сразу позволило иноре заявить:
— Луиза, я не понимаю, почему ты так снисходительна к тому, что твоя внучка столь безответственно относится к своей репутации. Она — наследница фон Кёстнеров.
Странное дело, когда я была в чепце и в гриме, моя репутация Линденов не волновала, а как только я стала выглядеть на свой возраст и сняла этот уродский головной убор, так моя репутация сразу оказалась в опасности.
— Я Вальдфогель, инора Линден, — напомнила я. — Фон Кёстнер — только моя бабушка. Если с моей репутацией что-то случится, то репутации фон Кёстнеров ничего не угрожает.
— И вообще, инора Линден, вы говорите оскорбительные вещи, — возмутился инор Альтхауз. — В моей компании дамам ничего не грозит, я смогу их защитить.
— Ты такой милый, Манфред, — растрогалась бабушка. — Право слово, Эмилия, я не понимаю, почему ты на него нападаешь? Разве может он кого-нибудь скомпрометировать?
— Он — нет, а вот лорд фон Штернберг… — протянула инора Линден.
— Теперь вы хотите оскорбить меня, инора Линден? — холодно сказал майор.
— Вовсе нет. Я просто беспокоюсь за девочку. Она мне как родная внучка.
Но смотрела она на меня безо всякой приязни, как на человека, сильно мешающего планам.
— Чтобы лорд фон Штернберг не скомпрометировал Каролину, для этого есть я, — сурово сказала бабушка, выглядящая оскорблённой королевой. — Ещё одно слово, Эмилия, и я по-настоящему на тебя обижусь. И Манфред — тоже.
Инора Линден надула губы, совсем как Катрин. Выглядела она не слишком довольной результатами своих переговоров и, сухо попрощавшись, уехала. К сожалению, не навсегда, а до новых идей от внучки.
— Каролина, вы не забыли про процедуры? — напомнил майор. — Визит одной невоспитанной особы не должен влиять на наши планы.
— Я буду присутствовать, — безапелляционно заявила бабушка. — Разговоры нам не нужны.
— И я, — поддержал её инор Альтхауз.
— Никто присутствовать не будет, — возмутилась я. — Я буду на вас отвлекаться и что-то непременно сделаю неправильно.
— На наблюдателей я не соглашался, — поддержал меня майор. — Я вам не подопытная крыса.
Я тактично промолчала, поскольку методика была экспериментальной, а значит, он как раз и был подопытным. Но с крысой он, конечно, был совершенно прав. За крысу отвечала Катрин. Уж кто-кто, а она как раз беспокоилась исключительно о собственной выгоде и была такой же противной, как эти мелкие грызуны, шныряющие по ночам по помойкам.
— Но, Вальдемар, инора Линден права: ты можешь скомпрометировать инориту, — заметил инор Альтхауз. — А так, в нашем присутствии, это будет почти прилично.
— Не проводят целительские манипуляции при свидетелях, — твёрдо сказала я. — Всё, что происходит между целителем и пациентом, между ними и остаётся.
— Ты ещё пока не целитель, — проворчала бабушка.
— Я почти целитель, и у меня есть пациент, — гордо заявила я. — И мы с ним уже уединялись, так что беспокоиться о моей репутации поздно. Идёмте, лорд фон Штернберг, будем заниматься делом.
— Каролина, мы должны присутствовать, — возмутилась бабушка.
— Неужели вы с инором Альтхаузом не найдёте занятия поинтереснее, чем подглядывать за нами?
— В самом деле, дорогая, молодые без нас скорее найдут общий язык, — неожиданно поддержал меня инор Альтхауз. — А мы пока могли бы посмотреть на твою любимую клумбу — вдруг я там что-то упустил.
Клумба всё и решила — бабушка не могла пренебречь возможностью её проверить и ушла под ручку с поклонником. Майор тоже предложил мне руку, но я сделала вид, что не заметила, потому что между пациентом и целителем не может быть никаких отношений, кроме рабочих. Это нам декан, инор Зайдель, не уставал повторять, как и то, что основой нашей жизни должна быть целительская этика, если уж мы выбрали эту стезю. И целительская этика мне твердила, что роман с пациентом недопустим даже если у него такие восхитительно широкие плечи.
Пока наши старшие родственники не передумали, мы быстро прошли в спальню майора и заперли дверь на ключ, чтобы никто не помешал. Забавно, но это оказалась та спальня, которая была моей, когда дом принадлежал фон Кёстнерам. Интересно, если инор Альтхауз захочет, чтобы и я чувствовала себя как дома, он опять попросит племянника переселиться?
— Так вы говорите, Каролина, всё, что происходит между целителем и пациентом, остаётся между ними? — заинтересованно спросил нависший надо мной майор. — Мне кажется, мне бы не помешали несколько исцеляющих поцелуев.
— Такими не владею, — со всей собранной суровостью ответила я. — Лорд фон Штернберг, раздевайтесь.
— Слышала бы вас ваша бабушка, — хмыкнул он. — Не успели запереть дверь, как сразу — раздевайтесь и в постель.
— Почти как в армии, да? — съехидничала я. — Лорд фон Штернберг, вы сейчас дошутитесь, я возьму и уеду, вы останетесь без лечения, а ваш дядя — опять с разбитым сердцем, потому что бабушка без меня тут не задержится.
— Суровая угроза, — сказал он и начал раздеваться. Я предусмотрительно отвела взгляд в сторону — слишком завораживающим было это зрелище. А так я смогла рассмотреть свою комнату и убедиться, что изменений в ней не произошло. — Не знаете, что произошло между дядей и вашей бабушкой? Мне кажется, они симпатизируют друг другу.
— Точно не знаю, но ваш дядя чем-то очень обидел мою бабушку.
— Дядя? Обидел? Вы ничего не путаете, Каролина?
Я пожала плечами и повернулась. Майор уже снял рубашку и красовался передо мной своим весьма впечатляющим торсом. Я молча протянула ему бутылочку с нужным зельем. Он вздохнул, выпил и улёгся на кровать, привычно засунув артефакты под подушку. Но и без них он не казался беззащитным, скорее — опасным и даже немного волнующим.
Я запустила сканирование, и результаты мне не понравились. Тонкие структуры были каким-то рыхлыми, совсем не похожими на те, что я видела утром.
— Инор Штернберг, почему вы не соблюдаете запрет на использование магии?
— Да я самую малость помагичил, — смущённо сказал он. — А что, что-то случилось?
— Случилось. Вы можете вообще остаться без магии, если не образумитесь. Что мне сделать, чтобы вы прекратили баловаться с магией?
— Если вы будете обращаться ко мне Вальдемар, я пообещаю ближайшую неделю не использовать магию ни под каким предлогом.
— Да вы шантажист, Вальдемар.
— Успешный, смею заметить.
Улыбка ему шла, и я невольно заулыбалась в ответ. Кажется, он совершенно не проникся опасностью, которая нависла над его Даром. Но неделю я могу позволить себе некоторую вольность в обращении, лишь бы процесс выздоровления шёл как надо.
По окончании процедуры из комнаты я ушла сразу же, не дав возможности майору меня задержать, хотя ему этого очень хотелось. Но направилась я не к себе, а к бабушке. Сейчас, когда я хорошо узнала инора Альтхауза, мне самой казалось, что он никак не мог сделать что-то нехорошее.
Бабушка ещё не вернулась с просмотра клумбы, и я устроилась на пуфике, желая её дождаться и выяснить всё и сразу. Взгляд невольно постоянно возвращался к камину, на тайник около которого было столько надежд. Но тот оказался пуст… И майор сегодня использовал магию… Это наводило на размышления. И почему я его сразу не спросила, куда он тратил магию? С другой стороны, он же не ответит, что вскрыл секретную нишу в своей спальне и всё оттуда забрал. Такие вещи совершаются в тайне и не выдаются случайным знакомым, даже если с ними усиленно флиртуют.
Он или не он обчистил тайник? Все мои мысли крутились вокруг этого вопроса до тех пор, пока не пришла бабушка. А пришла она довольно поздно.
— Каролина? — удивилась она. — Что ты тут делаешь?
— Тебя жду. Тебе не кажется, что ты должна объяснить, что случилось между тобой и инором Альтхаузом?
— Мне неприятно об этом вспоминать, — заупрямилась она.
— А мне неприятно вспоминать, как я ходила по этому дому в гриме и в уродливом чепце. Но ты меня попросила — и я сделала. Рассчитываю на взаимную любезность.
Бабушка вздохнула и, за неимением другого сидения, устроилась на кровати.
— Это неприятная для меня история, — жалобно повторила она. — Понимаешь, Лина, в молодости я была влюблена в Манфреда, и мне казалось, что он отвечает мне взаимностью.
— А потом на твоём пути появился дедушка и ты влюбилась в него.
— Нет, фон Кёстнер за мной ухаживал одновременно с Манфредом. Более того, они сделали мне предложения в один день.
Она замолчала, погрузившись в воспоминания.
— И? — напомнила я о себе.
— Приличная инорита никогда не отвечает согласием или отказом сразу, как получила предложение. Она всегда говорит, что подумает, — решила поделиться со мной житейской мудростью бабушка. — Но Эмилии я сообщила, и она сказала, что очень рада за меня. Что она сама отказала Манфреду, потому что знала, что я в него влюблена. То есть
