Дорога была долгая. Глазели по сторонам, рассматривая Европу. Глупо фотографировались то на фоне автобуса, то на автозаправочных станциях. Во время долгих переездов вспоминали молодость, откровенничали.
Олеся все задавалась вопросом:
– Галка! Как это ты с одним мужиком всю жизнь живешь? И не скучно тебе?
– Нет, – удивилась такому вопросу Галя, – совсем даже не скучно.
– А я люблю разнообразие. Хотя, – она на мгновенье замолчала, а потом с невесть откуда взявшейся грустью продолжила, – хотя, если бы попался такой, как твой Сашка…
– А какой уж он особенный? – Галине перестал нравиться разговор. Она внутренне напряглась, но виду не показала.
– Даже и не знаю. Веселый, что ли, беспроблемный. Легкий, одним словом! Люблю я бесшабашных, заводных. С ними жизнь – сплошной праздник!
– Ну, насчет праздника да еще сплошного не уверена. А в общем, неплохой, конечно, он парень. И все у нас нормально. Бывают, конечно, проблемы, не без этого. Идеальных-то людей нет.
– Да ладно, подруга! Не бери в голову. Это я так, мечтаю. Твой Сашка – эталон мужчины для меня.
– Ничего себе откровения! – удивилась Галка.
– Да. Зато честно! Как на духу!
– Странно. Не такой уж он комфортный для жизни, как кажется. К быту не приспособлен, заработать не научен. И характер не такой уж легкий, как тебе представляется.
– Ладно, проехали. Что мне о чужих мужьях думать? – остановила сама себя Олеся. – Мне бы со своим разобраться. С этим Мишкой, видно, тоже придется расстаться. Никакого взаимопонимания. Одни ссоры сплошные. Зачем мне такая нервная обстановка нужна?! Приеду, посмотрю еще какое-то время и буду решение принимать.
– А про детей не думала? – решилась спросить Галина.
– Про детей? – Олеся скривилась как от боли, но ответила: – Если честно, Галка, в молодости-то я погуляла, дай бог каждому… Ну и, сама понимаешь, несколько абортов допустила. Причем последние два буквально подряд. Один за другим… То ли через три, то ли через четыре месяца. Да ты помнишь!
– Ну да! На пятом курсе, по-моему. Да, точно. Один в сентябре, другой сразу после Нового года. После сессии, на зимних каникулах.
– Наверное. И с тех пор никак… Знаешь, я не напрягаюсь по этому поводу… Нет и не надо. Тем более с моей волей к свободе… Живу, как хочу, сама себе хозяйка, ничего меня не сдерживает, никто не мешает. Так что вполне комфортная жизнь!
…На вокзале в Риме, куда они прибыли измученные, усталые и совершенно обалдевшие от столь долгого путешествия, их встречали Валентина Петровна и Луиджи. Гале сразу не понравилось выражение лица Олесиной мамы. То ли тревога вместо радости. То ли чувство вины непонятно за что. То ли неоправданно сильное волнение.
Короче, вышли. Обнялись с Валентиной Петровной, познакомились с женихом. Жених был сухопарым, лысым, загорелым. Выглядел недовольным и как будто нервничал. Он дежурно улыбнулся Олесе, а на Галю посмотрел неприветливо и даже брезгливо. Так, что Гале под его взглядом захотелось отряхнуться, умыться.
Девушки подхватили было сумки, чтобы двигаться по перрону к вокзалу, но не тут-то было.
Луиджи сказал холодно и сухо:
– Дочь твою мы берем в дом, а эту… – он кивнул в сторону Гали, – нет!
– Мам, что он говорит? – почувствовав недоброе, с тревогой спросила Олеся у матери. Сама она слегка понимала язык, но с непривычки боялась ошибиться.
Валентина Петровна не ответила дочери, зато вступила в перепалку с женихом. Они довольно долго препирались. В результате Луи побагровел, сжал в узкую полоску и без того тонкие губы, грубо крикнул что-то матери и стремительно двинулся в сторону вокзала.
– Мам! Что с ним?!
Расстроенная Валентина Петровна хотела объяснить, но, не выдержав напряжения, расплакалась.
– Пойдемте, девочки, потихоньку, – сквозь слезы шептала она. – Я сейчас успокоюсь и все объясню.
Они дошли до палатки. Валентина купила воды и бумажные платки. Умылась, вытерла лицо. Вроде бы успокоилась. Но начала говорить и опять заплакала:
– Он говорит: ладно, мол, пусть твоя дочь живет у нас. А подруга ее, ну ты, Галочка, – нет, ни за что!
Галя потрясенно молчала, а Олеся допытывалась:
– Как это, мам?! Ты же говорила, что обо всем договорилась! – с упреком в голосе начала было она.
– Ну так и было на самом деле. Я ему сказала, что вы приезжаете вдвоем, что Галочка сопровождает Олесю, что вы везете украшения.
– Ну?
– Он не возражал. А вчера, накануне вашего приезда, не знаю, что на него нашло. Нет, говорит, и все! Дочь твоя ладно, пусть живет, а больше никого не пущу! Я говорю: «Как же так? Люди уже в пути. Куда женщине деваться? Это я их пригласила, это я их попросила об услуге, значит, я и должна обеспечить им кров».
– Ну? – опять тупо повторила Олеся.
Галя во время разговора неотрывно смотрела на Валентину Петровну, ожидая, что вот сейчас, вот-вот в ее рассказе наступит переломный момент, и все каким-то счастливым образом разрешится. У нее не было сил ни на вопросы, ни на переживания. Не было сил ни сидеть, ни идти, ни говорить, ни возмущаться. Хотелось лечь. Сначала в ванну, потом в постель. Ни пить, ни есть, ни анализировать. Только одно: лечь! Но до исполнения этого желания, такого простого, незатейливого и, можно даже сказать, элементарного, было еще очень и очень далеко.
– Я уже вчера поняла, что добром не кончится, – продолжала между тем мама Олеси. – Он вроде бы неплохой мужик, но как упрется – все, осел! Ни сдвинуть, ни переубедить, ни уговорить! Я ему: ну хоть в гости к нам человек может заехать, чаю выпить, отдохнуть с дороги? Она же подруга моей дочери. Мы все из одного города. Я не могу ее не принять! А он: нет, и все!
– Ну? – не унималась Олеся. Казалось, у нее кончились все слова, кроме этого единственного «ну».
– Вчера стала обзванивать кого знала. Дозвонилась Вере. Тоже наша, русская. Говорит: я как раз на неделю уезжаю с ребенком к морю. Пусть поживет у меня. Но только неделю. Я и тому обрадовалась. Вера сказала, что можно бесплатно. Только цветы поливать на балконе. У нее весь балкон в цветах. Она вечно мучается вопросом полива, когда уезжает. Думала соседку просить, но та уже пожилая, ей передвигаться-то тяжело, а тут полную лейку таскать надо.
Она запыхалась от быстрой ходьбы и остановилась отдышаться. Потом продолжила:
– Короче, Галочка! Сейчас мы тебя отвезем к Вере, а потом уже с Лесей доберемся сами.
Шок был настолько сильным, что все трое ошарашенно молчали всю дорогу. Галя – потому, что, будучи без копейки денег, не представляла себе жизни в одиночестве не то что неделю, но даже и два-три дня. Олеся – потому, что невольно подвела подругу, за которую, как ни крути, ответственность несла именно она. Валентина Петровна – потому, что чувствовала себя виноватой перед девчонками. И все трое – потому, что поняли в одну минуту: с каким же козлом связалась Валентина Петровна! Не захочешь ни итальянского подданства, ни домика под Римом, ни замужества вообще. Неужели после того, что произошло, можно по-прежнему быть с ним вместе?
Квартира невидимой Веры была бестолкова и захламлена. Единственным местом, где Галя чувствовала себя более-менее комфортно, был балкон. Цветов и вправду было много. Не слишком-то ухоженные, они заполоняли собой все пространство. И Галя принялась за уборку. Ей казалось, что она только слегка приберется. Вот на этом растении собрать засохшие листья, там протереть от пыли огромные горшки, кое-где взрыхлить землю, некоторые кашпо переставить. А потом все листья и цветы побрызгать холодной водой, а потом полить, а еще протереть полы, поручни балкона и стеклянную дверь на балконе.
Когда уборка была закончена, оказалось, что места немало. Его хватило для того, чтобы поставить там небольшой стульчик и малюсенький столик.
Вот на этом стульчике и сидела Галя, пребывая в печальных своих размышлениях и буквально цитируя классиков, бесконечно повторяя одни и те же вопросы: «Что делать? Кто виноват? И быть или не быть?»
