в Новосибирск: ее бригаду определили в подчинявшийся армии строительный трест «Военпроект», который преобразовывал тракторный завод в танкостроительный[306]. Предприятие нужно было расширить, а рядом с ним в короткие сроки выстроить целый городок с двухэтажными типовыми жилыми бараками для рабочих. «Все это там быстро-быстро, очень быстро, организованно делалось, – вспоминала Бровченко. – И я уже увидела все осуществленное за несколько месяцев работы там»[307]. В 1943 году Бровченко вместе со строительной бригадой «Военпроекта» отправили в Киев. Работая в суровых условиях в только что отвоеванном у немцев и сильно разрушенном городе, Бровченко вместе с товарищами («несмотря на то, что архитектором считалась», как заметит она позже) строила завод из любых подручных материалов[308]: «Это все были исключительно любопытные вещи, которые ни в каких каталогах и ни в каких учебниках не значились… Это все придумывалось на ходу, чтобы все это было быстренько и из простых материалов»[309]. Архитекторы, приступившие в 1941 году к обслуживанию военных нужд, скорее всего раньше не разбирались в деталях такого строительства и не интересовались им. Но к 1945 году многие из ведущих московских зодчих получили непосредственный опыт работы в области скоростного и упрощенного строительства, столь востребованного в военное время.
Новые связи, возникшие между архитектурой и оборонной промышленностью, не всегда превращались в идеальный союз. В ноябре 1941 года Молотов получил донесение от начальства УСДС о ситуации со строительством на Урале. Андрей Прокофьев, начальник УСДС, докладывал, что хотя у Уральского алюминиевого завода хватает материалов, а рабочих на стройплощадке даже в избытке, в строительных бригадах плохая дисциплина и из-за недостаточного снабжения они не готовы выполнять работу зимой[310]. Иофан, в свой черед, обратился к Молотову, прося еще вмешаться. Он сообщал, что «здесь еще не переключились на быстрое, простое по конструкциям и основанное главным образом на местных материалах строительство заводов и жилища». Иофан докладывал, что заводские строители продолжают использовать сталь и другие металлические материалы и что жилье строится по ранее утвержденным проектам – «часто многоэтажное, кирпичное». Далее Иофан писал, особо подчеркивая свою мысль: «Как из этого видно, требуется сейчас как никогда вмешательство опытных проектировщиков и строителей[311]. Необходима быстрая перестройка проектирования и строительства»[312]. Иначе, утверждал Иофан, уральские заводы так и не смогут в полную силу работать на нужды войны.
Иофан обращался к Молотову со своего рабочего места – из Народного комиссариата цветной металлургии СССР (Наркомцветмета), перенесенного в годы войны в Свердловск. Но в ноябре 1941 года мысли архитектора не ограничивались текущим строительством, которого требовали нужды обороны. Иофан сообщал Молотову, что с начала войны он и его команда продолжают работу над проектом Дворца Советов. Хотя у них появились «некоторые новые идеи», его команде, отправленной в Свердловск, очень мешают стесненные бытовые условия: «До сих пор у нас нет рабочего места, жилья, хотя местные власти нам и обещали вначале помочь, но, очевидно, некоторые из товарищей здесь недопонимают всю важность нашей работы, и решение этого вопроса затянулось»[313]. Иофан просил Молотова выпустить официальное постановление Совнаркома, чтобы проектировщики Дворца Советов получили половину жилой площади в общежитии, недавно построенном для технического персонала Наркомцветмета. Иофан просил также, чтобы тридцать человек – названные им по именам архитекторы, скульпторы, художники и инженеры – были освобождены от призыва и вновь приписаны к УСДС[314].
Еще несколько лет Иофан продолжал работать над проектом дворца, приводя более раннюю композицию в соответствие с большевистским взглядом на войну. Скульптурные рельефы, которые должны были украсить фасад и внутренние стены, подверглись переработке, чтобы туда была включена не только «героика гражданской войны» и «героика строительства социализма», но и «героика Великой Отечественной войны»[315][316]. По существу, в новом варианте проекта дворец превращался в памятник войне, потому что Иофан стремился придать архитектурное выражение «идее призыва». По замыслу Иофана, «в вечернее время анфилада залов будет ярко освещена и через пилонаду и витражи хорошо будут читаться росписи стен, посвященные взятию Зимнего дворца в октябре 1917 г. и Сталинградской битве 1942–1943 гг.»[317]. Руководя связанными с обороной работами на Урале, Иофан никому не позволял забывать о том, что дворец – объект первостепенной важности. Архитектор писал Молотову и Сталину, хлопотал о том, чтобы в Москве в праздничные дни был устроен показ рисунков нового проекта дворца, и чтобы этот новый проект передали для одобрения советского руководства[318]. Иофан понимал, что монументальная архитектура, подобно ободряющей речи, способна поднять дух советского человека. Неужели сам факт, что советские архитекторы уже проектируют памятники войне, не вдохновит соотечественников на победы в предстоящих сражениях?
Пробивание нового пути в военную пору
Война создала бесчисленные препятствия и перебои, которые советские архитектурные организации стремились предвидеть и преодолеть. Поскольку транспортные системы были перегружены, а такие материалы, как сталь, приберегались для нужд армии, Союз архитекторов СССР и Академия архитектуры обращали внимание на то, что в этих условиях важно учиться использовать местные стройматериалы, любые подручные инструменты, привлекать неквалифицированную рабочую силу. В новом журнале Союза архитекторов, где преимущественно печатались статьи и дискуссии, связанные с задачами военного времени, была сформулирована главная цель – «освободить транспорт от перевозок стройматериалов, целиком использовать местные ресурсы»[319]. Академия архитектуры, эвакуированная в Чимкент (на юге Казахской ССР), выпускала серию брошюр для распространения как среди архитекторов, так и среди непрофессионалов. Там освещались, например, такие темы: «Как строить здания из сырцового и саманного кирпича» (тираж 4 000 экз.), «Жилые дома и общежития из гипсовых блоков» (тираж 500 экз.), «Жилые землянки» (тираж 1 000 экз.) и «Жилые здания рамно-щитовой конструкции» (тираж 500 экз.)[320]. Кроме того, Академия архитектуры создала временные должности для своих ведущих архитекторов в крупных городах тыла, особенно в Сибири и на Урале, где началась бурная архитектурная деятельность. Возвратившись ближе к концу войны в Москву, многие архитекторы стали искать применение своему опыту, накопленному за военное время, уже в послевоенном строительстве.
Война заставила советскую архитектуру сделать шаг в сторону индустриализации и стандартизации, но необходимость этого шага была вызвана не только войной. Подготовленный Академией архитектуры еще в конце 1940-го план на 1941 год содержал призыв вести новые поиски в области промышленного проектирования: «В первую очередь в план работ Академии включаются проблемы массового строительства жилищ, общественных и промышленных зданий в современных условиях возрастающей индустриализации строительства и связанной с этим необходимостью его рационализации и архитектурного совершенствования типов зданий и их элементов»[321]. Наглядным примером такого нового
