— Ирри! Почему он на меня смотрит? Что-то хочет дать понять?
— Нет, Доминик всё это воспринимает не так буквально, как мы с тобой. Даже не знает, что ты сейчас наблюдаешь. А посмотрел потому, что думает именно о тебе. Разве ты сама не видишь это? Не чувствуешь? Но он не нервничает, правда, птенчик? Он за тебя спокоен. Почему-то знает уже, где ты.
Глава 23
Убрать Ника от внутреннего взора оказалось совершено нереально. Я боялась пропустить любые изменения, не заметить тревогу или угрозу.
Но скоро Ирри потормошила меня:
— Так нельзя, птенчик! Это же настоящее, ты измотаешь себя ожиданием!
— Как Трисса?
— Гораздо хуже. Трисса просто слушает сердцем.
— А будущее?
— Будущего нет, Лия. Лишь варианты. Чужое будущее смотри всегда только после принятых решений. А своё собственное и самых близких — вообще не трогай никогда.
— Почему?
— Потому что жизнь тогда потеряет смысл и краски, а собственный дар станет сводить тебя с ума.
Я всё ещё не открыла глаза, потому что понимала странную вещь…
— Ирри! Почему мне кажется, что я должна… вернуть тебе руну?
— Потому что это моя магия. В ней моё отношение к Доминику. Ты можешь оставить себе её даже надолго, но не стоит. Ник слишком тебе дорог. С ним всё в порядке, скоро сама его увидишь. Если что-то изменится — я и скажу, и покажу ещё. Но да, чужие видения всё равно нужно отдавать обратно. И я могу в любой момент забрать сама.
Я вздохнула, сделала над собой усилие и отпустила символ обратно в воздух, где он просто растворился.
— Ты научишь меня плести такие?
— Конечно. Я тебя ждала, птенчик. Но сперва нужно учиться видеть всё издалека, со стороны. Это куда важнее рун. Ты найдёшь это в себе, без такой способности нет нашего дара.
— Ты тоже знала, как ваша старая провидица, что будешь меня учить?
— Только ощущала. Я уже говорила, что в собственное будущее не смотрю. Кассене тогда было уже далеко за полтысячи лет, она потеряла всякий страх перед грядущим и обрела взамен мудрость. Начала задавать правильные вопросы, отрешившись от насущного. Я пока на такое не готова, так что мне не было ведомо, кто ты. Пришло только понимание, что встреча скоро. А потом Ник сказал, что ты явно интуит.
За полтысячи лет… После этого напоминания о долгожительстве стигини меня вдруг осенило:
— Ирри, а мой дедушка, которого ты упоминала? И другие… У меня сейчас есть ещё здесь родня, кроме тебя и Деллы?
— Значит ты пока не слышала о Роковой свадьбе…
— Нет, — моё сердце сжалось в орех от дурного предчувствия.
— Почти век назад в Гленроке случилось большое несчастье. Лавина сошла внезапно в апреле во время праздника в горах. Она отрубила большой кусок скалы. Под ним погибло много сов и… почти все Вайтвуды и Солары. Ив с Фином не пострадали, они полетели в замок за старым Анталом. А я была прямо там. Выжила случайно — танцевала высоко в небе. Но видеть это было страшнее, чем умереть самой.
Ирри рассказывала ровно и спокойно. Было видно — она давно смирилась с трагедией.
— Это была свадьба друзей или членов наших семей, раз почти все погибли?
— Брак между дядей Ирвина и моей тётей Миртой. Клиф тогда уже отрезал крылья. Готовился стать вампиром и принять Белый замок у своего прадеда.
— Что значит — отрезал крылья?!
— Все совы, которые собираются отдать долг своему народу наверху, в замке, обычно делают это добровольно и отсекают крылья задолго до превращения. В знак твёрдости решения и потому что привыкать жить без них тяжело. Одновременно с первыми вампирскими ломками это… слишком.
— Почему? Не легче пережить всё плохое сразу?
— Можно сорваться и натворить нехороших дел. Наверх приходят полностью готовыми. Пока ещё не становятся вампирами — могут оборачиваться птицей, когда совсем накатывает тоска. Но стараются потихоньку отучаться, ведь потом лишаются и этого.
— Но у Ирвина ведь есть крылья! Остатки крыльев.
— Потому что я не готовился, — в кухню вошёл Ирвин и сел напротив меня — не ожидал для себя такой судьбы, ведь Клиф был старше меня всего на семьдесят лет и искренне хотел стать сиром. Я попал между поколениями и был совершенно свободной и беспечной совой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он взял кофейник, из которого почему-то до сих пор шёл горячий ароматный пар. Я вспомнила слова Селифа о том, что в замке обходятся без слуг. Какая-то простая магия. И её мне тоже предстоит освоить, чтобы не быть беспомощной.
— Но выбора не осталось и учиться жить без крыльев было некогда. Долгое отсутствие главы в одном из старейших вампирских гнёзд вызвало бы вопросы во внешнем мире. К тому же, я был молодым дураком и втайне надеялся, что Селиф с его уникальным даром и светлой головой что-нибудь придумает. Поэтому примотал лишившиеся перьев крылья к спине. Так они и остались со мной. Как вечный траур по близким и короткой совиной жизни.
— Но Селиф на свой дар наплевал и последовал за другом, — вставила Ирри.
В её голосе звенела боль и обида. Спустя столько лет! Ирвин улыбнулся и потрепал её по руке.
— Ты прекрасно понимаешь, что он не мог поступить по-другому.
Он поднял на меня свои бездонные глаза и объяснил:
— Вампир… ну, не любой вампир, а наш, нуждается в поддержке, особенно новообращённый. Обязательно должен быть женат, чтобы не стать монстром. И всегда уходит в замок с кем-то из близкого круга — родственником или другом, иногда с двумя. Это непреложное правило, потому что нужно для безопасности. Чтобы Гленрок Кастл не вызывал подозрений и даже на время не оставался без связи с внешним миром, случись что с сиром. Что-то вроде помощника, правой руки.
— И Селиф пошёл, потому что ему не нужно было отрезать крылья, — догадалась я.
— И ещё потому, что твой отец был молод, слишком горяч и даже ещё не влюблялся. А других сов, близких настолько, чтобы разделить без подготовки участь вампира, у последнего живого Вайтвуда в то время не осталось. Только Трисса и двое лучших друзей. Фин рвался и утверждал, что справится, но в замок никогда не допускались слишком юные и неженатые. Большая ответственность, граница тайны. Вампир обязан быть уравновешенным.
Ирри фыркнула и пошла к двери.
— Трис ведь там одевалась? Пойду к ней. Допьёте кофе и закончите о грустном — приходите тоже.
Я рассеянно изучала прожилки на деревянном столе. Да уж… а я ещё себя жалела за то, что мне выпала не самая безоблачная судьба!
— Но ведь у Селифа, получается, действительно не было выбора! И он поступил благородно. Почему же она до сих пор его не простила?
— Давно пережила и поняла. Но поговорить эти двое никак не могут.
— Почему, если любят друг друга?
— Ирри мало того, что лишилась тогда почти всей семьи, так ещё и, как оказалось вскоре, ждала Деллу. Селиф узнал, когда уже было поздно. И этого уже сам себе простить не смог. Решение он бы не поменял, но терзается, что не остался тогда дома хотя бы на время. Но Ирри давно его простила.
— И почему тогда не скажет ему?
— Он себя винил и сам её избегал. Она принимала это за равнодушие. Селиф чувствовал её обиду. Так и росло, как снежный ком. Стоит с Ирри об этом заговорить — взрывается тирадами про холодного вампира, которому давно ничего не нужно, кроме его механизмов. Ему тоже невозможно что-то объяснить. Достаточно лишь упомянуть Ирри — обрывает разговор и сносит с пути очередную дверь. Сейчас оба стали намного спокойнее, а раньше всем доставалось. Особенно Трис.
— Но должен ведь быть выход! Почему они не слушают близких?
— Вечная ловушка для любящих сердец — считают, что сами всё чувствуют и со стороны никто не может знать лучше, чем они сами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Обидно!
— Мы не теряем надежды. Но они тщательно друг друга избегают. Ирри лишь бывает иногда в виде совы в скалах, где он любит гулять. Но летает мимо или смотрит издалека с камней. Только чтобы Селиф знал, что она его не забывает.
— Я тоже теперь буду очень надеяться!
