— Еще раз засветитесь, и вас просто убьют, — ровным голосом пообещал он, потягиваясь. — Вы даже представления не имеете, во что влезли.
— Я-то как раз имею, — пробормотала Полина.
— Может быть, поделитесь своими соображениями? — предложил Самойлов, следя за тем, как Полина поднимается на ноги.
— С какой стати?
— Хотите что-то за это получить?
— Разумеется, жизнь и свободу, — патетически сказала Полина. И без всякого перехода спросила:
— Зачем вы за мной следили?
— Я следил вовсе не за вами, глупая вы голова.
— А за кем, за Густовым?
— И за ним в том числе. Кстати, может быть, мне все-таки стоит представиться по всей форме?
— Кажется, я уже и так догадалась, что вы из органов.
— Надеюсь, вас это радует.
Полину это и в самом деле радовало. Однако кое-какие сомнения в правдивости его слов оставались.
— А доказательства? — спросила она.
— Вы, главное, скажите, что является для вас доказательством?
— Возможность увидеться с братом.
— Хорошо. Только с одним условием. Вы расскажете мне, зачем затеяли всю эту возню вокруг благотворительного фонда.
У Полины радостно замерло сердце. Неужели рыжий действительно из органов?
— Так я могу позвонить? — осторожно спросила она.
— Давайте. — Самойлов взял со столика, стоявшего возле окна, телефонный аппарат и поставил на кровать рядом с Полиной.
«Ребята наверняка меня уже хватились, — подумала та, поежившись. — Интересно, не наделают ли они в честь этого глупостей? Или прошло слишком мало времени?»
Телефон зазвонил в тот самый момент, когда Глеб дрожащими руками закрывал дверь в лабораторию. Услышав пронзительную трель, он выронил ключи и метнулся обратно.
— Да? — крикнул он, схватив трубку. Виктор и Левка с напряженным вниманием следили за его реакцией, пытаясь догадаться, кто звонит. — Только не говори мне, — завопил Глеб, брызжа слюной, — что все это время ты стояла в очереди за молоком!
— Слава тебе, господи! — пробормотал Левка, резко выдыхая воздух. — Это она!
Виктор тоже выдохнул и только тогда заметил, что напряжение его отпустило.
— Я слушаю тебя, слушаю! — громыхал Глеб. — Не буду я ничего записывать, все запомню.
* * *
— Итак, что это была за девица и куда она подевалась? — зло спросил Ракитин, наклоняясь через стол к собеседнику.
— Я не в курсе ваших дел, — безразлично ответил тот, отхлебывая колу из запотевшего стакана. — Может быть, это была его любовница. Вам лучше знать.
— Я рискую головой, встречаясь с тобой, — прошипел Ракитин, — так что давай, Костыль, не будем друг перед другом пальцы гнуть. У нас общие интересы.
— Ладно, — пожал плечами Костыль. — Вы мне заплатили. Пусть это будут наши общие проблемы.
— Вовремя вспомнил, что я тебе заплатил, — не меняя зловещих интонаций, продолжал Ракитин. — А ты — не забудь — этих денег пока не отработал.
— Случайность, — пожал тот плечами. — Такое бывает. Я же сказал, что все сделаю.
— Но у меня нет времени!
— А вы вообще понимаете, кого заказали? — спросил Костыль, проявляя первые признаки человеческих эмоций. — Густова просто так не подловить. Вы скрываете от меня информацию. Это все равно, что дать мне в руки камень и потребовать убить тигра.
— Но ты тоже профессионал! — возразил Ракитин.
— Я был на войне, и у меня всего-навсего не дрожит палец на курке. Если это называть профессией, то ладно. Только после первой неудачи, боюсь, это уже не играет никакой роли.
— Хочешь сказать, Густова теперь не достать?
— Да нет, почему? Достать можно кого угодно. Но мне самому тоже хочется остаться в живых.
— Делай, что считаешь нужным, но Густов не должен больше появляться в моем офисе.
— А зачем он туда ходит?
— Зачем? Он избрал такой способ давления.
Его собеседник вскинул брови, рассчитывая на продолжение, но его не последовало.
— Вот что, Костыль, — помолчав, сказал Ракитин. — Заплачу тебе еще столько же, если к завтрашнему вечеру ты решишь мою проблему.
Костыль быстро сообразил, что сумма заслуживает внимания.
— Это точно? — спросил он.
— Я доплачиваю за риск и за скорость. И даже переплачиваю.
Костыль лучше кого бы то ни было знал, что за собственную шкуру переплатить нельзя. Но не стал делать по этому поводу замечаний.
— Тогда мне надо идти, — сказал он.
— Иди, иди, — благословил его Ракитин. — Когда все будет сделано, звякни. Не забудь: позвонишь из автомата и скажешь только кодовые слова.
— Я помню.
Когда Костыль ушел, Ракитин достал из кармана отглаженный, пахнущий одеколоном платок и промокнул лоб и переносицу.
— Опять я, черт побери, рискую один, — пробормотал он.
Можно было, конечно, подключить к операции своего зама, Голубева, но тогда риска только прибавится. Чем меньше людей в курсе, тем меньше языков. Мало ли что может заставить человека сболтнуть лишнее.
* * *
— Как вас много, — сказал Самойлов, потирая нос. — Я думал, молодой человек, вы один. — Он с интересом поглядел на Астахова, потом широко развел руки. — Что ж, рассаживайтесь. Думаю, разговор нам предстоит долгий.
Все сели и замерли. Глеб с Левкой уставились на Самойлова, Виктор — на Полину, та смотрела в пол. Из-за своего прокола чувствовала она себя не слишком уютно. «И ведь я абсолютно не виновата в том, что увидела, как кто-то хочет убить усатого! — уговаривала она себя. — И в том, что Самойлов решил удалить меня с места событий, тоже». Глеб тем временем думал: «Раз с Полиной все нормально, надо успокоиться и вести себя сдержанно. Кстати, у Витьки абсолютно глупое лицо. Левка похож на собаку, которая смотрит в рот хозяину. А этот рыжий, кажется, и в самом деле играет на нашей стороне».
После того, как Полина сбивчиво доложила ребятам о том, что с ней случилось возле здания фонда, инициативу перехватил Самойлов.
— Итак, — начал он с приятной миной на лице, как добрый следователь в кино, — расскажите, что с вами случилось. Каким образом вы, — он кивнул в сторону Виктора, — оказались в столь незавидном положении? Почему бандиты охотятся за вами?
— Выходит, вы уже знаете, что эти типы — бавдиты? — оживилась Полина.
— Знаем.
— Почему же тогда они на свободе?
— Потому что мы совсем недавно занялись этим делом, — терпеливо пояснил Самойлов. — И обнаружили одну весьма странную вещь. Часть людей, составляющих группу, за которой мы установили наблюдение, была брошена на поиски некоего Виктора Астахова. А он, по всем косвенным признакам, не имеет никакого отношения к их делам. Этот орешек мы пока так и не раскололи. Хотя я сразу же вычислил, где вы, Виктор, скрываетесь. Просто проследил за вами, когда вы ехали на дачу Полины.
— Интересно, — сказала Полина, — почему вы его вычислили, а бандиты нет?
— Думаю, их подвела одна очень распространенная ошибка — они приняли свой собственный вывод за аксиому.
— И какой же это был вывод? — заинтересовался Левка.
Что Виктор никогда не появится там, где его ждут.
— Но тем не менее машина с двумя парнями постоянно дежурит возле института, возразил Глеб.
— Правильно. Официальный отпуск у Виктора вот-вот закончится, это они легко выяснили, позвонив на кафедру. Вот и ждут, что он появится на работе, хотя пока не очень-то усердствуют.
— Ерунда, — возразил Глеб, насмешливо улыбаясь.
— Почему это?
— Потому что человек, за которого бандиты принимают Виктора, по их мнению, на сегодняшний день чрезвычайно богат. И после того, как его засекли, он должен был тут же смыться. Если уж не из страны, так из города точно.
— Занятно, — сказал Самойлов. — И за кого же, по-вашему, Виктора принимают?
— За курьера, который должен был отвезти часть денег, вырученных за краденые американские машины, во Флориду.
Лицо Самойлова вытянулось так сильно, как будто кто-то невидимый потянул его за подбородок.
— Откуда вы все это знаете? — с трудом справившись с потрясением, спросил он.
— Отсюда, — Глеб выразительно постучал себя по голове. — Могу рассказать вам, как развивалась моя мысль.
— Да уж, прошу вас.
И Глеб принялся рассказывать. Когда речь снова зашла о курьере, Самойлов внес в его повествование существенное добавление.
— Барт Анджело, — сказал он.
— Кто это?
— Да ваш Би Эй. На самом деле курьера зовут Барт Анджело. Южные корни его отца соединились с русскими корнями матери.
— А это значит, — обернулся Глеб к ребятам, — что Анджело отлично говорил по-русски. Что и требовалось доказать. Бедняга. Его останки покоятся на дне Атлантического океана. Из-за этого, собственно, разгорелся весь сыр-бор.
— Вы уверены? — спросил Самойлов.
— На девяносто девять и девять десятых процента. Одну десятую оставим на откуп превратностям судьбы.
Самойлов так разволновался, слушая объяснения Глеба, что не смог усидеть на месте. Он вскочил и принялся бегать по комнате, то и дело приговаривая: «Так-так-так-так». Еще он задавал Глебу наводящие вопросы и в конце концов вытянул из него абсолютно все, что тот вычислил.
