— От девушки, видно?
— Нет, — сказал Крабат. — От друга, какого больше не будет во всём мире.
— Ты это точно знаешь? — спросил Юро.
— Это, — сказал Крабат, — я знаю вовеки веков.
* * *
Наутро после похорон Тонды мукомолы сошлись на том, чтоб Ханцо отныне занимал место старшего подмастерья, и Ханцо ответил, что согласен на это.
Мастера не было дома до кануна Богоявления. Они уже лежали на нарах, и Крабат как раз хотел задуть свечу, как открылась чердачная дверь. Мастер показался на пороге, очень бледный, будто покрытый известью. Он бросил взгляд на компанию. Что Тонда не здесь, он, казалось, не заметил, по крайней мере, не подал виду.
— За работу! — велел он. Затем развернулся и исчез на всю оставшуюся ночь.
К парням вернулась жизнь. Они отбросили одеяла, попрыгали с тюфяков, спешно натянули одежду.
— Давайте! — поторапливал Ханцо. — Иначе Мастер выйдет из терпения, вы же знаете!
Петар и Сташко побежали к мельничному пруду, открыть шлюз. Другие топтались в мукомольне, засыпали зерно и запускали мельницу. Когда она пришла в движение, со скрипами, постукиванием и глухим гулом, подмастерьям стало легче на сердце.
«Она мелет снова! — подумал Крабат. — Время идёт дальше…»
В полночь они закончили с работой. Когда они вошли в спальню, увидели, что на бывших нарах Тонды кто-то лежит: тощий невзрачный парнишка с узкими плечами и рыжей копной волос. Они окружили спящего и разбудили его — так же, как разбудили Крабата, тогда, год назад. И как Крабат испугался их, так же испугался теперь рыжий при виде одиннадцати призраков у своей постели.
— Не бойся! — сказал Михал. — Мы парни с этой мельницы, так что не надо трястись. Как тебя зовут-то?
— Витко. А тебя?
— Я Михал — а это вот Ханцо, наш старший подмастерье. Это мой кузен Мертен, это Юро…
На другое утро, когда Витко пришёл к завтраку, он был в одежде Тонды. Она подходила ему, будто на него сшитая. Он, казалось, не стал всерьёз раздумывать над этим и не спрашивал, кому она принадлежала раньше. Это было хорошо, так всё делалось для Крабата более терпимым.
Вечером — новый ученик за день вымотался в камере для муки и уже ушёл в постель, — вечером мельник призвал парней и Крабата к себе в хозяйскую комнату. Одетый в чёрный плащ, он сидел в своём кресле; на столе перед ним, между двумя зажжёнными свечами, лежал тесак — и его треуголка, что тоже была чёрного цвета.
— Я вызвал вас к себе, — сказал он, когда подмастерья собрались в комнате, — как того требует устав мельников. Между вами есть ученик? Пусть он выступит вперёд.
Крабат не сразу понял, что Мастер его имел в виду. Петар толкнул его в бок, тогда он опомнился и шагнул вперёд.
— Твоё имя!
— Меня зовут Крабат.
— Кто ручается за это?
— Я, — сказал Ханцо, встав рядом с Крабатом. — Я ручаюсь за этого юношу и за его имя.
— Один только — нисколько, — возразил Мастер.
— Пусть так, — подал голос Михал, вставая подле Крабата с другой стороны. — Два же — сколько-то, а сколько-то — достаточно, чтобы свидетельствовать. Потому поручаюсь и я за этого юношу и за его имя.
Между Мастером и подмастерьями, что стояли подле Крабата, развернулся разговор в вопросах и ответах, который проходил по строгим правилам и в строгих формулировках. Мастер спрашивал обоих, обучался ли ученик Крабат мельничному ремеслу, где и когда, а они заверяли его, что этот юноша обучен всем искусствам и приёмам в достаточной мере.
— За это ручаетесь мне?
— За это ручаемся мы, — сказали Ханцо и Михал.
— Ну что ж, так давайте произведём в подмастерья этого ученика Крабата по уставу мельников и обычаю гильдии!
Произведём в подмастерья? Крабат подумал, что ослышался. Разве его время обучения истекло — сейчас, уже после первого года?
Мастер поднялся, он надел свою треуголку. Затем взял тесак и шагнул к юноше. Коснувшись клинком тесака его темени и плеч, он вскричал:
— Во имя гильдии, Крабат! Я, как твой учитель и мастер, говорю тебе, перед лицом собранных мукомолов, что от твоего прежнего места ученика ты полностью освобождён. Отныне ты становишься подмастерьем среди подмастерьев и считаешься мукомолом по обычаю мельников.
С этим он вложил в руку Крабата тесак, носить который на поясе было привилегией произведённых в подмастерья парней, затем отпустил его вместе с другими из комнаты.
Крабат был ошеломлён и сбит с толку, такого он не ожидал. Последним покинул он комнату и закрыл за собой дверь. Тут неожиданно ему накинули мучной мешок на голову, затем кто-то схватил его под плечи, а кто-то за ноги.
— Вперёд его, в мукомольню!
Это крикнул Андруш. Крабат попробовал вырваться — напрасно! Со смехом и шумом парни потащили его в мукомольню, швырнули его в мучной ларь и начали валять.
— Учеником он побывал! — крикнул Андруш. — Теперь давайте пропустим его меж жерновов, братья — мукомол должен быть без сучка, без задоринки!
Они месили Крабата, как тесто для хлеба, они катали его по мучному ларю туда и сюда, так что у него закружилась голова, они тыкали и пихали его кулаками — а один ударил его несколько раз со всей силы по голове, пока Ханцо не вмешался: «Прекрати, Лышко! Мы хотим его овольномелить, а не прибить!»
Когда они отстали от Крабата, ему казалось, будто его действительно перекрутили через мельницу. Петар стащил с него мешок, а Сташко высыпал горсть муки ему на голову.
— Он перемолот! — провозгласил Андруш. — Благодарю вас, братья! Теперь он стал оруженосцем крупы и зерна, за которого никому из нас не будет стыдно.
— Качай! — закричали Петар и Сташко, которые вместе с Андрушем распоряжались этим действом. — Качай его!
