связями с этим регионом и той ролью, которую играла торговля с островами до Революции, то интерес к Индии и происходящим там столкновениям английских войск с Маратхской конфедерацией наводил на мысль, что французы собирают сведения о будущем театре военных действий. Небывалой для периодической печати акцией стала публикация специального приложения к номеру Moniteur от 16 прериаля XIII года на 33 газетных страницах писем маркиза А. Уелсли, будущего герцога Веллингтона, командовавшего войсками в Индии[229].
Поскольку Наполеон готовился к операции против Англии, никакой пропагандистской подготовки к войне против Австрии и России не велось, так как даже если такая война и не исключалась полностью, император французов хотел сперва добиться своей главной цели – нанести поражение Великобритании, а потом уже выяснять отношения на континенте. Заняв осторожную позицию по отношению к России, Наполеон предпочитал умалчивать в прессе о неприятных для Парижа фактах и заниматься сбором сведений, которые могли бы пригодиться позднее. К примеру, Mercure de France публиковала оптимистичную для Парижа новость «С берегов Майна»[230]: «Переговоры, начатые с целью сближения между Францией и Россией, продвигаются гораздо медленнее, чем ожидалось, добавляют, что император Александр, кажется, желает, чтобы европейские дела решались на всеобщем конгрессе с участием всех европейских держав»[231]. Наполеону нельзя отказать в трезвой оценке ситуации: в октябре 1804 г., давая указания министерству полиции по публикациям в газетах, он замечал, что «в целом русский двор обладает скорее высокомерием, чем склонностью к интригам, и более тщеславием, нежели умом. А интриги, которые имеют место, относятся только к чиновникам второго ряда, которые подкуплены англичанами и эмигрантами», и требовал от Фуше направить агента в Вильно, чтобы проследить за путешествием, встречами и связями графа Лилльского в России[232].
Сам император не только давал указания Фуше, а затем Савари о том, какие материалы о России необходимо напечатать в газетах, но и на какой «источник» следует сослаться. Так, например, в августе 1804 г. он писал министру полиции, что «записки, которые вы мне передали относительно немощи России, составлены весьма рассудительным человеком… и я заметил одну вещь, которую очень редко встречаю в подобного рода сочинениях, ибо в них нет ни слова, которое я бы мог осудить, и написаны они весьма легко. Сообщите мне имя автора. Я возвращаю вам эти записки, чтобы вы напечатали их в газете как перевод из английской газеты. Выберите для этого одну, имя которой малоизвестно.»[233] Ссылка на английскую печать придавала публикациям в официозе оттенок достоверности.
Тем временем создание Третьей антифранцузской коалиции было оформлено подписанием русско-английского союзного договора от 11 (23) апреля 1805 г., но император французов все еще рассчитывал внести разлад в ряды своих противников и потому в конце мая 1805 г. требовал от Фуше не менее изящных приёмов пропаганды: «Прикажите напечатать в газетах побольше писем, якобы пришедших из Санкт-Петербурга и утверждающих, что французов там принимают наилучшим образом, двор и город ощущают необходимость сближения с ними, что все убеждены: английская алчность есть истинная причина продолжения войны и, наконец, что на англичан смотрят хмуро, а проект коалиции провалился, во всяком случае Россия никак не собирается в нем принимать участие, далека от того, чтобы вмешиваться в него за свой счет каким-либо прямым и эффективным образом»[234].
Однако планы императора французов были нарушены, и уже в октябре 1805 г. он начал войну против войск Третьей коалиции на территории Германии и Италии. В первых сообщениях об открытии боевых действий главным виновником войны объявлялся император Франц [235]. Но уже в 9 бюллетене Великой армии главным виновником войны со ссылкой на генерала Макка провозглашалась Россия, которая якобы заставила Австрию подписать союзный договор[236]. Такое изменение в пропагандистской политике было связано в том числе с тем, что после поражения Макка под Ульмом в октябре Австрия уже не могла бы единолично вести войну против Франции и боевые действия продолжались исключительно благодаря присутствию на полях Германии армии Кутузова и ожиданию дополнительных подкреплений из России. Таким образом, империя Александра I с ее бескрайними просторами и огромными ресурсами становилась главным препятствием на пути к миру, поэтому французская пресса начала актуализировать стереотипные представления о русской угрозе, забытые после похода Суворова в 1799 г. Но, поскольку французские войска вели наступление вглубь территории противника, не было необходимости в мобилизации всех сил империи на борьбу с врагом, поэтому и тон сообщений о русской армии был не столь ярким, как в предыдущую кампанию.
В начале войны 1805 г. газеты довольно подробно следили за перемещениями русских войск на территории Российской империи, и их сведения были весьма точны. Так, в Journal de l’Empire от 23/24 сентября 1805 г. сообщалось об отправке 30-тысячного корпуса в Ревель для того, чтобы на судах отправить их в шведскую Померанию. В дальнейшем газеты следили за продвижением основных русских сил через польские земли. Командующие русскими армиями также назывались довольно точно. Основным источником таких сведений, видимо, выступала европейская пресса, хотя точные указания на газету, из которой почерпнута информация, в этих заметках есть не всегда.
В период войн 1805–1807 гг. французская пропаганда целенаправленно противопоставляла русских их союзникам. Во время кампании 1805 г. бюллетени пестрели заявлениями о грабежах со стороны русских войск и о недовольстве австрийцев императором Францем, который привел таких союзников, которые наносят значительный ущерб землям германских государств: постоянно грабят, жгут и убивают. Уже в октябре 1805 г., когда кампания еще по сути только начиналась, девятый бюллетень, опубликованный в Moniteur, утверждал, что австрийские офицеры недовольны соседством с русскими войсками. Они считали, что нельзя было направлять в сердце Европы представителей народа, привыкшего жить в отсталой стране[237]. Затем в четырнадцатом бюллетене уже сообщалось о грабежах мирного населения со стороны русских войск[238], а в семнадцатом утверждалось, что в районе Ламбаха и Риеля русские опустошили все, а в некоторых деревнях убили 8 из 10 крестьян[239]. Когда австрийскому императору пытались жаловаться на поведение русских войск, он лишь заметил, что не отвечает за них, а его (австрийские) войска ведут себя спокойно[240].
Недовольство русскими, как следует из опубликованных в прессе бюллетеней, высказывали не только крестьяне, которые могли страдать от реквизиций всех армий, но даже и более состоятельные слои общества. Так, в ноябре 1805 г. один только слух о победах русских армий вызвал в уже занятой французами Вене панику[241]. Уже после Аустерлицкого сражения, когда кампания фактически закончилась, сообщалось о том, что крестьяне Моравии повсюду убивают оставшихся русских, если встречают их поодиночке, из-за чего императору французов приходится высылать конные
