«И зачем нужна эта партия? — вдруг подумал Матвей. — Эти свары, подлости, постоянный страх?… Зачем я в нее лез? Жил бы спокойно в деревне, пахал землю — и голова бы не болела! Крестьян никто не трогает — ни советская власть, ни немцы. Всем есть хочется, а накормит только крестьянин. Да, отбирают у него, так ведь можно припрятать. Всегда так делали. К тому же лес вокруг, а лес всегда прокормит. Грибы, ягоды, дичь…»
Матвей сознавал, что обманывает себя, что жизнь крестьянина тяжела и беспросветна, что он никогда не сможет вернуться в деревню, но думать так было приятно. Он и не заметил как уснул… В Осиновке Петя с Васей сначала разгрузили аппарат, затем начальника. Оттащив его в избу, они позвали вдову, та накрыла стол, и все трое допили конфискованный самогон. Перед тем, как поднять первую стопку, Вася что-то сказал Пете, и лицо товарища сразу посветлело. После ужина парни стали петь, вдова подтягивала, они орали, не обращая внимания на начальника. Матвей и не мог им помешать. Он спал тяжелым хмельным сном, полным страхов и кошмаров. Время от времени он вскрикивал и дергал ногами. Но его никто не слышал…
* * *
Сон Матвея был тяжелым, но пробуждение выдалось еще труднее. Сильные руки трясли его за плечи, несколько раз удали по щекам; Матвей только мычал и отмахивался. На короткое время его оставили в покое, Матвей уже блаженно соскальзывал из полудремы в забытье, как на него обрушился поток воды. Кашляя и отплевываясь, Матвей вскочил с лавки, на которой спал не раздеваясь, его тут же подхватили под руки и потащили к двери. Матвей еще не успел сообразить, что происходит, как получил ощутимый пинок ниже спины и вылетел во двор.
Там были люди. Много людей. Они стояли с винтовками наперевес и хмуро смотрели на Матвея. Трезвея, он огляделся. В стороне, в одном белье, жались друг к другу Петя и Вася. Ноги их были босы, но комсомольцы словно не замечали холодной земли. Мужчины, заполнившие двор, одеты были большей частью как крестьяне, на некоторых была советская военная форма, но у всех на рукавах белели одинаковые повязки.
«Полиция! — с ужасом сообразил Матвей. — Нашли!..»
От толпы полицейских отделился высокий, светловолосый мужчина лет тридцати. Подойдя в Матвею, он бесцеремонно залез в нагрудный карман френча третьего секретаря, достал документы. Партбилет он сунул в карман галифе, едва глянув, зато внимательно прочел выписку из постановления бюро райкома, которой Матвея предупредительно снабдили в Городе.
— …Является единственным представителем советской власти на территории Городского района… — звучным голосом зачитал светловолосый незнакомец. — Уполномочен создавать партизанские отряды, руководить ими. Приказы и распоряжения товарища Спиридонова М.Ф. должны выполняться беспрекословно всеми гражданами и организациями…
Незнакомец сложил бумагу и тоже спрятал в карман. Посмотрел на Матвея холодным взглядом серых глаз.
— Партизанствуем, значит? Грабим мирное население, избиваем детей?… Так, Матвей Фролович?
Светловолосый говорил вежливо, но презрительно, как имеет право говорить человек, в чьих руках находится жизнь и смерть окружающих. Бумага, которую он прочел, не произвела на него впечатления. Сомнений не было — полиция! Матвея затрясло.
— Виноват… Искуплю…
— Как? — поинтересовался светловолосый.
— Я… — Матвей понял, что ему представился случай, о котором он втайне мечтал. — Я ничего не сделал против немецкой власти, зато могу быть ей полезен! Знаю в лицо всех коммунистов и комсомольцев в районе. Многие из них сейчас прячутся. Я помогу найти, изобличить… — Матвей едва не сказал «врагов народа», но вовремя прикусил язык.
Незнакомец слушал, его, подняв брови домиком.
— Вы готовы предложить услуги немецкому командованию, я правильно понял?
— Правильно! — горячо заверил Матвей.
— А как же это? — светловолосый похлопал по карману, где спрятал документы Матвея.
— Меня заставили! Я не хотел. Они приставили ко мне этих! — Матвей ткнул пальцем в сторону дрожавших комсомольцев. — Они следили за мной! Это он, — Матвей указал на Васю, — стрелял в девку! Он!
— Я мимо выстрелил! — всхлипнул Вася. — В пол. Он приказал, — кивнул он на Матвея. — Наганом грозил, коли не подчинюсь…
Мужчины во дворе загомонили. Вперед выступил широкоплечий мужик с заметной проседью в бороде.
— Что с ними говорить, Савелий! Сволочи! К стенке!
Мужики одобрительно загудели, но Савелий глянул на сердитого мужика, тот потупился и отступил.
— Ваше счастье, что в пол! — бросил Савелий Васе. — Ты! — повернулся он к Матвею. — Готов письменно подтвердить, что сказал?
Матвей закивал.
Савелий достал из сумки на боку листок бумаги, карандаш, протянул сумку, что было на чем писать. Матвей взял и глянул вопросительно.
— В свободной форме! — подсказал Савелий. — Я, такой-то, обязуюсь верой и правдой служить германскому рейху и беспощадно бороться с его врагами…
Руки у Матвея слегка дрожали, но он заставил себя собраться и четким почерком вывел подсказанные слова. Поставил дату и расписался. И даже расшифровал роспись в скобочках.
Савелий взял бумагу и глянул на комсомольцев:
— Вы?
Петя с Васей переглянулись и покачали головами.
— Мы клятву давали! — сказал Петя, нервно облизывая губы.
— Он — тоже! — кивнул Савелий на Матвея.
Петя снова покачал головой.
— Комбат! — позвал Савелий.
Из рядов мужиков выступил невысокий, коренастый мужчина в форме командира Красной Армии. Форма была ношеная, в некоторых местах залатанная, но чистая. Белой повязки на руке у коренастого не было. Савелий протянул ему листок, командир прочел и посмотрел на Матвея. Взгляд его был полон ненависти. Матвея колотнуло, и он вдруг с ужасом увидел в петлицах командира знаки различия — три кубика. Старший лейтенант… Кубики были матерчатые, самодельные, но цвет их отсвечивал зловеще красным. Ослабев от внезапной догадки, Матвей сообразил, что только что совершил самую большую ошибку в жизни. Говорил ему учитель: «Думай, прежде чем сказать!», но он не усвоил урок…
— Теперь ты единственный представитель власти в районе, — сказал Савелий старшему лейтенанту. — Решай!
— Что тут решать?! — огрызнулся командир. Он вытащил из-за пояса пистолет и толкнул Матвея в шею — Пошел!
На подгибающихся ногах Матвей вышел на улицу. Подталкивая пленника в спину, старший лейтенант заставил его пересечь выгон и остановил у осинки, в которую Матвей столько раз целился из нагана, но ни разу так и не попал. Он стоял, сгорбившись, глядя на мокрый белесый ствол.
«Дождь, ночью прошел дождь, — вдруг подумал Матвей. — А я и не слышал…»
— Повернись! — раздалось позади.
Матвей послушался. Старший лейтенант стоял перед ним с пистолетом в вытянутой руке.
— Из-за таких, как ты! — зло сказал он.
«Что из-за меня?» — хотел спросить Матвей, но не успел. Грудь обожгло, невыносимая боль заполнила тело. Матвей коротко застонал и рухнул ничком — лицом в мокрую траву. Но влаги на щеках он уже не ощутил…
Саломатин вернулся к дому. Комсомольцы стояли во дворе, дрожа то ли от холода, то ли от страха.
— Оденьтесь! — бросил им Саломатин. — Клятву давали, так исполняйте!
К тому времени, как телега с самогонным аппаратом и вещами неудачливых партизан выехала со двора, комсомольцы стояли в строю.
— Винтовку вернете? — спросил Петя, осмелев.
— Посмотрим! — буркнул Саломатин.
— Зачем вы белые повязки надели? — не отстал Петя. — Вы же не полиция?
— Думали тут бандформирование, — непонятно отозвался Саломатин и бросил провожавшей их вдове. — Закопайте его!
«Кого?» — удивился было Петя, но вспомнил и замолчал. У околицы он обернулся. Вдова, упершись ногой в труп уполномоченного, стаскивала с него сапоги. Петя вздрогнул и больше не оглядывался…
10
Они стояли на подъеме и смотрели на поднимающуюся по дороге колонну.
— Глянь, как идет! — Ланге ткнул дымящейся сигаретой в старика, шагавшего во главе. — Моисей! Ведет богоизбранный народ в страну обетованную! — оберштурмфюрер хохотнул.
Крайнев присмотрелся. Дул встречный пронзительный ветер, люди внизу кутались в пальто и наклоняли головы, пряча лица. Лишь старик, высокий, костистый, с палкой в правой руке (она и впрямь походила на жезл пророка) шел распрямившись. Ветер трепал его длинную бороду: то подбивал ее под воротник, то вытаскивал наружу, то бросал на лицо; старик даже не отмахивался. «Мордехай!» — понял Крайнев.
— Сейчас я его!
Ланге достал из кобуры «парабеллум», прицелился.
— Не стоит! — остановил Крайнев.
— Почему?
— Люди закричат, начнут метаться… Собирай их потом!
— Соображаете! — хмыкнул эсэсовец, пряча пистолет. — Я не собирался стрелять, Кернер! Шутил. Еврей вышагивает так нагло… Пусть идет! Карьер рядом… — Ланге снова хохотнул. — Приходилось участвовать в экзекуциях? — полюбопытствовал он минуту спустя.
