— С ума сойти! — вырвалось у Эйсгейра.
Главный архивариус бросил на своего господина заинтересованный взгляд, но тот даже не заметил этого. А вот пожилой глава писцов обратил внимание, что за последний месяц владыка Эйсстурма уже не первый раз смотрит родословные старых королевских семей. Чем они его так заинтересовали?
Рыцарь сидел за одним из столов, за которыми работали писцы. Те то и дело благоговейно поглядывали на живую легенду, отвлекаясь от свитков и важных документов. Главный архивариус сердился — ошибок ведь наделают! Но попросить владыку уйти не решался.
Эйсгейр между тем обнаружил весьма любопытный факт. По нему выходило, что ректор — алинасский наследник с правами на престол погуще, чем у нынешнего великого лорда.
Гилрау, бессменного в течение пятнадцати лет главу Королевской академии, знали под фамилией Лаэрдэт. Это был не очень большой и совсем небогатый дворянский род с юга Алинаса. Но к Лаэрдэтам принадлежала мать ректора. Папаша маститого учёного оказался знатнее некуда.
«И как я это пропустил! — недоумевал рыцарь. — Скандал-то наверняка случился ого-го! И вообще, власть передали не по порядку наследования, почему я не обратил на это внимания? И случилось-то не так давно!»
Согласно по родословным, великим лордом Алинаса сейчас должен быть отец Гилрау. А до него — дед ректора. Но последний набедокурил так, что попал в опалу у собственного отца и получил титул всего лишь герцога Бе́ргнеса. Великим лордом должен был стать отец ректора, в ту пору уже взрослый и способный править, но его почему-то оставили в стороне.
«А великие лорды Алинаса — прямые наследники последнего короля Алинаса. И тогда, выходит, Гилрау Лаэрдэт — принц! — подумал рыцарь, поднимаясь из-за стола. — И что же замышляют три королевских наследничка?»
Ему вдруг пришло в голову, что среди нынешней знати слишком много тех, кто мог бы вспомнить, будто им полагается аж целая корона и трон в придачу. Все провинции раньше были королевствами. Все великие лорды — наследники прежних правящих домов. Предок нынешнего короля, завоевавший их, дальновидно заботился об укреплении всяческих связей и союзов, но... Такие дела за несколько десятков лет не изглаживаются.
Можно ли считать подозрительным общение трёх человек, которые являются наследными принцами завоёванных королевств, причём эти королевства находятся рядом друг с другом? Конечно, можно. Даже нужно. Особенно если учесть, что у графа происхождение скрыто, да и у ректора не на самом видном месте. Вот только как это связано с тем разговором об убийстве эльфийского владыки?
Да, ректор и граф вполне могли оказаться двумя неизвестными собеседниками герцога Шелана. В день торжества в Эвенрате все они точно находились там. Но ни с Гилрау, ни с графом Дайеном рыцарь не встречался настолько часто, чтобы помнить их голоса. Да и... Как запомнить голоса всех благородных господ?
Рыцарь подошёл к главному архивариусу и положил перед ним два тома, раскрытых на просмотренных родословных.
— Вот здесь требуются исправления и ссылка на семьи Лаэрдэтов, герцогов Бергнеса и лордов Алинаса.
Старик, найдя лупу, взглянул на место, куда тыкал палец Эйсгейра. Потом посмотрел две другие родословные.
— О! — вырвался у него возглас понимания. — Да-да, милорд, будет сделано в лучшем виде.
На выходе из архива рыцарь столкнулся со слугой. Тот чуть не упал, начал извиняться и, похоже, забыл, с чем пришёл.
— Успокойся, парень, — сказал Эйсгейр, ставя его ровно. — Тебя послали ко мне или в архив?
— В-в архив, м-милорд, к в-вам, — выдавил тот. — Велено сообщить, что посол Светлого Леса вернулся, милорд.
— Да это же отличная новость! — воскликнул рыцарь и по-свойски хлопнул служку по плечу. — Благодарю!
Эйсгейр заспешил по коридору, усмехаясь про себя, — сегодня парнишка будет хвастаться всем, как сам лорд-рыцарь одарил его столь дружеским жестом. Ох уж эти новички! Ничего, через месяц привыкнет к тому, что мимо может пройти сам Снежная Длань.
Увидеться с послом не получилось: едва тот прошёл через портал, как тут же уплыл по делам со скоростью разъярённого кракена. Зато аудиенции-обеда ждал наместник. В этот раз Эамонд пришёл в обычное время их встреч, но передал через камердинера просьбу о личной беседе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
За обедом наместник терпеливо ждал своего времени и был совершенно спокоен. Впрочем, он всегда такой: спокойный, рассудительный, ответственный. В последнее время Эйсгейр всё чаще жалел, что Эамонд — просто человек. Даже не генас. Здоровье у него крепкое, но семьдесят лет — это уже много.
За столом они успели решить несколько вопросов о расширении южной части Эйсстурма. И лишь оказавшись в кабинете Эйсгейра и дождавшись, когда рыцарь поставит круг тишины, Эамонд заговорил о том, что не предназначалось для слуха других.
— О тех подозрительных «периамских» поправках, милорд. Много подробностей пока не удалось узнать. Но если говорить обо всех поправках, а не только о касающихся нелюдей, то большая часть предложена Югом, милорд. Дополнения к «Основному закону о труде» и «Закону о правах и обязанностях в Королевстве людей» написаны Высшей коллегией учёных. Они же оформляли общий свод поправок и дополнений.
— И никого не насторожили формулировки, слитые с периамского «Закона о восстановлении благородных родов и рангов»? — хмыкнул Эйсгейр. — Куда смотрели господа-учёные?
— Кто-то мог внести их и после, милорд, — предположил Эамонд.
— Я пока прочитал лишь то, что ты выписал, но у меня чувство, будто кто-то хочет одним махом пройти пару десятков лет принятия этих законов в Периаме.
Наместник лишь кивнул.
— И что потом? «Закон о крови и о роде людском»? — Эйсгейр побарабанил пальцами по столу. — Не нравится мне это, Эамонд.
— Видна рука Периама, милорд, либо кому-то по душе их политика.
— Юг и Высшая коллегия учёных, говоришь? А я как раз слежу за Мираром, Таэримом и ректором Лаэрдэтом.
— Таэримом? — переспросил Эамонд.
— Дайен Макитурский — принц Таэрима, представь себе. А отец Гилрау Лаэрдэта должен быть великим лордом Алинаса.
Эамонд хмыкнул.
— Тогда и Гилрау — принц. Алинас, Мирар и Таэрим находятся на юге, а Гилрау Лаэрдэт — ещё и глава Высшей коллегии... Могу я узнать, милорд, почему вы следите за ними?
Своему наместнику и потомку Эйсгейр доверял больше, чем самому себе, поэтому решил, что тот может узнать о подслушанном разговоре.
— Ясно... — Эамонд призадумался, а потом сказал: — Помнится, год назад Шелан ездил в Периам.
Эйсгейр удивлённо поднял брови.
— Да это Ормунд! — В голосе старика послышалось раздражение. — Всё ищет племяннице жены партию повыгоднее. «Не хочу с кем попало в родстве быть!» Какое там родство-то! — Эамонд даже фыркнул, и стало ясно, как сильно его достали выкрутасы сына. — В общем, договаривался Ормунд о визитах к южанам и сокрушался, что знакомство придётся отложить, так как Шелан навострился в Периам.
— А не тогда ли нашего герцога-принца взяли на заметку...
— Всё может быть, — согласился Эамонд. — А ещё я вот только вчера услышал, милорд, будто в Бергнесе появился дом солнца.
Эйсгейр хмыкнул. Дома солнца строил Орден Жизни.
И рыцарь его недолюбливал. Потому что насилие над нелюдями в Периаме разбушевалось именно тогда, когда к законам добавились учения этого ордена и право смешалось с религией. Как всегда подозревал Эйсгейр, Орден Жизни и стоял за принятием этих законов, хотя периамский двор всё отрицал.
А как появился Орден Жизни, наверное, никто не мог точно сказать. Корни его, понятное дело, крылись в вере в Богиню жизни. Как и Покровителей стихий её почитали везде на Иалоне, хотя называли по-разному: Матерь зимы у орков, Лунная волчица у оборотней, Владычица небес в Алинасе и Мираре, Матерь равнин у народов Великой долины. В Периаме когда-то насчитывались десятки верований, в каждом из которых Богиня жизни называлась по-своему. В какой-то момент их начал вытеснять культ Ордена Жизни. И чем сильнее он становился, тем яростнее оказывались нападки на эльфов. Сначала Детей Леса призвали объединиться и вместе нести свет Богини жизни в мир. Те, понятное дело, отказались. Тогда их объявили заблудшим скотом, а потом и вовсе богомерзкой нечистью, развращающей род людской.
