сопротивляется и стоит, позволяя мне прижиматься к нему, как к родному.
Зажмуриваюсь в ожидании ответной реакции. Обнимет же? Или…
Илья медленно ведет руками по моей талии, сжимает с шумным выдохом и упирается подбородком в плечо.
Сдерживаю улыбку. Абсурдно, но в груди болезненно вибрирует от желания разрыдаться.
Опять…
Этот день выпотрошил все слезные запасы. На ещё одну порцию не нахожу.
— С Никой я поговорю, — отстраняется.
Карие глаза в темноте кажутся бездной, в которую я падаю-падаю-падаю. Нервно облизываю губы и не могу уйти от него. Хочется нежиться в крепких руках и не вспоминать про тот кошмар, который мне организовала Вика.
— Спасибо тебе, — с трудом, но все-таки расходимся.
В дом захожу, словно воровка. Замираю посреди гостиной, прислушиваясь ко всем звукам.
Кости нет. Его машины тоже. И позвонить ему не решаюсь. Что говорить?
Меня «наши» покромсали?
На ватных ногах поднимаюсь к себе в комнату. Кажется, что Костик вломится ко мне и обвинит во всех смертных грехах, но этого не происходит.
Я успеваю принять душ и переодеться. Волосы намеренно не трогаю. Пусть так.
Чудится, будто они пропахли Северским. Пропитались свободой. А мне очень нужна поддержка. Пусть даже это будет просто запах. Напоминание.
Кутаясь в теплый домашний костюм, спускаюсь вниз. Очень хочется есть. В холодильнике всегда полно еды. Беру салат и в полумраке сажусь за стол. Желудок сворачивается от голода. Снова поддаюсь порыву и начинаю искать чай с мелиссой. У нас должен быть. Ассортимент на любой вкус.
Но с мелиссой нет, зато есть с бергамотом. Завариваю его. Ем салат, поглядывая во двор.
Машины нет, а вот звуки есть.
В гостиной что-то падает. Костя…
Ворчит. Матерится. Шуршит одеждой. Я не выхожу, потому что придется выяснять отношения, а у меня просто не осталось сил на это сражение. Сижу, пока звуки не затихают.
Чай наливаю в кружку и беру с собой наверх. Только подняться не удается.
В гостиной на диване лежит Костя. Света не нужно. Я итак вижу, что он не в состоянии передвигаться.
Сердце сжимается, и я спешно иду к лестнице, но, сжав крепко зубы, резво разворачиваюсь и направляюсь к брату. Характерное амбре ударяет в нос. Кривлюсь. Ставлю кружку на круглый столик и дотрагиваюсь до его плеча. Мычит что-то невнятное.
— Костя?
Открывает глаза, но смотрит, будто сквозь меня.
— Ненавижу тебя, Лис… Предательница… — отворачивается неряшливо, задевая кружку с чаем.
Та падает на дорогой белоснежный ковер. Я и в полумраке вижу, как некрасиво по нему расползается темное пятно. Мама меня убьет…
Только хуже эмоции, которые сейчас таким же пятном расползаются по моей грудной клетке.
Это ведь конец…
Мы с Костиком друг друга потеряли…
23
POV Илья
Меня всего лихорадит от злости, когда я возвращаюсь домой. Вероника бьет рекорды неадеквата. И мне сложно держать себя в руках, поэтому влетаю к ней в комнату без предупреждения.
— Ты чего?! — дергаю её за кофту на себя. Капюшон с наушниками слетают с глупой головы. Ошарашенно округляет глаза, будто не понимает, почему я себя так веду.
Одно дело, когда тебя прессуют и подставляют чужие, но совсем другое, когда родной человек. Это, черт их дери, больно!
У нас же семья. И все должны держаться друг за друга. Кто нас поддержит в трудную минуту, если не близкие?!
— Как будто ты не понимаешь?! — рычу на нее.
— Из-за Разиной впрягаешься? — злобно улыбается и не пытается меня оттолкнуть.
Губы дрожат. В глазах ненависть. И когда ты успела стать ведьмой? Куда дела мою сестру?
— Зачем ты ей писала? Какого черта не отдала мне телефон?
— Глупый братик, неужели ты не понимаешь, что она тебе не ровня.
— Это ты мне говоришь? — отталкиваю от себя. Ника со смешком приземляется на стул. Губы искривляются в улыбке. — Сама готова душу продать, чтобы стать одной из них.
— Я хотя бы это признаю, а ты строишь из себя правильного.
— Хватит себя вести так, будто мы тебе враги.
— А кто ты мне, Илья? — подскакивает и толкает ладошками в грудную клетку. Отшатываюсь, скрипя зубами. — Кто? Ну! Скажи!
Сжимаю челюсти, боясь на этот раз не сдержаться. Она меня провоцирует и делает это очень грамотно, надавливая на нужные точки. Очередной толчок в грудь. Сгребаю ей запястья и крепко сжимаю. Кривится.
— Пусти! Мне больно! — взвывает. — Хватит!
— Ты мне все расскажешь, Ника, — приближаю лицо к её. — Не хочу, чтобы ты вляпалась в неприятности.
Слова даются с трудом. Выжимаю их сквозь зубы, уже плохо контролируя силу. Вероника всхлипывает.
— Что происходит? Вы что творите? Илья?! — влетает в комнату мама. Немного заспанная. Видимо, только уснула, а мы её разбудили. Отшатываюсь от Ники, проводя пятерней по волосам. Черт! Черт! Черт! — Илья? Что случилось? — касается рук Ники, но та вырывает их.
— Почему ты у меня не спрашиваешь, что случилось?! — начинает орать, как полицейская сирена. Лицо краснеет. По щекам бегут слезы. Сглатываю слюну, но она не помогает убрать тугой ком в горле. Со свистом вдыхаю. Дать бы ей леща, чтобы успокоить. — Всегда только Илья! Мам?! Ты меня не видишь?! — щелкает перед глазами матери пальцами. Дергаю её на себя.
— Перестань.
— Да пошел ты! Кем ты себя возомнил?!
— Ника, успокойся, пожалуйста… — мама кутается в тоненький халат. — Ты Малику и Сергея разбудишь.
— Вот видишь! — истерично посмеиваясь, разводит руки в стороны. — Ты их больше любишь, чем меня! Разину обхаживала! А как дело доходит до родной дочери, так Ника, успокойся! Почему
