Когда они забирали из конюшни лошадей, к Нику вдруг вернулся его привычный жаргон.
— Паршивый франт! «Наш христианский долг», «наши подчиненные», — с возмущением передразнивал он Эллиота.
— Этот мистер Эллиот — истинный помещик, крепкий орешек, — заметил Джослин, повернувшись с Нику. — Не сомневаюсь, что он мечтает о титуле баронета.
— Он сын мясника. Простолюдин. Такой же, как и я, — злобно ответил Ник, управляя своей лошадью, переступавшей через сваленные бревна.
— Он сколотил свое состояние, вкладывая деньги в железную дорогу, когда она только начинала строиться. А сейчас он откусывает сразу от нескольких пирогов: он занимается и шерстью, и чаем, и соляными копями, и гуано.
— Гуано? Что это еще такое?
— Да это… когда морская птичка наложила кучку, мой дорогой, мистер Эллиот берет ее и делает удобрение.
— Так значит, он копается в птичьем дерьме?
— Среди всего прочего.
— Какая мерзость!
— Зато очень прибыльно, — пояснил Джослин. Он придержал лошадь, впереди что-то заинтересовало его. Они выезжали на опушку леса.
— Что это такое? Пруд, что ли?
Ник поравнялся с виконтом, и они вглядывались в покрытое снегом пространство, которое начиналось сразу же за лесом. На расстоянии нескольких сот ярдов от них находился пруд, который зимой покрывался льдом и превращался в каток. У края стоял экипаж, извозчик придерживал лошадей. Рядом копошилась служанка, которая засовывала в экипаж что-то похожее на обруч. На катке каталась женщина в тяжелом малиновом платье с пелериной.
Джослин, положив свою руку на руку Ника, остановил его болтовню. Он впился взглядом в фигуристку, которая словно порхала по поверхности льда. Все знакомые Джослину дамы умели кататься на коньках, даже его мать. Однако эта леди не просто каталась, она порхала по льду. Она делала причудливые фигуры, ноги ее так и мелькали. Ему казалось, что она вот-вот упадет. Однако, повернувшись, она поехала спиной вперед, набирая скорость, а затем сделала прыжок с пируэтом и выезд опять вперед спиной на одной ноге.
— Боже мой! — произнес завороженный Джослин.
— Эта маленькая дурочка, кажется, захотела умереть.
— Смотри! — воскликнул Джослин, указывая на женщину.
Сейчас, прижав руки к груди, она делала вращение, стоя на одной ноге, а ее юбка кружилась вместе с нею. Джослин так забылся, что кивал головой в такт. Она вращалась все быстрее и быстрее, ее юбка волнами вилась вокруг ее талии. Капор слетел с головы, и каскад светлых волос тоже закружился вместе с ней. Затем она замедлила вращение, выехала из него и спокойно и плавно покатила по льду дальше.
Она медленно скользила вокруг пруда. Затем, оттолкнувшись, она поехала на одной ноге в «ласточке». Спина ее была прямой, как у балерины, ее движения были свободными. Словно маленькая малинового цвета шлюпка плыла по морю, подгоняемая ветром.
Освободив руку Ника, Джослин продолжал, как завороженный, смотреть на женщину на льду.
— Ты видел что-нибудь подобное?
— Мне доводилось видеть, как люди катаются по льду на скорость.
— Но такого ты явно не видел, — сказал Джослин. — Это даже не то, чтобы просто танцевать в танцевальном зале. И я не видел, чтобы женщины когда-нибудь прыгали на льду, кружились, а их юбки в это время так поднимались и демонстрировали их ножки.
— Да, черт побери, какие длинные у нее ноги. Мне бы хотелось…
— Нет! — резко сказал Джослин.
Ник с удивлением посмотрел на Джослина.
— Боже, да ты уже положил на нее глаз.
— А тебе, приятель, придется заняться мисс Элизабет Эллиот ради меня, — сказал Джослин.
— Вообще-то я всегда другой работенкой занимался, Джос. Черт побери, эта Эллиот, похоже, старая Дева, ей ведь двадцать четыре года. Как к ней подкатишься? Она, наверное, тупица к тому же.
Наконец-то Джослин оторвал взгляд от фигуристки и сказал:
— Ладно, пошли, приятель. Будь хорошим мальчиком и сделай то, что я тебя прошу.
Ник фыркнул, а виконт, уговаривая его, добавил:
— Сделаешь это, и я позволю тебе навестить мисс Бетч.
— Ты привез ее сюда?
— Она обещала снять номер в гостинице в Литл-Стрэтфилд-он-Вилоу.
Он еще раз оглянулся на фигуристку. Она уже не каталась, а присела на пень, покрытый одеялом. Сняв коньки, она отдала их служанке и одевала свои сапожки. Затем она села в экипаж, и извозчик повез ее в сторону поместья Эллиота.
Джослин дернул за вожжи свою лошадь и сказал:
— Ну, пошла!
А затем крикнул Нику:
— Мы займемся этой леди, как только она спустится на ужин; наверняка она там будет.
— А не мог бы ты вообще оставить женщин в покое?
— Нет.
— А я-то думал, у тебя шуры-муры с той служанкой.
Кусая губу, Джослин чувствовал себя не в своей тарелке.
— В конце концов… — нехотя ответил он, — почему бы мне и с этой не попробовать?..
— А почему именно с этой?
— Потому что она первая женщина, которую я встретил здесь и которую могу сравнивать с мисс Гэмп. — Джослин наклонился и погладил лошадь. — И если ты расскажешь кому-нибудь об этом, то пеняй на себя…
— Кому я это расскажу?!
— Ну ладно… И вообще я хочу забыть об этой Гэмп. В конце концов у мужчины есть свои потребности. Черт побери! Когда я был у мисс Бетч, единственное, что я увидел в ней, так это ее недостатки. У нее слабо выраженная талия, у нее недостаточно полная грудь, у нее узкие бедра, и, наконец, черт побери, от нее пахнет какими-то духами, когда ей следовало бы пахнуть… ну хотя бы лимоном.
Ник придержал вожжи и, посмотрев на Джослина, сказал:
— Было время, когда женщины были для тебя так, «между прочим». Они были где-то в середине между нашими «увеселительными прогулками» и политикой.
— А мне сейчас кажется, что я сам существую где-то посередине между размышлениями о мисс Гэмп и страстным желанием заниматься с ней любовью. К черту все! Я ведь даже толком и не разглядел ее, а в то же время не могу забыть. Это какое-то безумие, которое пожирает меня живьем.
Они погоняли лошадей, медленно двигаясь к Стрэтфилд-Корту.
— А я знаю, — сказал Ник спустя несколько минут. — Это все из-за того, что ты пока не поимел ее. А когда ты вообще в последний раз занимался любовью с женщиной?
— Не помню.
— Ах так?
— Однако сейчас есть эта фигуристка, — сказал Джослин. — Возможно, я наверстаю упущенное.
— Ну что ж, — решил Ник, — пожалуй, ты можешь рассчитывать на меня, я сделаю то, что ты просишь, отвлеку внимание не только дочери хозяина, но и его собственное и его жены.
С такими планами они и возвратились назад. В восемь часов они вошли в гостиную и присоединились к другим гостям Ричарда Эллиота. Кроме молодого Терстонз-Кумеса на ужин были приглашены несколько весьма подходящих женихов для дочери хозяина и несколько леди. Джослин подозревал, что Эллиот специально устроил состязание между женихами, чтобы поднять цену победы.
