обшили досками, по вечерам не работало уличное освещение[253]. Хотя пройдет еще много недель, прежде чем фашистские войска приблизятся к Москве, уже через месяц после вторжения люфтваффе выбрали аэродромы для совершения авианалетов на советскую столицу. Советские отряды ПВО разместили зенитные орудия на крышах домов по всей Москве, а в небе над городом повисли огромные заградительные аэростаты – они заставляли немецкие пикирующие бомбардировщики взлетать выше и дальше от города, так чтобы по ним могли попасть дальнобойные зенитные орудия. Каждым таким орудием управляли семь-восемь зенитчиков, которые размещались на крышах (илл. 3.1). Привязанные к земле десятки заправочных газгольдеров для аэростатов лениво колыхались почти у земли вдоль широких московских бульваров и улиц (илл. 3.2).
Илл. 3.1. Оборона Москвы: советские зенитчики на крыше гостиницы «Москва». 1 августа 1941 г. Фото Олега Кнорринга. Архив «РИА Новости»
Илл. 3.2. Газгольдеры для заправки аэростатов на Большой Ордынке. Ноябрь 1941 г. Фото Олега Кнорринга. Архив «РИА Новости»
В июле начался «московский блицкриг». Во время первого авианалета на Москву в ночь с 21 на 22 июля, длившегося около пяти часов, более 200 бомбардировщиков люфтваффе сбросили 104 тонны фугасных и 46 тысяч зажигательных бомб[254]. Среди обитателей мировых столиц со звуками налетов уже были знакомы лондонцы: зажигательные бомбы издавали характерный свист, а немецкие бомбардировщики – специфическое гудение. Теперь эти звуки узнали и москвичи. Через несколько месяцев немцы разбомбили главное здание Народного комиссариата тяжелой промышленности и здание ЦК ВКП(б) на Старой площади – оно горело целую ночь с 29 на 30 октября 1941 года. Стоящее напротив Кремля старое здание Московского университета с его неоклассическим фасадом тоже серьезно пострадало от бомбежек. Ходили мрачные слухи, что за одну только ночь около 200 человек погибли от бомб, сброшенных на престижную и недавно обновленную улицу Горького[255]. В первые месяцы войны столичные улицы и здания претерпели и другие изменения. При помощи краски, фанеры и больших кусков холста советские архитекторы и инженеры маскировали важнейшие здания и площади Москвы, сооружали муляжи, издалека напоминавшие заводские корпуса и аэродромы. Это делалось для того, чтобы обмануть пилотов люфтваффе и отвлечь их внимание от Кремля и других стратегических, промышленных и культурных объектов. Большой театр, соборы и стены Кремля и многие другие здания представали теперь невзрачными двухэтажными строениями, едва узнаваемыми за маскировкой (илл. 3.3)[256]. Пока москвичи укрывались в подвалах, бункерах и на станциях метро, ожидая сигнала окончания воздушной тревоги, немцы слушали по радио сводки, в которых масштаб произведенных разрушений сильно преувеличивался. «Фабрики и заводы на окраинах Москвы разрушены. Кремль разбомблен, Красная площадь разбомблена… Москва находится на последней стадии разрушения», – сообщали немецким радиослушателям 5 августа[257].
Илл. 3.3. Защитная маскировка на здании Большого театра. 9 апреля 1942 г. Фото Александра Красавина. Архив «РИА Новости»
В действительности Кремль, конечно, не был разрушен. Однако немецкие пилоты, должно быть, высматривали его изо всех сил[258]. Первого августа московский корреспондент агентства Рейтер Александр Верт записал в своем дневнике: «Кремль замаскирован огромными черными и желтыми пятнами и затянут большими полотнищами – на них нарисованы домики с окнами, как говорят, огнестойкими красками»[259][260]. Верт, приехавший в Москву в начале июля, отметил также, что для маскировки Малого театра «используют старые декорации к постановке „Леса“ Островского»[261]. В ночь на 8 августа, согласно дневнику Верта, «на Кремль упало много зажигательных бомб, но все их потушили»[262]. В итоге оказалось, что маскировка сработала: десятки немецких авианалетов, совершенных с июля 1941-го по апрель 1942 года с целью разрушения Москвы, оставили в столице сравнительно мало заметных следов[263]. Хотя это, разумеется, нисколько не ослабило психологического воздействия вражеских налетов на остававшихся в городе жителей.
Илл. 3.4. Москвичи строят противотанковые укрепления. 15 ноября 1941 г. Фото Александра Устинова. Архив «РИА Новости»
Вскоре над Москвой нависла еще и угроза наземного вторжения. К концу сентября немцы уже заняли Киев, Минск и Смоленск. Силы вермахта окружили Ленинград и двигались к Москве. Второго октября 1941 года немецкие войска приступили к операции «Тайфун» – натиску на советскую столицу. Архитекторы бок о бок с другими москвичами работали над сооружением оборонительных заграждений. Соседи объединялись и рыли поперек улиц ямы, уродуя родной город, чтобы спасти его. Они ломали асфальт на красивых проспектах, недавно появившихся благодаря Генплану 1935 года, и сооружали противотанковые надолбы и рвы (илл. 3.4). На подступах к городу, в Подмосковье, десятки тысяч жителей были мобилизованы в отряды и тоже громоздили защитные укрепления и рыли в липкой земле рвы и ямы. Георгий Жуков, будущий маршал, а тогда командующий Западным фронтом, вспоминал позднее:
Я видел своими глазами, как в ту же самую распутицу и грязь тысячи и тысячи москвичей, главным образом женщин, не приспособленных, вообще-то говоря, к тяжелым саперным работам, копали противотанковые рвы, траншеи, устанавливали надолбы, сооружали заграждения, таскали мешки с песком. Грязь прилипала к их ногам, к колесам тачек, на которых они возили землю, неимоверно утяжеляя и без того несподручную для женских рук лопату[264].
По мере того как немецкие войска продвигались по Можайскому шоссе со стороны Смоленска к Москве, граница между фронтом и городом понемногу размывалась. Фотокорреспондентам уже не приходилось далеко ездить за материалами для репортажей: 32-летний сотрудник «Правды» Александр Устинов обнаружил, что до фронта можно добраться общественным транспортом. Впоследствии он вспоминал, как однажды редактор дал задание сфотографировать разведчиков из одной дивизии, находившейся тогда на северо-западной окраине Москвы – в Химках. «Звоню в гараж – машины нет. На Ленинградском шоссе сел в троллейбус № 12, доехал до Химок». Оттуда Устинов прошел пешком десяток километров и «оказался на передовых позициях, где были разведчики… В тяжелые дни обороны Москвы… фронт и тыл были… так близко, что иной раз мне удавалось в один и тот же день делать фронтовую и тыловую съемки»[265].
В середине октября «белые воротнички» – партийные работники, директора заводов и фабрик, сотрудники посольств иностранных государств, актеры, профессура московских образовательных и научных учреждений – получили распоряжение эвакуироваться на восток. Утром 16 октября, когда оставшиеся в Москве люди увидели, что магазины, фабрики и станции метро закрыты, началась паника. Власти, похоже, забыли об остальных – непривилегированных – жителях Москвы, не дали
