стал выспрашивать Чихмачян. – Скрываешь от друга?
Акимыч косо взглянул на компаньона.
«Друг, – про себя выругался он. – Так я тебе и сказал про разнузданный секс с Анджелиной Джоли!»
– «Спелая, она такая спелая...» – напел он и внезапно вспомнил: – Вчера звонил бывший друг, тренер женской сборной по синхронному плаванью. – Акимыч наклонился и чуть не упал. – Гад, зазнался, вспомнил Акимыча, как собака подохла!
– Это у которого мы чау-чау хоронили? – кивнул Чихмачян.
– Ну, Закондырин его фамилия... Так знаешь, что он мне предложил? – Акимыч медленно собрал пальцы в дулю. – Не знаешь?..
Чихмачян покачал головой.
– Массажистом в сборную к себе! – И Акимыч помахал дулей в воздухе. – Я ж раньше массажом промышлял.
– Акимыч, а ты не хочешь? – трезвым голосом переспросил Чихмачян. – А порекомендуй меня, а?
Акимыч пьяно кивнул.
– Порррр... экомэн... дую!.. – пообещал он.
Над Москвой моросило совсем не по-летнему...
МАЙКОПСКАЯ
Неделю назад религиовед Майкопская уволилась. Видеть счастье доцента Ксенонова Регина Ростиславовна больше не могла – хоть ее прибейте на этом самом месте. И всю неделю уютная женщина в очках и растянутой футболке пила виски «Белая лошадь» и слонялась из угла в угол своей квартирки.