— Возможно, я могла бы вам помочь?
Альвина осведомилась:
— Тесто месить умеете? — да так и зыркнула глазами.
Лиззи смутилась, пусть в этом и не было ничего постыдного для девицы ее положения. Сама мысль о подобном умении племянницы повергла бы тетушку Сэттон в священный ужас! Для этого имеются слуги, сказала бы она, высоко вскидывая подбородок.
Элизабет отрицательно мотнула головой, и старая женщина снова спросила:
— В кухне вообще сведущи?
— Только поверхностно.
— То есть никак, — констатировала собеседница. — И, оглядевшись по сторонам, подхватила с пола плетеную корзинку, протянула ее хозяйке. — Хотя бы яйца из-под курицы принести вам, полагаю, под силу… Клетушка сразу за дровником. Идите в сторону колодца — не заплутаете.
Заплутать было не страшно, страшнее казалось эти самые яйца раздобыть. И стоя подле клетушки с птицами, Лиззи с отчаянием поняла, насколько она не приспособлена к жизни в подобном месте: огромный, вальяжно расхаживающий петух пугал ее невероятно, он издавал гортанные звуки, он буквально набрасывался на несчастных несушек, творил с ними нечто невообразимое, и только большое усилие воли вкупе с желанием отбить очередную трепыхающуюся жертву заставило Лиззи откинуть щеколду и ступить на порог курятника. С решительным видом приблизилась она к ящикам с сеном и начала укладывать в корзинку обнаруженных в них яйца. Петух, к слову, агрессии не проявлял, только тряс головой с внушительным гребнем да глядел на нее глазами-бусинами.
И вдруг Элизабет услышала голоса, тихие, перешептывающиеся. Прислушалась, пытаясь понять их направление, и рассмотрела сквозь деревянные прутья сарая накидку Джейн в распахнутых дверях дровника. Они провели слишком долгое время в тесном пространстве дорожного экипажа, чтобы Лиззи могла упустить такое: те же цвета, тот же покрой. А служанка к тому же улыбалась… Улыбалась кому-то, скрытому в темноте, касалась его груди, судя по расположению рук, льнула к нему всем телом. Через мгновение они поцеловались…
У Лиззи замерло сердце, корзинка едва не вывалилась из рук. Быстрее мелькнувшей молнии пронизала мысль о ее возможном любовнике, том, что сжимал ее голову руками, целуя с такой безудержной страстью, что даже Лиззи, едва ли сведущая в этом деле, почувствовала слабость в коленях и жар внутри живота.
Это был Аддингтон… Конечно же, он. Других вариантов и быть не могло… Не с Томасом же ей целоваться. Он слишком стар для любовных утех, а больше мужчин в Раглане не было.
Это открытие поразило Лиззи до глубины души, стиснуло легкие — не продохнуть. Она ухватилась за ящик руками, уперлась в него, стараясь успокоить разбушевавшееся дыхание, ощутила выступившие слезы на глазах… Сморгнула их, запрещая хотя бы слезинки пролиться по этому… ничтожному поводу и снова посмотрела на то, как Джейн целуется с ее собственным мужем.
Она отвернулась… Подхватила отставленную корзину. И более одинокой, чем когда-либо себя ощущала, отправилась к выходу из клетушки. Петух не пугал ее более, не пугали даже стены Раглана со всеми его призраками — предательство того, кто, казалось, стал ближе за эту ночь, — вот что ощущалось самым страшным кошмаром. Вдали от друзей и родных, в чуждых сердцу краях она была отдана человеку, променявшему ее на горничную…
Ту, что не пряталась под одеялом от его поцелуев, что не билась в истерике по неким надуманным, как ему верно казалось, причинам… Что тянулась к нему всем телом и душой. Не так, как она, Лиззи…
— Да на вас просто лица нет, — сказала Альвина, завидев ее на пороге кухни. — Вы словно привидение увидели иль с лордом Бродериком повстречались, что, впрочем, одно и то же…
— Лорд Бродерик? — переспросила Элиза. — Я, кажется, слышала это имя… от Джейн, — с трудом выговорила она имя служанки. Ей выть хотелось от сдавившего сердце отчаяния, такого же крепкого, что и стены Раглана, веками противостоящие ветрам с океана, а между тем губы произносили другие слова.
— И в этом нет ничего удивительного, — сказала старуха. — Всяк знает легенды Раглана… Всяк, окромя жителя сторонних земель, — добавила она, верно, припомнив, что Лиззи и сама «сторонний» житель в Раглане. И пояснила: — Лорд Бродерик — первый хозяин этого замка — отстроил Раглан еще при Эдуарде Плантагенете. Душу в него вложил: уж больно женушке угодить хотел, любил ее, говаривали, до умопомрачения. Да незавидная им выпала доля: из зависти али еще почему прокляли Бродерика страшным проклятием, обрекли ходить зверем безгласным, отняли сердце человеческое… И сделался он проклятием всей округи. Оборотнем, ужас наводящим. И леди Мелинда осталась одна тосковать по любимому мужу… Сделать хоть что-то было ей не под силу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Лиззи припомнились слова горничной на дороге, она и произнесла:
— Джейн говорила об огненном цветке. Что он из себя представляет?
— Огненный цветок, — хмыкнула Альвина, — не каждому дано его отыскать, да и существует ли он вообще. Папоротник, знамо дело, цвести отродясь не способен, но ходят легенды, что коли найти цветок папоротника в ночь летнего солнцестояния да загадать любое желание — исполнится то незамедлительно.
— Как было то с лордом Бродериком?
— Как было то с лордом Бродериком, коли верить легенде.
Альвина замолкла, продолжая вымешивать тесто для пирога, и Лиззи, невольно заинтригованная, добавила:
— У нас, в Хартфордшире, говорят, что папоротник помогает отыскивать клады.
— А еще предвещает беду… — добавила старуха. — После отерла покрытые мукой руки о белый передник и подтолкнула Лиззи к окну. Море из колышущихся на ветру кустов папоротника развернулось пред ней, как на ладони… — Не из праздного удовольствия насадила леди Мелинда папоротники вокруг замка, — сказала старуха зловещим голосом, — есть тому веские причины: оборотень, коли бродит он снова в округе, завсегда испугается этого растения, стороной обойдет и дом, и людей, в нем находящихся, а вот коли распустится огненный цветок…
— … Способен он к его силе прибегнуть.
— Умная девочка, — похвалила Лиззи старуха. — Тут палка о двух концах. Оборотень, коли он в зверином обличии, не может своей природы перебороть и крови желает, как всякое другое дикое животное. Не повезет каждому, встретившемуся ему на пути… И леди Мелинда, как сильно бы она мужа ни любила, боялась его не меньше прочих, пусть и таила в душе надежду на лучшее…
— И надежда ее оправдалась…
— Если так можно сказать, — осклабилась собеседница. — Говорят, обернувшийся муж пришел к ней в ночь летнего солнцестояния: волосатый, с горящими глазами — не зверь, но и не человек — напал на нее в собственной постели, насильно овладел отбивающейся супругой. Излился проклятым семенем в ее лоно, положив тем самым начало безумию рода Бродериков.
То, как старуха это сказала, вцепившись ей в руки когтями-пальцами, как застыла, глядя на папоротники за окном — все это заставило Лиззи похолодеть. Ей припомнилась встреча на кладбище в Колчестере и то, как оно, это нечто, глядело на нее из темноты за окном. Глядело нечеловеческими глазами… И все рассказы жителей города припомнились тоже: «Это был оборотень, мисс Хэмптон, точно оборотень».
— Вы полагаете, оборотни действительно существуют? — спросила она. И Альвина так резко дернула головой, что девушка даже отпрянула…
— А вы как полагаете, миссис Аддингтон? — прошипела она все в том же зловещем тоне. — Оно ведь как: один верит, другой нет…
Глаза у старухи были мутно-голубые и все же пронзительные, такие глядят прямо в душу. До косточек пробирают… Вот и Лиззи поежилась, обхватила себя руками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ни с того ни с сего призналась:
— В дороге у меня в волосах папоротник запутался. Джейн его вычесала перед сном…
— Папоротник, говорите… в волосах… — Альвина с решительным видом накрыла недовымешанное тесто медной кастрюлей и, схватив хозяйку за руку, потянула ее за собой. — Пойдемте, девочка, — сказала она на ходу, — некоторые дела не терпят отлагательств.
