Сначала Твари появлялись только по ночам, а со временем выходить на улицы стало опасно и днём. Погибло очень много людей — сейчас в погребах жило не больше четверти прежнего населения. Богомолы оказались первоклассными громилами: чуя двуногих в деревянных коробках, они разрушали дома. Селяне спустились в погреба. Тогда Твари перестали уничтожать людские жилища, но принимались за старое, если люди слишком близко подбирались к поверхности. Замеченные наёмниками экзотические архитектурные решения — вилы и колья на крышах — имели практическую цель: уберегать дома от полного разрушения. И доставлять некоторые неприятности богомолам. Есть на обед острое им, как ни странно, не нравилось.
С едой проблем у селян пока ещё не возникло. Кому-то даже удалось сохранить молочных коров и коз. Содержать их в подземельях было нелегко и негде пасти, но животинку пока не пустили на мясо. Проблемой стала только вода. Иллигенов в Вешках не имелось, поэтому пришлось прокопать ходы к колодцам. И между погребами, но не очень много — селяне боялись обрушения.
— Мы трижды посылали людей к лорду Зандерата и во Всесвет, но... — староста развёл руками.
— Видимо, никуда они не доехали. В Сизый Дол никто отсюда не приезжал. — Выходило вполне естественно, что все разговоры вёл языкастый Рейт. — Когда вы отправили людей в первый раз?
— В начале зимы, к тому времени-то уже десятка два человек погибло.
— Ясно. От северных деревень слышно что-нибудь?
— Нет, уже давно вестей не было.
— И даже беженцев никаких?
Старик снова развёл руками.
— Вам бы, наверное, отдохнуть? — спохватился он. — Тут у нас есть всё, что надо, тесно только.
— С нами женщина.
— Ну, можно её к бабам-то нашим свести, — сказал староста, почесав в затылке, — ежели ей там сподобнее будет.
— Если она спустится... — покачал головой оборотень.
Пока Рейт договаривался со старостой о еде и ночлеге, Фар погрузился в невесёлые размышления.
С одной стороны, эти люди им никто, да и контракт не обязывал оказывать кому-то помощь. С другой стороны, напарники могли решить, что помочь надо. Несмотря на все перепалки между собой, они, вроде как, не бессердечные. Хотя насчёт Геррета Фар ещё бы посомневался.
Мучило его другое: дальше на север, скорее всего, будет хуже. Если Ирма была жива до прихода Тварей, то жива ли сейчас? Жив ли кто-то ещё из их деревни? Если да, то Фару не обрадуются. Это его не волновало — к Тварям их всех. Но что скажет Ирма? Она... Тоже вряд ли обнимет при встрече. А увидеть её очень хотелось.
— Посмотрю, как там наша ведьма, — сказал Фар напарникам и пошёл обратно к колодцу.
Мильхэ снова сидела на ледяной жёрдочке наверху колодезной шахты. Видимо, там чувствовала себя спокойнее. Вместо щита она навела ледяную крышку и, кажется, даже не подкрепляла её силой. Да и Твари уже не атаковали колодец, потеряв из виду добычу.
— Ты там как?
— Неплохо, — отозвалась ледяная статуя и попросила рассказать всё, что они узнали.
— Точно не будешь спускаться? — спросил Фаргрен, выполнив просьбу. — Нам принесут ужин, и, если хочешь, переночуешь среди женщин.
— Как выглядит тоннель и погреб?
Фаргрен описал всё увиденное им. Мильхэ внимательно его выслушала.
— Ладно, — вздохнула она, — я попробую.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем эльфийка добралась до Фаргрена. На полпути она остановилась и уткнулась лбом в деревянную перекладину лестницы, что-то тихонько бормоча. Запах страха окутывал её всю. Когда они наконец пошли по тоннелю, Фар почувствовал, как Мильхэ ухватилась за его одежду, и взял её за руку, надеясь успокоить. Тонкие пальцы тут же сжали его ладонь, да так, что Фар удивился силе хрупкой с виду руки.
«И всё-таки она тёплая», — усмехнулся он про себя неожиданному открытию.
В погребе Мильхэ выпрямилась и огляделась. Хватка её ослабла, дыхание стало успокаиваться, и она отпустила руку Фара.
Селяне удивлённо таращились на неё. Они ещё не поняли, кто перед ними — она не сняла капюшон, — но явно никогда не видели настолько высоких женщин. В отряде Мильхэ была самой высокой, на половину ладони выше даже Фаргрена. Причём по эльфийским меркам она, наоборот, считалась ниже среднего роста... В один из вечеров в дороге Геррет пробурчал, что не хотел бы оказаться в стране великанов, имея в виду Светлый Лес. Кстати, близнецы никогда не шутили над ростом маагена. Берегли-таки свои шкурки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мильхэ сняла капюшон, и у селян отвалились челюсти, а дар речи пропал вместе с дыханием. Деревня, что с них взять. Наёмница настороженно глядела на всех и будто понижала температуру в подземелье одним своим видом.
— Ну, устраиваемся на ночлег? — беззаботно и весело спросил Рейт.
«Не замёрзнуть бы», — подумал Фар.
Указание свыше
Ты просыпаешься от кипения в мозгу. Именно так это ощущается. Неприятно. Неприятно даже не само кипение, а осознание, что тебя всегда держат на поводке.
Думал ли так же твой Мастер?
Магистры твердят, будто мастера получают благословение Богини жизни, и она говорит с ними напрямую. От этой мысли ты усмехаешься. Как бы не так. Кто бы ни придумал это, до Богини ему как до солнца.
Кипение оформляется в приказ. Ты медленно, нехотя встаёшь и будишь парнишку:
— Шэквет, поднимайся. У нас новое задание.
Вы неспешно собираетесь. Вещей не так много, да и торопиться некуда.
Каким будет этот приказ, ты догадывался. Но всё же магистры долго ждали. Те наёмники... Вы не ставили охранок на северное направление, и заметил ты их случайно, когда вышел до ветру. «Богиня благословила, не иначе!» — позволяешь ты себе богохульство в мыслях, и снова усмехаешься.
Если бы Дарительница жизни могла говорить с тобой напрямую, то знала бы, о чём ты сейчас думаешь. И наверное, тут же покарала бы. Шутка ли — сравнивать грязную, пусть и естественную, потребность, с её благословением? Но нет. Богиней в твоей голове и не пахнет. Только гнилым Орденом.
Юный Шэквет собирает скудные пожитки и встаёт, вытянувшись в струнку, как на плацу. Эх, напоминает тебя самого когда-то... И зовут вас одинаково. Интересно, как так вышло? Жаль, твой Мастер не говорил, как его звали. Вот ведь знатная была бы хохма, если его тоже звали Шэквет.
А скоро вас ждёт встреча с другим мастером. Из другой крепости, не той, где ты вырос. И не той, где вырос юный Шэквет. Крепостей у Ордена несколько, хоть тебе и не известно, где находятся другие. Во всех живут спасённые магистрами полукровки.
Спасённые... Враньё. Вас всех вывел Орден. Вывел от тех, кого клеймит презренными предателями Дарительницы жизни. Но как же лихо врут они об очищении от скверны, которую дали вам нечистые матери.
Половину ужасной правды — о том, что эльфийские женщины не бросали никого из вас, и вообще рожали вас против воли — ты прочитал в дневнике, оставшемся после гибели твоего Мастера. Вторую половину узнал сам — вашими отцами были вовсе не люди. А оборотни. Это до того невероятно, что никто не поверит — в союзах эльфов и оборотней не рождается детей. Никогда.
Но все вы — такие дети. Хотя ты немного лукавишь, называя ваших отцов оборотнями — они не обращались в волков. Так как были неполнокровными. Но и людьми они были только на четверть или того меньше. Но благодаря этой четверти эльфийка могла родить дитя от подобного мужчины. Так магистры смешивали то, что не смешивалось. Людская кровь делала невозможное возможным.
И дети чаще всего рождались сильными генасами.
Как такое узнали, тебе не хочется и думать. Достаточно знать, что делают с неудавшимися. Тех, кто родился без силы, убивали в младенчестве. Большую часть детей-оборотней — девочек или тех мальчиков, которые обратились в волка, — тоже убивали. А их было много — чем больше волчьей крови, тем вероятнее превращение в зверя. В живых оставляли только самых сильных. Девочки становились новыми матерями. Тех, кто по какой-то причине на это не годился, и мальчиков ждала другая участь. Участь цепных псов. Ведь для выведения полукровок-генасов они бесполезны.
