Точнее, это сделали солнцелобые. А вот Орден Жизни, хоть и описывал влияние эльфов на людей как нежелательное, настолько резкими заявлениями не кидался. Утверждал, что он против насилия. Фанатиков-солнцелобых осуждали, иногда даже арестовывали и казнили. Но буря убийств и погромов прекратилась только тогда, когда эльфы, а вместе с ними и другие нелюди, покинули Периам.
Больше всего Эйсгейра удивляло, что в не касающихся эльфов делах Орден Жизни проявлял себя, в общем-то, с хорошей стороны. Например, боролся с жестоким, дурным поверьем о порченых. Дома милости, которые сейчас есть во многих городах, начал строить именно Орден Жизни. Прежде всего — для несчастных детей, от которых отреклись семьи. В домах милости о порченых заботились, обучали ремёслам, помогали встать на ноги. Постепенно туда стали приходить не только порченые, но и бездомные, увечные, словом, разный несчастный люд. Никому там не отказывали в помощи. Со временем это благородное начинание распространилось по всему королевству. Дома милости имелись и в Эйсстурме, хотя порченых на Севере почти не было.
А вот домов солнца, где магистры читали проповеди о благочестии и добрых делах, вне Периама встречалось очень мало. Все они находились на юге королевства и располагались в арендованных помещениях, даже комнатушках, деля с лавками, трактирами и другими заведениями одно здание. Но Эйсгейр предпочёл бы, чтобы их и вовсе не было.
— И сколько их всего теперь? Последний раз, когда мы их считали, было не больше пятнадцати.
— Боюсь, вы не поняли, милорд. В Бергнесе отдельное здание, построенное специально для дома солнца.
— Опивки тухлые...
Первый настоящий дом солнца — и как раз тогда, когда некто предлагает законы, подозрительно похожие на периамские? Когда замышляется убийство эльфийского короля?
Взгляд рыцаря упал на карту в кабинете.
— Постой, в Бергнесе?
— Да, милорд.
Эйсгейр уставился на Иалон, хотя и так знал: Бергнес, по названию которого титуловался отец Гилрау Лаэрдэта, находился на юге Алинаса. По какой бы причине ни скрывал ректор своё происхождение, не он ли повлиял на появление дома солнца во владениях своего отца?
«И ведь я только сегодня утром смотрел родословную герцогов Бергнеса, — усмехнулся про себя Эйсгейр. — Символично...»
— На кого мне направить людей, милорд? — спросил Эамонд.
— Пусть попереливаются около учёных из Высшей коллегии. И пошли разведчиков в Бергнес разузнать о доме солнца.
Глава 3. Почти
Ничего почти не происходило. Каждый день мне приносили еду. Каждый день приходил эльф в маске — здесь все в масках — и выводил меня в недлинный коридор, который заканчивался деревянными дверьми. Их украшала красивая резьба: девять деревьев, кроны которых сливались в одну, а ствол в центре был больше остальных. Двери выглядели очень мощными и тяжёлыми, но стражники открывали их нисколько не напрягаясь.
За дверями коридор расходился в три стороны под прямым углом. Меня уводили направо в хорошо освещённый зал: лабораторию с кучей склянок, приборов и разных инструментов.
Стены подземелья — мне казалось, мы находимся в подземелье, — были ужасно скучны. Камень и ничего больше. А вот лаборатория великолепна, и не будь я подопытной мышкой, она меня бы порадовала. Но разглядывать разные инструменты не очень интересно, когда их могут применить к тебе...
Других пленников я не видела, но знала — они есть. Точнее, есть другие камеры: один раз из стены слева вышел эльф, и камни за ним тут же встали на место. Ещё я заметила интересную деталь — «двери» не смыкались, пока между ними что-нибудь находилось. Мой тюремщик однажды перекинулся парой слов с другим, и всё то время, пока он стоял «в дверях», они не закрывались.
Из темницы меня выводили только в лабораторию, где препоручали эльфам-генасам. Чаще всего их было трое, иногда двое. В самую первую встречу с ними я спросила, что им нужно.
— Пробуем выяснить, как ты про... — начал отвечать один из эльфов, но коллега тут же его одёрнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Больше со мной никто не разговаривал, о чём бы я ни спрашивала. Один раз я попыталась сказать, что ничего не помню, но мне резко велели замолчать. Тогда я стала внимательнее слушать их разговоры.
Беседовали они, к сожалению, не так много. Но кое о чём мне всё же удалось узнать. Например, сколько времени я провела не в Светлом Лесу и о некоем Чёрном дне:
«Она действительно не была дома с самого Чёрного дня? — Ага, представь себе, девяносто семь лет! Может, даже больше, никто не знает, была ли она в Светлом Лесу в Чёрный день».
И никто не знает, в Тёмных Чащах я провела все эти годы или нет...
Ещё выяснилось, что в Периам эльфам по какой-то причине путь заказан:
«Кажется, этот трактат сохранился только в библиотеке Имперской академии. — Да, жаль... Нам же теперь лучше даже не соваться в Периам».
Хотя не очень понятно: всем эльфам или только вот этим?
В целом, болтали генасы больше о разных безделицах, вроде обеда. Кроме того, они убедились, что я совершенно нормальна. Особенно их интересовали следы от корней, покрывавшие моё тело едва заметным узором, но об этом у меня ничего не спрашивали.
И всё же, почему их так волнует то, что я не была в Лесу сто лет? Это не характерно для меня или эльфов в целом? Выходит, я и о себе ничего не помню, и о своём народе знаю не всё. Плохо...
Главный за эти три дня появился только один раз. Осведомился, как идут исследования, и ушёл, едва бросив на меня взгляд. И его голос отличался от того, каким он говорил со мной в первый раз. Может, это кто-то другой? Мало ли, вдруг у них здесь несколько главных. А если нет, тогда, видимо, эти маски не просто маски. Проклятый ошейник! Из-за него я не только не могу пользоваться силой, я даже чувствовать её не могу.
На четвёртый день заключения, когда тюремщик вёл меня в лабораторию, я увидела, как какой-то эльф вышел из дверей, которыми заканчивался коридор налево от темницы. Разглядеть, что находится за ними, я не успела, но заметила голубоватое свечение. Такое бывает у эльфийских порталов. Значит, хозяин этого подземелья или богат, или обладает большой властью. Скорее последнее, но, впрочем, это означает и первое.
Портал... Если там и правда он, через него можно попробовать сбежать. Или не стоит? Может, здесь получится узнать что-то ещё? Но вдруг меня убьют? Хотя главный говорил, будто я должна послужить великой цели, а делать это мёртвой затруднительно. Или им неважно, живая я или нет? Да уж, выбор у меня, конечно... Надо либо действовать, либо ждать. Только вот чего?
А чего такого придумать без силы? Хм, я ведь всё время вела себя смирно, значит, можно сыграть на неожиданности. У моей камеры стоят двое стражников, ещё парочка — у двери, ведущей к порталу. Маловато как-то... Уверены, будто ничего не случится? Или просто очень сильные? Есть ли стражники у самого портала? Снаряжение у солдат обычное: мечи, щиты, короткие кинжалы, доспехи. Надеюсь, у них не припрятано где-нибудь метательных клинков или ещё чего похуже. А если они генасы? В лаборатории мной занимаются точно генасы. А те, кто водит меня к ним и приносит в камеру еду, — непонятно. Зато они обычно в простой одежде, не в доспехах.
И вообще, может за теми дверьми вовсе не портал? А если всё-таки да, куда он ведёт? Ни того ни другого мне никак не узнать...
***
Когда тюремщик в очередной раз вёл меня обратно в камеру, я развернулась и двинула коленом ему в пах. Среагировать он не успел, и, получив хороший удар, согнулся пополам. Я со всех сил приложила его головой о каменную стену и бросилась к дверям. Стражники уже забега́ли в коридор. Но они не ожидали, что и я окажусь у самых дверей. Хвала волчьим тренировкам! Удалось проскочить.
Вылетев в двери, я чудом смогла повернуть налево. Навстречу неслась вторая пара стражей. В последний момент я кинулась вниз и проехала на штанине по гладкому каменному полу между ними — кто бы знал, как я три дня каталась в камере, отрабатывая этот трюк. Одного я толкнула, но, кажется, получилось слабо. Хорошо бы они сами грохнулись. Я вскочила на ноги и влетела в последние двери. Да, портал! Я ринулась в круг голубоватого света.
