— Что тебя так сильно беспокоит? — спросил Глеб, пристально глядя на сестру.
— Ты еще спрашиваешь! — Полина постаралась выкинуть из головы пугающие мысли. — Ты нарисовал просто устрашающую картину. Члены международной преступной группировки уверены, что Виктор — их собственный курьер, укравший большую сумму денег. Они охотятся за ним, чтобы вернуть деньги и, естественно, убить отступника. Как мы можем этому помешать? Прийти к Ракитину и сказать: «Вы знаете, Витя тут совершенно ни при чем. Он не ваш курьер!»
— Иными словами, — вздохнул Виктор, — человек, который попытается прояснить ситуацию, тут же будет уничтожен, как опасный свидетель.
— Вот именно.
— У нас есть другой путь, — неуверенно сказал Левка. — До открытия выставки осталось всего ничего. Надо по-быстрому закруглить работу, продать программу и с полученными деньгами затеряться где-нибудь в южных странах.
— Не говори глупостей! — одернула его Полина. — Четыре человека не смогут нигде затеряться. Во-первых, для этого нужна гораздо большая сумма. Во-вторых, никто не гарантирует, что вы ее вообще получите.
— И в-третьих, и в-четвертых, — вздохнул Виктор. — Если мы пустимся в бега, жизнь каждого из нас будет сломана. Я этого не хочу.
— И я не хочу, — сказала Полина, окинув взглядом Виктора.
Глеб обреченно прикрыл глаза: «Нет, она явно втюрилась в этого охотника за акулами, — подумал он. — Как некстати, черт побери!»
— Почему бы нам, имея такую четкую картину случившегося, — внезапно вдохновился Левка, — не обратиться в органы? Они все проверят и примут меры!
— У нас нет доказательств, — коротко ответил Глеб. — Поэтому, как только мы расскажем эту историю, Витьку тут же загребут.
— Почему?
— Потому что все началось с убийства Алены. Дело не раскрыто. И тут он со своей версией похищения, угроз по телефону и так далее. Нет, идти в милицию очень стремно. Как я уже и говорил, единственный приемлемый выход — раздобыть реальные доказательства существования и деятельности банды, и уж тогда общаться с органами.
— Есть какие-нибудь идеи? — спросил Левка.
— Если из Майами в контейнерах с одеждой везут краденые машины, то куда их потом доставляют?
— Не знаю, — сказал Глеб. — Но поскольку у меня есть еще дела с руководством фонда, попытаюсь это выяснить.
— Должны существовать какие-то документы, по которым можно проследить путь контейнеров, загруженных в Майами.
— Наверняка эти бумаги тщательно прячут, — предположила Полина.
— Думаю, ты ошибаешься, — сказал Глеб. — Это самая обычная деловая документация. Ведь речь идет об одежде для бедных и сирот. Зачем что-то прятать?
— И все равно: просмотреть такие документы человеку с улицы достаточно проблематично, — пожала плечами Полина.
— Я не зря втянул тетку Дарью в грандиозное мероприятие с бесплатными обедами. Стану временным партнером фонда. Не знаю, что получится с кормежкой, но зато у меня появился повод бывать в офисе «Линии добра». И я воспользуюсь этим в ближайшем обозримом будущем. Теперь у меня есть конкретная цель. Я должен узнать, куда приходят контейнеры с одеждой и в какое место их переправляют по прибытии.
— А дальше? — спросила Полина.
— Дальше мы проверим весь маршрут и выясним, где именно из них извлекают автомобили. Если им перебивают серийные номера, то в банде должен быть специалист. И место, конечно, где лишний автомобиль ни у кого не вызовет подозрений. Ну, не мне вам объяснять. Все грамотные, газеты читаете, телевизор смотрите.
«Интересно, — думала между тем Полина, — когда рыжий засек меня на Манежной, он знал, что я хозяйка того самого домика в Соколовке, где он разыскивал Виктора? Может быть, он просто блефовал, когда сказал, что ему известно, кто я? А на самом деле думал, что я какая-нибудь ревнивая любовница Густова, которая следит за ним из личных соображений? И вообще. Откуда рыжий узнал адрес домика в Соколовке, ведь он записан на имя моего бывшего мужа? Все так подозрительно. Может быть, стоит признаться Виктору? Или Глебу? Нет, брат меня сразу убьет».
— О чем ты думаешь? — раздраженно спросил Глеб, заметив, что его сестра отключилась.
— О… О том, что в этих комнатах хорошо бы основательно прибраться. Мы вчетвером здесь едим, спим и устраиваем совещания. Думаю, на сегодня стоит закончить беготню по городу. Вы занимайтесь своей программой, а я немножко поработаю уборщицей.
И Глеб, и Виктор отнеслись к ее предложению с подозрением. Только доверчивый Левка не почувствовал никакого подвоха и принялся грызть свежий карандаш.
— Такое впечатление, — тихо сказал Виктор Глебу, когда Полина вышла из лаборатории, — что твоя сестра чего-то боится.
— Так ты тоже это заметил?
— Если она скажет, что решила остаться здесь ночевать…
В этот момент Полина возвратилась в комнату с ведром в одной руке и тряпкой в другой.
— Знаете, наверное, я сегодня тут переночую. Хочу быть в курсе всего.
Глеб и Виктор тревожно переглянулись.
— Мне это не нравится, — пробормотал Глеб. — Сдается, сестрица что-то скрывает. Придется тебе, Витя, поговорить с ней по душам.
— Мне?!
Глеб окинул Виктора хмурым взглядом:
— Ты единственный, кому она скажет правду.
— Почему? — с глупым лицом спросил Виктор.
— Потому.
— И вообще: что ты все время смотришь на меня с таким видом?
— С каким — таким?
— Как будто ты пришел в магазин покупать кухонный комбайн и увидел на полке устаревшую модель. С одной стороны, тебе нужен этот комбайн, а с другой — он тебе ужасно не нравится.
— В этой сложной аллегории, как я понимаю, комбайн — это ты?
— Вот именно.
Глеб усмехнулся. Надо отдать должное Витькиной проницательности. Хотя проницательность у него однобокая. То, что Глеб стал странно на него посматривать, это он заметил. А взгляды Полины, которыми она постоянно награждает его, игнорирует.
— Не обращай внимания, — он похлопал Виктора по плечу. — Это издержки мыслительного процесса. Когда я о чем-нибудь думаю, то становлюсь странным. А сейчас я думаю о тебе.
— Понятно.
— Кстати, я тут обмозговал… Документы, которые нам нужны, наверняка проходят через секретаршу.
— С которой я разговаривал по телефону?
— Да. Так вот, эта девица — пожалуй, самое слабое звено. Она состоит из ног, глаз, губ, незатейливой прически и пары килограммов косметики.
— Хочешь сказать, мне все-таки придется с ней познакомиться поближе?
Глеб кинул задумчивый взгляд в сторону сестры, которая усердно терла тряпкой стол, и вяло возразил:
— Да нет, кажется, это придется сделать мне.
* * *
Ракитин быстрыми движениями стряхнул с пальто капельки дождя и забрался в машину, затолкав перед собой объемистый портфель с бумагами и бутылкой дорогого коньяка, который сам купил после обеда во французском магазине.
— За город, — коротко приказал он шоферу, устраиваясь поудобнее.
Дом на Рублевке, который он выстроил несколько лет назад, со стороны казался небольшим и не слишком вызывающим. Специальный проект. Зато внутри было все, что душе угодно, включая подземный гараж. Ракитин почти никогда не приглашал на свою территорию деловых партнеров. Но сегодня особенный случай. Поглядев на часы, он подумал, что времени вполне достаточно, чтобы как следует подготовиться к встрече.
Гость, которого он ждал, занимал весьма ответственный государственный пост и устранял все недоразумения, которые возникали в ходе ведения бизнеса. Их общего бизнеса. Он с самого начала настаивал на том, чтобы Ракитин держал его в курсе всех дел. После визита Густова Валентин Борисович никак не мог успокоиться. Он был не правомочен один принимать решения. А Густов требовал принять срочные меры. Пришлось звонить партнеру и просить о свидании.
Дома Ракитин переоделся в брюки и пуловер, позвонил жене и принялся растапливать камин. На столе уже стояли поднос с рюмками и простенькой закуской, большая хрустальная пепельница, зажигалка и пара свечей в массивных граненых подсвечниках.
Когда к дому подъехала машина, Ракитин мгновенно поднялся на ноги. Едва затих мотор, он уже открыл дверь и остановился на пороге, ожидая, пока гость поднимется на крыльцо. Тот вошел с улыбкой и поздоровался с хозяином за руку.
— Привет, Валентин. О, коньячок! Хорошо, что не валерьянка. Значит, ничего катастрофического, насколько я понимаю?
Степану Евгеньевичу Таволгину было около шестидесяти. Невысокий, кругленький и улыбчивый, он походил на Хрюшу. Наливные щеки и маленькие веселые глаза довершали иллюзию. Казалось, ничто не может заставить его впасть в уныние.
— Степан Евгеньевич, у нас проблема, — осторожно сказал Ракитин, как только пригубили коньяк.
— Это я уже понял. — Таволгин еще раз приложился к рюмке, зажмурился, потом открыл глаза и коротко спросил:
— Кто?
