Сюзанна старалась забыть о том бремени, которое метафорически лежало на ее плечах. Она сосредоточила внимание на мелких, порой совершенно бесполезных хлопотах. Из-за страха перед химической атакой она никогда не выходила на улицу без противогаза, который носила в кожаном футляре, созданном модельером Люсьеном Лелонгом. Своей формой этот предмет напоминал маску чумного доктора с ее защитными стеклами и длинным клювом. Он бы идеально подошел для пляски смерти с картин Ганса Гольбейна или костюмированного бала на карнавале мертвых в Венеции. С момента объявления всеобщей мобилизации Сюзанна не выходила из дома, не перекинув драгоценный предмет через плечо, — такая убежденность удивляла ее саму. Она напоминала солдата, который идет в бой, положив руку на патронташ, готовый задействовать свой арсенал, как только прозвучит сигнал тревоги.
Сюзанна уже давно превратила отель «Ритц» в свою штаб-квартиру. Как и все самые элегантные женщины Парижа, она часто ходила туда на послеобеденный чай. Еще одна причина не изменять этой привычке заключалась в том, что в отеле, по слухам, находилось наиболее хорошо оснащенное столичное бомбоубежище. Ее, как и других посетителей, успокаивала мысль о том, что в случае воздушной тревоги она сможет воспользоваться пледами и спальными мешками Hermès, имеющимися в бункере. В тишине и покое, царящих в салонах отеля, Сюзанне казалось, что ни время, ни опасность не властны над ней. В кругу своих подруг она без стеснения призналась, что не склонна запасаться сахаром и мукой. Приготовление паштетов или вязание балаклав для солдат, к чему призывали газеты, она также предпочитала оставлять другим, несомненно более умелым, чем она.
2
Париж, октябрь 1939 года. В один из погожих осенних дней Сюзанна, отойдя от привычного распорядка, не появилась в драпированных мягкими портьерами салонах отеля на Вандомской площади. За два дня до этого ей пришла телеграмма от брата: Морис предлагал встретиться за чаем в кафе «Анжелина». Они не общались уже почти год. Странно, что в такое время он выбрал для возобновления отношений это парижское заведение, которое некоторые, из старомодного снобизма, продолжали называть именем основавшего его Румпельмайера. Однако он считал, что будет лучше, если встреча произойдет на нейтральной территории, а не в особняке их матери, предложившей выступить в качестве посредника. Пройдя по улице Бургундии, графиня оказалась на площади перед Бурбонским дворцом. Большие часы на другой стороне улицы показывали половину третьего. Несомненно, в этот час Бертран еще был на заседании. Мимо проехала длинная колонна военных грузовиков, грохоча на булыжниках и распространяя вокруг себя густой серый дым. Город погрузился в полудрему, и ничто не могло пробудить его от этого оцепенения. Пройдя мимо солдат, стоящих на посту у входа в здание парламента, она перешла Сену по мосту Согласия. Когда вдалеке показались колонны церкви Мадлен, она снова подумала о Морисе. Предвещало ли это приглашение перемирие в той тихой войне, которую они вели друг против друга после смерти отца? Смерть Эдгара Штерна два года назад, казалось, вновь разбередила старые раны, которые привели к охлаждению ее отношений с семьей, вплоть до полного отчуждения. Их мать — и это неудивительно — приняла сторону сына. Сюзанна не знала, насколько окончательным было ее изгнание из семейного круга. Направляясь к месту встречи, она возвращалась тем же путем, который когда-то отдалил ее от клана Штернов.
Разрыв случился после ее замужества. Однако не следует забывать, что союз с Бертраном де Сован д’Арамоном был идеей ее родителей — в первую очередь матери. Маргарита Штерн приложила немало усилий, чтобы сблизить две семьи и подобрать дочери наилучшую партию. Но как только ее судьба оказалась связана с этим человеком, между ней и ее семьей выросла невидимая стена. В детстве брат и сестра всегда относились друг к другу с большой нежностью, но с этого момента между ними начались сплошные обиды и обвинения. Ее упрекали даже за новую фамилию и связанный с ней титул. В этом противостоянии она чувствовала тень своей матери. Непоследовательная и противоречивая реакция Маргариты лишь усиливала разлад в семье. Зять, о котором она была не слишком высокого мнения, раздражал ее. А вот к снохе, Алисе, она испытывала симпатию, поскольку для своего дорогого сына заботливо выбрала в жены девушку из общины. Не могла же она позволить ему жениться на нееврейке. Зять-католик казался ей менее серьезной проблемой. Сюзанна понимала и другое — ее мать была глубоко разочарована тем, что она оказалась не способна родить. В представлении Маргариты Штерн женщина была неразрывно связана с материнством. Сюзанна была уязвлена в своей гордости и в своей плоти. Ее воспринимали как старую деву, которая хоть и оставалась членом семьи, но все равно досаждала. После смерти отца чувство отчуждения усилилось. Мысленно она вновь увидела перед собой погруженный в темноту особняк на авеню Монтень. Эдгар Штерн распорядился проводить его в последний путь с полным соблюдением иудейского похоронного обряда. Ставни были закрыты, огромные зеркала завешены темной тканью. В гостиной члены семьи собрались перед завернутым в саван телом покойного. Главный раввин Парижа прочел стихи из Книги Иова и Плача Иеремии. Сюзанна не понимала смысла этих псалмов, но их красота тронула ее сердце. После траура начались тягостные ссоры из-за наследства, распространяя в семье яд раздора. Она видела свою мать насквозь. Несомненно, она думала, что ее дочь не должна ни на что претендовать, ведь у нее и так все есть. А вот у Мориса, взявшего на себя дела банка Штернов, были дети, которых следовало обеспечить. Ее расходы считались расточительством. К тому же она могла рассчитывать на своего мужа. Таким образом, в этом браке ее использовали как разменную монету, но она не совсем понимала, на что ее обменяли. На изысканную звучную фамилию Сован д’Арамон? И что с того? Сегодня она была готова к бою. Между ней и матерью произошел окончательный разрыв, но, возможно, еще оставался шанс восстановить отношения с братом.
Переходя улицу Кастильон, Сюзанна увидела вдалеке колонну Вандомской площади, прямую и сияющую в лучах мягкого октябрьского солнца. Она прошла под арками и оказалась перед дверью кафе «Анжелина». В вестибюле метрдотель помог ей снять пальто и пригласил следовать за ним. Зал был залит теплым светом, струившимся из полупрозрачного стеклянного потолка. Под большой фреской с изображением залива Вильфранш-сюр-Мер она увидела Мориса, читавшего газету. Он поднял голову, и их взгляды встретились. Перед ней был не бизнесмен, а маленький мальчик, с которым они когда-то играли в саду. Он ласково улыбнулся ей. Обид больше не осталось.
3
Бордо, 18 мая 1940 года. На вокзале Сен-Жан царил неописуемый переполох. Расположившись в зале ожидания первого
