о трудностях, которые испытывали русские войска в прошедшем походе, особенно в Швейцарии. Подобные публикации готовили почву для будущего примирения Парижа с Петербургом. Идея о «русской опасности» для сохранения баланса сил на континенте в период Революции претерпела изменения, и теперь речь шла об угрозе со стороны России для Революции, для молодой Французской республики, а не для всего цивилизованного мира. Идея постепенно приобретала форму политической концепции, и, как мы покажем далее, она будет еще не раз подниматься на щит французской прессой на протяжении следующих пятнадцати лет.
§ 3. Россия и Франция в первые годы правления Наполеона Бонапарта
Заключительный период существования Директории и начало Консульства отмечены бурным развитием армейской прессы, которая функционировала на иных принципах и сохраняла радикализм, уже исчезавший понемногу из других изданий Франции. Весьма любопытным представляется то, как изображалась Россия и ее военная сила в армейской прессе времен Египетской экспедиции Бонапарта 1798–1801 гг., т. к. здесь отрабатывались многие приемы и подходы в отражении международной ситуации и управлении общественным мнением.
Экспедиция Бонапарта в Египет стала переломным моментом не только для истории контактов Востока и Запада в Новое время, но во многом и для истории международных отношений в целом: именно вторжение войск Бонапарта на территорию Османской империи поставило «Восточный вопрос» как один из наиболее актуальных на повестку дня большой европейской политики и надолго превратило Ближний Восток и Магриб в арену соперничества великих держав.
Новости из России довольно часто появлялись на страницах газеты Courrier de l’Egypte, издаваемой Бонапартом в Египте, чем заметно отличались от его итальянских изданий, выходивших в период первой самостоятельной кампании генерала. Образ России в «египетском» издании отражал существовавшее на тот момент состояние международных отношений. На протяжении 1798–1799 гг. газетные статьи описывали исходящую от России угрозу как по отношению к Франции вообще, так и по отношению к Восточной армии, хотя Павел I и не собирался отправлять свои воинские контингенты для противостояния войскам Бонапарта в Египте.
Как свидетельствуют официальные источники, французские военачальники, в частности Бонапарт, действительно опасались того, что Россия может послать войска для освобождения Мальты, захваченной французами по пути в Египет, а потом и Египта. В письме Директории от 29 прериаля VI года (17 июня 1798 г.) Бонапарт писал о перехваченном соглашении между императором Павлом и мальтийскими рыцарями[190]: «Император России нас должен поблагодарить, поскольку оккупация Мальты сэкономила его казне 400 000 рублей. Мы лучше поняли интересы его нации, чем он сам. Если Его Величество действительно собиралось бы захватить порт Мальты, то ему, как мне кажется, следовало бы действовать более скрытно, а не выставлять свои намерения столь явно напоказ. Но если, в конце концов, он и в самом деле этого хочет, то у нас есть в центре Средиземного моря самая лучшая крепость в Европе, и ему придется заплатить высокую цену за то, чтобы нас оттуда выбить». Однако, несмотря на рассуждения Бонапарта о том, что Павлу I стоит быть благоразумным и не пытаться захватывать Мальту, и в этом письме, и в дальнейших действиях Бонапарта отражаются его опасения по поводу планов русского императора на счет Мальты.
Бонапарт пытался сформировать у жителей Египта негативный образ России. Как сообщает египетский историк и очевидец тех событий Абд ар-Рахман ал-Джабарти в своей хронике «Удивительная история прошлого в жизнеописаниях и хронике событий», 17 ноября 1798 г. французы огласили на улицах Каира письмо, написанное ими от имени членов созданного ими Дивана: «Являясь верными друзьями повелителя нашего султана, французы стоят на страже его интересов… они любят того, кто ему друг, и ненавидят того, кто ему враг. Потому-то так сильна ненависть между французами и московитами – она вызвана той враждой, которая существует между султаном и этими неверными. Французский народ поможет султану захватить их страну, если того пожелает бог всевышний, и истребить их всех до единого»[191].
Подобные настроения отображались и в прессе Восточной армии. В выпуске Courrier de l’Egypte № 16 от 24 брюмера VI года (14 ноября 1798 г.) было опубликовано обращение «Совет шейхов Каира» к жителям Египта, где говорилось, что «русские хотят завладеть Святой Софией и другими храмами, посвященными культу настоящего Бога, дабы превратить их в церкви, предназначенные для отправления невежественных обрядов их извращенной веры». Очевидно, что сами каирские старейшины такого письма не писали[192], тем не менее появление его в Courrier de l’Egypte неслучайно: целью публикации «обращения» было не только создание у французов – читателей газеты – иллюзии того, что местное население поддерживает их, но и закрепление у них самих негативного образа России, чьи войска были потенциальным врагом Восточной армии и, как ожидалось, могли высадиться в Египте со дня на день. В конце лета 1798 г. эскадра адмирала Ушакова вошла в Средиземное море, а Павел I начал переговоры с османским султаном Селимом III о союзе. Опасения французского командования стали особенно реальными, когда объединенные российско-османские силы начали осаду острова Корфу.
Негативный образ России воспроизводился на страницах Courrier de l’Egypte и позднее, в выпусках конца 1798 – первой половины 1800 г. В выпуске № 25 от 3 плювиоза VII года (22 января 1799 г.) говорилось, что русские предложили туркам соглашение на 50 лет, одним из условий которого было разрешение российским судам свободно проходить из Черного моря в Средиземное, но турки «отказались от этого предложения и приготовились защищать Дарданеллы, если русские попытаются форсировать пролив». Это была дезинформация, поскольку российский флот под предводительством Ушакова прошел проливы еще летом 1798 г., после чего российско-турецкие силы развернули совместные действия против французов. Кроме того, 5 января 1799 г. было подписано российско-турецкое соглашение, содержавшее секретные статьи, одна из которых предполагала свободный проход российских кораблей через Черноморские проливы[193]. Если о секретных статьях соглашения Бонапарт знать не мог, то о том, что флот под предводительством Ушакова действует в Средиземноморье, он был осведомлен [194].
Более того, в № 34 от 12 термидора VII года (30 июля 1799 г.) сообщалось, что в бухте Абукира[195] высадились 30–40 тыс. человек, из которых, по слухам, половина турки и половина русские. На самом же деле это были османы и англичане, однако само по себе предположение ясно показывает, насколько французы опасались вторжения российских войск. 21 июля 1799 г. Бонапарт направил членам Дивана Каира письмо[196], содержащее следующие строки (приводится по ал-Джабарти): «Противник, прибывший на кораблях в Египет, собирается, объединившись с мамлюками и бедуинами, разграбить и опустошить Египет. На кораблях этой эскадры имеется множество русских, чья ненависть ко всем исповедующим единобожие, равно как и враждебность ко всем верующим в Аллаха и его посланника широко известны. Русские
