и Сицилии. Здесь он составил себе большое состояние и пожелал снова вернуться в Коринф, а так как он больше всего доверял коринфскому народу, то нанял для своего путешествия корабль коринфских моряков. Но эти моряки, когда корабль плыл в открытом море, посягнули на жизнь Ариона, связали его, чтобы выбросить в море и завладеть его сокровищами. Когда Арион понял злой умысел моряков, он стал умолять их, обещая отдать им свои драгоценности, лишь бы они пощадили его жизнь. Но те и слушать его не хотели и лишь разрешили ему выбрать: или он собственной рукой покончит с собой, и тогда они похоронят его, как только достигнут берега, или же он может броситься в море, но пусть делает это скорее. Арион находился в затруднительном положении, и ему ничего другого не оставалось, как попросить о единственной милости: если уж он должен умереть, то по крайней мере пусть разрешат ему еще один, последний раз, одевшись в парадные одежды, стоя на скамье для гребцов, спеть, и, когда он пропоет свою последнюю песнь, он сам, собственной рукою покончит с собой. Это моряки охотно ему разрешили, даже порадовались, что услышат певца, величайшего из певцов. Они растянулись посреди корабля, Арион же надел нарядную одежду, взял в руки кифару и, стоя на скамье гребцов, пропел торжественную песнь, которой обычно славил Аполлона, а окончив пение, бросился в море, так как хотел умереть в полном наряде певца, с кифарой в руках. На пение Ариона к кораблю приплыл дельфин, он взял певца на спину и доставил его на мыс Тэнар. Там Арион вышел на берег и отправился в Коринф, невредимый, в одежде певца. Когда он прибыл туда, то все рассказал царю.
Периандр не хотел верить чудесной истории и поэтому взял Ариона под стражу и не отпустил его от себя. В то же время он усердно наводил справки о корабельщиках. И когда они также прибыли в Коринф, Периандр призвал их к себе и стал допрашивать, что они знают об Арионе. Эти, конечно, отвечали, что певец живет в Италии и что все у него благополучно, что они оставили его в Таренте в добром здоровье. Но тогда перед ними появился Арион в той же одежде, в какой он бросился в море. Корабельщики перепугались, увидели, что их преступление обнаружено, и больше уже не отрицали его. Так рассказывал народ в Коринфе и в Лесбосе, а во времена Геродота на Тэнаре показывали сделанного из бронзы дельфина средней величины, на спине которого стоял человек, и говорили при этом, что эту статую поставил Арион в память своего спасения[16].
Пиндар
В Фивах жила супружеская чета — Дефант и Клеодика. У них было двое детей — Эритим и Пиндар.
Эритим посвятил свою жизнь служению богине Артемиде и целыми днями бродил по лесам, занимаясь охотой, Пиндар же был любимцем Аполлона.
Пиндар был еще ребенком, когда однажды он отправился в Фивы из предместья, где родился. Стояла жаркая летняя погода, солнце жгло поля. Пиндар устал и во время пути сел отдохнуть в тени густолиственного дерева.
Потом ему захотелось спать, и он так сладко заснул, что широко открыл рот от удовольствия. И тут ему приснилось, что его рот, подобно пчелиному улью, полным-полон жужжащими пчелами. Он очень удивился, пробудившись, так как то, что ему снилось, отчасти оказалось правдой. Одна заблудившаяся пчелка до тех пор порхала туда и сюда, между цветами и спящим мальчиком, пока не обрызгала медом раскрытых губ ребенка. С тех пор с уст Пиндара полились песни слаще меда. Дефант, сам прекрасно игравший на флейте, истолковал это чудо так, что его сын, когда подрастет, будет мастером еще более известным, чем он сам. Некоторое время он обучал сына, но Пиндар так быстро усваивал знания, что отец скоро закончил свою науку. Он посылал сына к самым лучшим музыкантам Греции, чтобы тот учился у них, овладевал искусством создавать прекраснейшие песни, подобно тому как пчела вбирает в себя мед с цветов, и Пиндар от каждого своего учителя что-нибудь брал. Когда он вырос, то стал самым знаменитым певцом Греции. Прославленные герои и великие цари наперебой просили Пиндара, чтобы он воспел их славные деяния. И он воспевал каждого, кто выделился среди остальных людей каким-нибудь прекрасным поступком. Греческая молодежь через каждые четыре года собиралась на Олимпе, чтобы там в великий праздник Зевса устраивать состязания. Пиндар всегда присутствовал там, и лучшей наградой для соревнующихся была ода Пиндара в честь победителя.
Однажды случилось, что в Дельфы на праздник Аполлона пришла целая толпа паломников с богатыми дарами, с сотнями баранов для жертвоприношения. Среди них был также и Пиндар, но с пустыми руками. С насмешкой спрашивали его остальные: «А что же ты принесешь в жертву Аполлону?» — «Благодарственную песнь», — отвечал Пиндар с поднятой головой, так как знал, что певцы могут принести жертву богу звучными, мудрыми словами. Но паломники только смеялись над ним.
Аполлон же благосклоннее всего принял жертву Пиндара и приказал, чтобы жрецы в день его праздника, прежде чем закрывать храм, призывали у алтаря: пусть придет Пиндар, ибо он приглашен на пир богов! И Пиндар мог пировать вместе с Аполлоном и дельфийскими жрецами, поедая мясо жертвенных животных. В храме был установлен трон, и на него никто не смел садиться — он всегда был свободен и ожидал Пиндара; когда же Пиндар приходил, то, восседая на нем, он исполнял гимны в честь бога Аполлона.
Пиндар воспевал также Пана, и пение поэта так нравилось козлоногому смеющемуся богу-пастуху, который сам умел прелестно играть на пастушьей свирели, что он выучил песни Пиндара, пел их и танцевал под их звуки, когда уходил вместе с горными нимфами в долину между горой Меналом и Кифероном.
Боги любили Пиндара, и люди уважали его, и так дожил он до прекрасной старости. Но и в преклонном возрасте он в сопровождении двух дочерей всегда шел туда, где мог прославить победы героических мужей. Ему было уже восемьдесят лет, когда во сне ему явилась Персефона, царица подземного мира, и так сказала ему: «Ты прославил всех богов, и лишь для меня ты за всю твою жизнь не написал ни одного гимна. Не поздно еще исправить свою ошибку, пока ты еще не прибыл в мои владения».
Спустя десять дней Пиндар умер — он как раз в это время принимал участие в праздничных состязаниях в Аргосе. Его сожгли на погребальном костре