— Сейчас тебе так подумается, Пенс, что потом просто думать будет нечем! Я тебе такое устрою! — прошипела я.
Жалко, времени было совсем мало. Я осмотрелась.
Комната, в которой мы оказались, была мне неплохо знакома. Я здесь уже была. Поэтому я прошла дальше, стараясь, чтобы мои шаги звучали не так гулко. За ней был кабинет.
На стеллажах стояли томики книг, среди названий которых я быстро нашла те, которые меня интересовали больше всего на свете.
«Ну он и наглец! Почище Пенса, ей-богу! Даже и не попытался скрыть все, так был уверен в собственной безнаказанности!»
Вот он — Том Шарп. А вот и наш любимый Блейк. Не хватало только Чейни…
Именно в кабинете я и расположила нашу резиновую «Матильду», присобачив к ее лилейной шейке стишок.
— Все, — сообщила я, — теперь можно временно передохнуть в близлежащих кустах.
Я уже сделала шаг к двери, как вдруг услышала шум подъезжающей машины.
— Быстрее, — прошептала я, вылетая из дома на сумасшедшей скорости и успев только бросить в почтовый ящик новое послание. — А то мы столкнемся с ним нос к носу!
* * *
Выйдя из машины, он оглянулся. Ему на какое-то мгновение показалось, что кусты шевельнулись. Он даже сделал шаг в сторону густого самшита, но передумал.
— В конце концов так можно стать параноиком, — пробормотал он.
Полученное письмо не давало покоя. Кто-то из них догадался обо всем.
«Не думай об этом», — приказал он себе. И, стараясь прогнать мысли, способствующие, по его убеждению, плохому цвету лица и нарушению обмена веществ — где-то он об этом прочитал! — насвистывая марш тореадора, он двинулся по направлению к дому.
В почтовом ящике что-то белело.
Он потянул за уголок конверта и обнаружил, что конверт опять не подписан!
Волна страха заставила его побледнеть. Он взял себя в руки, разорвал конверт и достал новое послание.
— «С меня хватит», — заявила ему белокурая дамочка, как две капли воды похожая на Таню Борисову.
Он попробовал усмехнуться, но сам понял, что на его лице в данный момент не улыбка, а гримаса.
Быстро пройдя внутрь дома, он вытер со лба капельки пота.
— Все нормально, — пробормотал он. — Все у нас нормально, даже тогда, когда кто-то нас пытается свести с ума.
Ему не давала покоя мысль, что этот «кто-то» умен настолько, что быстренько уловил эту схему. Только вот не больно-то у него хорошо со вкусом, усмехнулся он. Потому что этот «кто-то» присылает ему творения бульварной литературы.
— Не хватает вам изысканности, любезнейший, — проворчал он, открывая дверь в свой кабинет. — Вы просто банальный гражданин, и…
Фразу он не договорил.
В его собственном кресле, вальяжно раскинувшись, сидела надувная блондинка и, глядя на него пустым взглядом, совершенно нагло улыбалась ему. А к ее шее была приделана записка со стихами, и, когда он, повинуясь скорее внутреннему импульсу любопытства, нежели инстинкту самосохранения, подошел ближе, нагнулся и прочел, ему стало совсем не по себе.
Любимая, в губительной тюрьмеЕдва жива, уже не мучит плач…Ощупай шею, узница, во тьме —Тебя нетерпеливый ждет палач.
Прочтя эти строчки, он отшатнулся, пробормотал: «Черт побери», — и закрыл глаза.
Нет, тот, кто начал играть с ним в эту сумасшедшую игру, не был таким уж «бульварщиком»! Более того, впервые за много дней он почувствовал, что ему сейчас страшно.
— Чего же он от меня хочет, — пробормотал он. — И кто он? Кто?!
* * *
— «Кто? Почему он это делает?»
Далее следовало шипение, и я уже совершенно отчаялась услышать нечто вразумительное. Придется все-таки действовать самой. Из этой записи ничего не вытянешь. Просто ходит такой вот мужичонка, обиженный, как покажется на первый взгляд, несправедливо, и бормочет, расстроенный моими такими славными подарками.
Этак еще и меня к уголовной ответственности притянут!
Магнитофончик мой записывал все, что происходило в комнате.
Он бормотал себе что-то под нос, но — вот ведь что интересно, в милицию с моими дарами совершенно не собирался!
И даже не звонил нам с Ларчиком, хотя знал номер телефона.
Так что мои надежды, что я была права, все-таки пока не угасали.
Вот так он и кружил, подобием смертельно раненной птички, по комнате, и вдруг шаги его прекратились — он остановился.
* * *
Он остановился напротив куклы.
Она продолжала улыбаться ему своей многообещающей улыбкой, предлагая ему все радости «сексуального одиночества».
— Сука, — сказал он ей, что мне показалось немного неинтеллигентным, — значит, ты думаешь, что я не пойму, кто это все делает? Думаешь, ты меня вычислила и я побегу к тебе с признаниями? Да?
* * *
Ах, наконец-то зазвучал его голос! Я смело и гордо предположила, что это — мне, и он тут же мои догадки подтвердил, поскольку продолжил более откровенно:
— Маленькая рыжая шлюха, вот кто все это проделывает! — проворчал он себе под нос. — Ну, хорошо, посмотрим, кто выиграет. Тот, кто сует свой нос в чужие делишки, или…
* * *
Он схватил свой плащ, влез в него и сделал шаг к выходу. Потом вдруг уселся и сказал сам себе:
— Нет, этого она не добьется! Я уже знаю, что делать.
Он поднял телефонную трубку и начал набирать номер.
* * *
И больше всего я боялась, что он сейчас набирает именно лариковский номер. Тогда…
— Тогда бери мочало и начинай сначала, — проворчала я. — Тогда мы окажемся полными придурками, а он выйдет сухим из воды…
Мириться я с этим не могла и встала.
Пенс опустил меня рывком назад и прошипел:
— Ты хочешь все испортить?
— Что? — не поняла я.
— А ты сначала послушай, кому он звонит! Если ты сейчас объявишься на пороге, он просто положит трубку!
Я опустилась назад и прислушалась.
Вот чего я не ожидала — так только не этого! Ну уж никак не этого!
* * *
Все, мое терпение иссякло!
То, что я услышала, заставило меня круто переменить все планы.
— Пенс, — сказала я. — Ты сейчас поедешь к Ларикову. И не спорь со мной — женихи не спорят, женихи соглашаются со всем, что говорят их невесты. Вот станешь мужем, тогда начнешь мне указывать, как мне надо себя вести.
На этот раз он промолчал. Только спросил:
— Хочешь, чтобы я тебе поверил, что, пока мы с Ларчиком сюда приедем, ты будешь смиренно сидеть в кустиках, дожидаясь нас, как пай-девочка?
— Не хочу, — честно призналась я. — Ты просто отвезешь ему кассету, и вы быстро примчитесь сюда. Потому что теперь все у нас есть — и мотивы, и преступнички, и даже улики! И хотя все это для меня несколько неожиданно, но давай-ка обсудим это потом, когда у нас появится время! Действуй быстрее, Пенсик, потому как без Ларька у нас ничего не выйдет! Вдвоем мы их не повяжем!
Он с сомнением посмотрел на меня и попросил:
— Только не высовывайся!
И пошел к мотоциклу.
Я честно не высовывалась, пока не услышала, как он отъехал. «Мог бы, конечно, все-таки воспрепятствовать моим глупым намерениям и остаться, — с тоской подумала я, остро ощутив собственное одиночество. — Зря я воспитала в нем такое покорство, граничащее с глупостью!»
Идти мне совсем туда не хотелось, но другого выхода у меня не было.
Поэтому я подошла к двери и нажала на кнопку звонка.
Быстрые шаги свидетельствовали, что обитатель дома кого-то очень ждал. Жалко только, что ждал-то он не меня, судя по его удивленно вытянутой физиономии.
— Ну вот и я, — сказала я ему. — Добрый день, Андрей Никитич!
* * *
Он отступил к стене, близоруко и немного беззащитно прищурившись.
— Здравствуйте, Саша, — пробормотал он. — Наверное, нет смысла нам продолжать в игру играть. Вы все поняли, и я не собираюсь отпираться. Да, это я писал эти письма. Можете храбро действовать согласно букве закона…
— Сейчас прямо и начну, — пообещала я. — Только уж в игры-то мы и правда больше не будем играть. Я могу только в одном вас обвинить — в том, что вы подсунули несчастной Ладе не ту таблетку. Но там вы обломались совершенно, потому что от нее давление хоть и поднялось еще, но не настолько, чтобы привести к летальному исходу. Так что даже в попытке убить Ладу я вас обвинить не могу. Слишком глупо это выглядело. Не думаю, что ее гипертонический криз был вызван вашим идиотским «выходом на арену»! Разве что за намерение вас арестовать, но это, на мой взгляд, у меня все равно не получится! Правда, еще я могу обидеться на вас за то, что вы меня обзывали нехорошими словами, но я и с этим смирилась. Поскольку прекрасно понимаю, что человек в нервном состоянии еще и не на такие измышления способен…
— Вот ведь какая вы умничка, деточка, — усмехнулся он. — Ну так обвините меня в психологическом терроре!
