Ремонстрантам, вышедшим из либерал-кальвинистов Арминия и отлученным от церкви Дордрехтским синодом, пришлось испытать на первых порах немало лишений. В 1620–1621 годах они подверглись политическим преследованиям. Затем ситуация стабилизировалась. «Арминиане, — отмечает Темпл, — образуют скорее партию в Государстве, чем секту в Церкви».{60} Около 1660 года ремонстранты проникли даже в некоторые муниципальные организации.
Движение анабаптистов и меннонитов — ветвей одного дерева — зарождалось в длинной череде кровавых пыток и преследований. Анабаптисты были весьма многочисленны в среде простонародья и моряков, имевших большую силу в Фрисландии и Северной Голландии, и отличались чрезвычайно развитым коллективным сознанием. Им были свойственны терпимость, отвержение всякого насилия и неприятие буквального прочтения Библии. Из общей людской массы анабаптисты выделялись также своей одеждой, ставшей знаком принадлежности к их среде, — долгополый кафтан, широкие штаны до колен, украшенные бахромой, и бархатная шляпа, наподобие конусообразного цилиндра.
Обыкновенные, ничем не примечательные городские дома, одинокие фермы или замки с радушными хозяевами почти повсеместно служили пристанищем представителям движений более или менее еретического толка, как, например, коллегиантам Рюнсбурга, молившимся воистину как Бог на душу положит. Вся страна была охвачена религиозным брожением. Многочисленные ассоциации, даже те, что регулярно устраивали собрания верующих протестантов и сектантов, легко скатывались к иллюминатству. Сходки именовались «занятиями», на них читали Библию, разбирали проповеди или теологические труды. Иногда на занятии молодые люди обоего пола изучали под руководством наставника библейские языки — латынь, греческий и древнееврейский. Нередко разгорались дискуссии. Некоторые занятия посещали «благочестивые», обладавшие если не подмоченной, то двусмысленной репутацией в обществе, которое щедро раздавало презрительные прозвища этим наивным мистикам или невеждам с их приторно-елейными обращениями вроде «братец», «сестрица», «душечка». Они открывали Библию, читали несколько стихов и предавались своему дару толкования, пророчествовали, впадали в транс. В роли теоретиков этого учения выступили Фома Кемпийский, Бунюан и Омис. Их оппонентами стали такие теологи, как Бракель и Хеллебрёк. Оставаясь редким явлением, иллюминатство тем не менее беспрестанно давало о себе знать. Хулительница любого внешнего проявления культа француженка Антуанетта Буриньон нашла теплый прием сначала в Амстердаме, затем во Франекере. В 1625 году жители Гарлема выступили против сношений членов общества «Крест и роза» Франции и Голландии. В Лейдене Николя Барно призывал к союзу всех теософов и приверженцев каббалы с целью открытия общими усилиями истины…
По оценке одного французского офицера в 1672 году{61} треть населения Нидерландов принадлежала к реформатской церкви, другую треть объединяли различные протестантские секты и, наконец, последнюю составляли католики.
Католики находились в особом положении. Оставаясь вплоть до конца XVI века{62} самой многочисленной, католическая церковь лишилась своих владений и утратила даже саму иерархию как раз в то время, когда Контрреформация осуществляла внутреннюю чистку. С 1592 года папский викариат заменял в Нидерландах прежние епархии. Победа воинствующих кальвинистов в 1618 году и восстановление власти аристократии препятствовали возможному обновлению. В обществе вошло в привычку отстранять католиков от важных постов. Им не разрешалось преподавать в школах, ибо для этой профессии требовалось протестантское вероисповедание. Службу разрешалось проводить исключительно частным образом. Церкви скрывались под крышами личных особнячков, внутренняя планировка которых специально менялась в связи с новым назначением: здание выдалбливали сверху донизу, как ореховую скорлупу. Впрочем, богатые коммерсанты и владельцы замков могли позволить себе возвести собственную небольшую часовенку. Внешне ничто не говорило о ее культовой принадлежности. И в то же время никто ни от кого не таился. Из часовни доносились звуки органа и голоса певчих. Дом-церковь мог принадлежать кюре или быть совместной собственностью группы богатых прихожан. Случалось, его снимали в аренду у хозяина-протестанта. Заботы о церкви принимали на себя сами верующие, которым Папа Римский давал разрешение даже на отправление службы. К 1700 году в Амстердаме насчитывалось 20 подобных приходов. Власти смотрели на это сквозь пальцы. Они довольствовались запретом на все публичные проявления культа, такие, как собрания и процессии, а также налогом на вероисповедания с души или семьи, кстати, довольно высоким. Предписания полиции ограничивали число лиц, допускавшихся на мессу, которое, однако, обычно превышалось. Но так или иначе стороны всегда могли договориться: кюре подносил бальи свои «заверения в почтении», бальи периодически взимал в пользу государства положенный штраф.
Духовенство жило исключительно щедротами прихожан, с которыми его связывали тесные узы. Святые отцы отличались от горожан своей «униформой» — черная одежда, галстук, трость и гривастый парик. Иезуиты, изгнанные из провинции Голландия, нашли сочувствие в Утрехте, где они держали несколько приходов. Примерно в середине века два французских кармелита осуществили миссионерский поход в Лейден и Гаагу, не встретив каких-либо препятствий со стороны властей. Правда, в те времена реформатская церковь благожелательно относилась к французским расстригам, предоставляя им материальную и моральную поддержку, как, например, бывшему иезуиту Пьеру Жаррижу в 1648 году.
В Землях Генеральных штатов католики составляли подавляющее большинство. Несмотря на правительственные запреты, крестьяне приграничных районов отправляли своих детей в бельгийские школы, чтобы уберечь их от протестантского образования. Преобладая на селе, в городах католики оказывались в меньшинстве. Но будучи хорошо организованы и пользуясь экономической свободой, они спокойно выносили свое положение людей второго сорта, не вступая в политическую борьбу. Отношение населения зависело от места, колеблясь от враждебного в Лейдене до доброжелательного в Роттердаме.{63}
Католики встречались во всех слоях общества. Они образовывали значительную группу среди лейденских текстильщиков. Католическими оставались дворянские фамилии; к ним, кстати, принадлежали и Ван Форесты, у которых останавливался Декарт. Даже проповедник Ян-Альберт Бан был принят в довольно закрытый католический кружок Мёйдена. В католичество перешел и знаменитый Вондел. К 1650 году шесть из почти ста книжных магазинов и типографий находились в руках католиков. В период с 1646 по 1690 год Вульгата или католическая Библия издавалась ими четыре раза.{64}
Кое-где сохранились монастыри бегинок — несколько флигельков вокруг церкви за общей оградой. Здесь небольшими группами или раздельно жили монахини. Они хранили обет целомудрия, проводили дни в молитвах и физическом труде. Выходя в город, бегинки закрывались черной вуалью. Каждый вечер в девять часов наставница запирала ворота обители. В конце века одному протестанту случилось приобрести дом на территории амстердамского монастыря бегинок, и в первый же день, задержавшись чуть больше положенного, он обнаружил ворота на замке. Затеянный им было судебный процесс выиграла настоятельница.
Помимо прочих, в Амстердаме имелась армянская церковь, которую посещали христиане из восточной колонии, а иногда даже и голландские католики. Для отправления культа в ней был нанят монах из обители Святого Василия. Один раз верующие застали его мертвецки пьяным и собственной властью отстранили от службы на три месяца, а все это время ходили в католическую церковь.
В конце века в Амстердаме насчитывалось более двадцати тысяч иудеев. Еврейские колонии, только менее многочисленные, возникли также в Гааге, Роттердаме и некоторых других городах. Духовное и социальное положение этих этнических групп было далеко не всегда одинаковым. Не имея доступа к государственным должностям и членству в гильдиях, евреи в основном занимались торговлей, и если некоторым из них удавалось сколотить приличное состояние, как это случалось в Амстердаме, их влияние, а также престиж могли стать довольно значительными. Однако иудеям не хватало сплоченности. Их общество разделилось на два противостоявших друг другу клана как по географическому происхождению, так и по времени проникновения в нидерландское общество. Сефарды, выходцы из Португалии и Испании, беспрепятственно утвердившиеся здесь с конца XVI века, к 1600 году уже начали внедряться в Амстердаме во многие важные отрасли внешней торговли. Их сила была столь велика, что в 1612 году они смогли построить большую синагогу, не поинтересовавшись на этот счет мнением властей, которым пришлось примириться со свершившимся фактом. Позже в Голландию стали прибывать немецкие евреи, не имевшие ни гроша за душой и преисполненные никчемной гордостью за синагогальные традиции, которые считали наиболее древними. Они влачили обособленное и довольно жалкое существование.
