нём был чёрный, усеянный серебряными пуговицами мундир, высокие кожаные сапоги и, взаправду, перевязь со шпагой! Это треуголка — у него на голове? С каких пор он носит парик, напудренный, с косицей сзади?
«Мастер! — хотел крикнуть он. — Что это такое?»
Он не посмел, потому что внезапно они попали в освещённый свечами зал, где стояло много важных господ, капитанов и полковников, а между них и придворный чиновник, со звездой и орденской лентой.
Камергер подступил к Мастеру.
— Наконец-то вы тут, Курфюрст уже ожидает вас! — и, указав на Крабата: — Вы прибыли не один?
— Мой юнкер, — сказал Мастер. — Пусть он подождёт здесь!
Камергер махнул одному из капитанов:
— Позаботьтесь о юнкере, господин!
Капитан потянул Крабата за рукав к столику в оконной нише.
— Вина или шоколада, мой милый?
Крабат решился на стакан красного вина. Пока они чокались с капитаном, Мастер направился в покои Курфюрста.
— Надеемся, — заметил капитан, — у него получится!
— Что? — спросил Крабат.
— Вам это следует знать, юнкер! Разве ваш господин не старается уже много недель убедить Его Светлость, что его советники, призывающие к мирному договору со Швецией, бараны, и следует гнать их к дьяволу?
— Конечно, конечно, — быстро сказал Крабат, хотя не имел обо всём этом ни малейшего представления.
Господа полковники и капитаны, которые стояли вокруг, смеялись и пили за него.
— За войну со Швецией! — кричали они. — Чтобы Курфюрст постановил продолжать её дальше! За победу или поражение — только бы он продолжил Шведскую войну!
* * *
Около полуночи Мастер вернулся. Курфюрст проводил его до порога зала.
— Мы благодарим вас, — сказал он. — Ваш совет ценен для Нас и дорогого стоит, вы знаете это — и, хотя было время, пока Мы ещё могли игнорировать ваши доводы и аргументы, ныне решение принято, война продолжается!
Господа в зале забряцали саблями, они замахали шляпами.
— Виват Августу! — кричали они. — Слава и честь Курфюрсту — смерть шведам!
Курфюрст Саксонии, тяжёлый, мясистый мужчина богатырского вида с торсом кузнеца и кулаками, которые сделали бы честь любому матросу, поблагодарил важных господ движением руки. Затем он повернулся к Мастеру, сказал ему ещё несколько слов, которых из-за шума, воцарившегося в зале, никто не понял, но которые, наверно, и едва ли предназначались для ушей других людей — с этим Курфюрст его отпустил.
В то время как господа придворные и военные остались в зале, Крабат последовал за Мастером наружу. Они покинули замок тем же путём, каким пришли: вдоль многочисленных окон и зеркальных стен, по внутренней мраморной лестнице вниз к главному входу — и наружу на парадное крыльцо, где всё ещё стоял долговязый офицер: глаза по-прежнему распахнуты, правая рука на эфесе шпаги, неподвижный и оцепеневший, как оловянный солдатик.
— Отпусти его, Крабат, — сказал Мастер.
Для этого Крабату стоило всего лишь щёлкнуть пальцами, как он научился в Школе Чернокнижия.
— Отставить! — скомандовал он. — Направо — кру-гом!
Офицер выхватил шпагу и отсалютовал обнажённым клинком. Потом он выполнил согласно приказу полный оборот и помаршировал прочь.
На площади перед замком для них уже была готова карета. Конюх доложил, что он позаботился о гнедых, как было приказано.
— Ещё бы ты этого не сделал! — сказал Мастер. Затем они взобрались на козлы, и только теперь Крабат заметил, что опять был в своей обычной одежде. И правильно — что бы он делал на мельнице с треуголкой, шпагой и мундиром?
Они прогромыхали по каменному мосту через Эльбу. Когда только оказались за городом и поднялись на крутой берег по ту сторону реки, Мастер направил карету в чисто поле. Там лошади вновь взмыли вверх с земли, а далее — путь домой, в воздушной высоте.
Луна стояла на западе, уже довольно низко, скоро она должна была зайти. Крабат молча предавался своим мыслям. Он смотрел вниз на деревни и маленькие города, которые они пересекали в полёте, на поля и леса, на пруды и ручьи — и на равнины с болотами и неглубокими песчаными ямами. Мирная земля там внизу, тёмная и тихая.
— О чём ты думаешь? — поинтересовался Мастер.
— Я думаю о том, — сказал Крабат, — как многого можно добиться Чёрным искусством — и что средство это даже над князьями и королями даёт власть.
В свете пасхальной свечи
Пасха была поздно в этом году, она выпала на вторую половину апреля. Вечером Страстной Пятницы Витко был принят в Школу Чернокнижия. Никогда раньше Крабат не видел ещё такого тощего и растрёпанного ворона, а ещё он был уверен, что различает рыжеватый отблеск в оперении Витко, но это он, возможно, только вообразил.
Страстную Субботу парни провели за тем, что спали про запас. Ближе к вечеру Юро накрыл на стол, чтобы они досыта поели.
— Давайте подналегите, — предупредил Ханцо, — Вы ведь знаете, надо, чтобы на время этого хватило!
Лышко в первый раз снова можно было есть из общего котла: с наступлением пасхальной ночи все распри, случившиеся между парнями, должны были быть забыты — так требовало правило.
Когда стемнело, Мастер разослал мукомолов добыть себе знак. Всё происходило в точности как год назад. Снова Мастер рассчитал парней, снова уходили они парами с мельницы. Крабат в этот раз пошёл вместе с Юро.
— Куда? — спросил Юро после того, как они взяли себе одеяла.
— Если тебя устраивает, к месту смерти Боймеля.
— Хорошо, — откликнулся Юро, — только если ты знаешь путь. На меня ночью нельзя положиться, я рад бываю, если дойду от дома до хлева, не заплутав.
— Я пойду впереди, — сказал Крабат. — Смотри, не потеряйся в темноте!
Путь, по которому они должны были идти,
