Она выстраивала для него мавзолей. Я прервал панегирик, чтобы попросить чек. Ей не понравилась цена, и она попыталась ее снизить. Я не поддавался, и в конце концов она уступила. Богатые все одинаковы.
— И последнее, — сказал я. — Если я правильно понимаю, ваш отец является владельцем газеты?
— Он контролирует половину периодических изданий в стране, — ответила она не без гордости.
— Тогда мне непонятно: неужели вы не можете попросить его попридержать редакторов, замять эту историю?
— Джек Парланд никогда не затыкал людям рты.
— Даже с целью защиты своей семьи?
— Особенно с целью защиты своей семьи. Я одна из семи детей осталась жить в этой стране, остальные не смогли быть рядом с ним. Кроме того, ему не нравился Джозеф. На самом деле, он так и не простил мне этого замужества. Предполагалось, что я навсегда останусь рядом с отцом. Любимая папина дочка.
Губы ее искривились в тонкой улыбке, бледные щеки порозовели, голубые глаза заблестели от наплыва сильных чувств, которые я не мог до конца понять: что-то между стыдом и гордостью, злостью и горем.
Выйдя на улицу, я позвонил Дэйву Доннли.
— Что тебе нужно, Эд?
— На данный момент банковские сведения о Питере и список его телефонных звонков.
— Считай, что они у тебя есть.
— И что сможешь достать по результатам экспертиз.
— Я постараюсь. Меня туда больше не допускают, но… у меня есть свои каналы.
— Инспектор Рид…
— Инспектор Рид играет в политику со старшим офицером Кэйси. Рид не станет влезать в неприятности.
— Объясни мне кое-что, Дэйв. Томми Оуэнс сказал, что Толстяк Халлиган отдал ему пистолет уже после того, как были использованы две пули. Это ведь бросает тень на Халлиганов?
— Кэйси сделает все, чтобы не втягивать Доусонов и Халлиганов в одно дело. К тому же пистолет очень кстати исчез.
— Пистолет — что? «Глок-17»?
— Где-то в недрах Технического бюро в Финикс-парке. Баллисты поработали с ним, положили в мешок и приклеили бирку. А потом он как в воду канул.
Повисла долгая пауза. Наконец Дэйв заговорил хриплым, гортанным голосом:
— Я не могу просто закрыть на это глаза, Эд. Если я так поступлю… значит, я такой же плохой, как они.
Глава 12
— Только шевельнись, и ты покойник!
Прошло много лет с тех пор, как кто-то впервые приставил ко мне нож, в те времена это было совсем не смешно. И сейчас оказалось не до смеха. Я только вошел в квартиру Джозефа Уильямсона и закрыл за собой дверь, как почувствовал острие холодного лезвия на горле слева.
— Какого черта?
Грубый, гнусавый голос с дублинским акцентом. Я не ответил.
— Проглотил язык, что ли? Какого черта ты здесь делаешь, приятель?
Он стоял слева от меня, у стены. Вытянутая рука с ножом подрагивала. Зазубренное острие уже впилось мне в кадык и проехалось по подбородку. Я почувствовал, как кровь капает на ключицу. На двери висели плащи, и я прислонился к ним затылком.
— Собираешься мне отвечать? Или предпочитаешь залить красненьким свою беленькую рубашку?
Голос был почти истерический. Он рассмеялся, и его смех напоминал скрежет сверла по металлу. Я быстро взглянул на него: темно-синий спортивный костюм, короткие сальные волосы и серая кожа. Он отпрянул назад, как будто испугался, но потом снова наставил на меня лезвие. Рука у него была выпрямлена. Я снова прильнул к плащам, и, когда лезвие в очередной раз сверкнуло у меня перед глазами, схватил парня за запястье и локоть и изо всех сил ударил о тяжелый латунный крючок для одежды. Он вскрикнул и попытался воткнуть в меня нож, но я увернулся вправо, крутанул ему руку и снова ударил ее о крюк. Раздался треск, словно сломалось дерево, потом послышался еще один вопль, и нож покатился по полу. Я бросился за ним, схватил и повернулся, чтобы посмотреть, как поживает его хозяин. Я думал, что крюк от такого натиска развалился, но он еще прочно висел на старой двери. Трещали кости, а не крючок с дверью. Парень сполз на пол, поддерживая правую руку левой, и завыл от боли. Я не помнил, какие кости были лучевыми, а какие локтевыми, но обломок одной из них торчал у него из рваной раны.
— Черт, ты сломал мне руку!
Из-под него по черно-белым плиткам пола поползла струйка мочи. Слезы покатились по щекам, впалым от героина, усы были в крови, по подбородку текла слюна. Встречал ли я его раньше, или он просто был типичным представителем десяти тысяч дублинских наркоманов?
— Не нужно было ломать мне руку, я все равно не зарезал бы тебя.
— Ты почти зарезал меня.
Я провел тыльной стороной ладони по горлу. Рука оказалась в крови.
— Это всего лишь царапины. Не больше, чем от бритвы при бритье.
Он был прав. В его планы не входило зарезать меня. Но если бы входило, то, видимо, это имело отношение к наркотикам.
— Ты испугал меня, вот что. Я просто хотел узнать, как тебя зовут.
— Меня зовут Эдвард Лоу.
Постепенно в его влажных, налитых кровью глазах появилось какое-то выражение.
— Я знаю тебя. Ты тот самый умник, который ходил к Толстяку, верно? Закончилось тем, что ты облевал все вокруг. В тот миг, наверно, не так здорово себя чувствовал, а?
Я тоже его узнал. Не по «Хеннесси», хотя он, должно быть, болтался там, а вспомнил, как он с семьей продирался сквозь Сифронт-Плаза в Сифилде, выкрикивая непристойности в мобильник.
— Так же здорово, как ты сейчас. Что ты здесь делаешь? Ты один из дружков Толстяка?
— Мне нужно в больницу, — сказал он. Пот лился у него по лбу. Его начало колотить.
— Расслабься. Это просто шок.
— Иди в задницу со своим шоком, ты мне руку сломал.
— Ты потерял не так много крови, все будет в порядке.
Я подошел к двери, запер ее изнутри, отодрав с косяка сине-белую полицейскую ленту. Потом опустился рядом с парнем, взял у него связку ключей и вытащил из нее те, которые были от этой квартиры. В бумажнике я нашел водительские права и карточку медицинской страховки. На двух документах было одно и то же имя: Десси Делани, зарегистрированный в Джеймс-Конноли-Гарденс. В бумажнике лежали около восьмидесяти евро, открытка, изображающая какой-то греческий остров, о котором я никогда не слышал, и фотография его детей на празднике в «Макдоналдсе».
Эти дома строили в тридцатых годах девятнадцатого века. Большая прихожая вела в просторную кухню, где были распахнуты все дверцы: сервантов, плиты и даже холодильника, а на зеленом мраморном столе высились пустые банки и коробки. Тяжелая дверь со стеклянными вставками вела из прихожей в большую гостиную с высоким потолком. Здесь тоже все шкафы и полки были перерыты, подушки со стульев и кушеток свалены в кучу. В спальне, выполнявшей заодно функцию кабинета, оказался еще больший беспорядок: содержимое двух шкафов с ящиками валялось на полу, постельное белье порвано, матрасы вспороты. Все гигиенические принадлежности свалены в ванну. Из одного из ящиков торчала ополовиненая бутылка водки. Я нашел в кухне стакан, плеснул туда зелья и отнес Десси Делани, который все еще сидел в луже мочи на полу и тихонько стонал.
— Вот, выпей-ка.
— Мне нужно в больницу, старина. Посмотри, в каком я состоянии.
Правая рука его распухла и покраснела вокруг перелома. Он с трудом удерживал ее левой, словно заботливый отец маленького ребенка.
— Сначала тебе придется ответить на несколько вопросов. Выпей.
Я склонился над лужей и приставил стакан к его рту. Он залпом выпил содержимое и стал судорожно хватать воздух ртом, как будто его заглохшее было сердце снова ожило и забилось. Видимо, к нему вернулся стыд: он медленно поднялся на ноги и вышел из лужи. Щеки его горели.
— Эх, черт, — простонал он. — Твою мать!
— Ну, и что же ты здесь искал, Десси? И как у тебя оказались эти ключи?
— Я не обязан разговаривать с тобой, мразь! Открой дверь, или я… я вызову полицейских и скажу, что меня похитили.
Я посмотрел на него, ожидая, что он рассмеется. Но он не смеялся.
— Валяй! Уверен, им будет очень интересно узнать, зачем ты перевернул вверх дном квартиру мертвеца.
— А ты что здесь делаешь?
— Ищу убийцу советника Маклайама, Десси. И если я позвоню сержанту Доннли и позову его сюда, что он подумает, как ты считаешь? Выглядит все так, как будто ты шлепнул советника, взял у него ключи, бросил его в океан, а потом, когда шум улегся, пришел сюда, чтобы посмотреть, что можно стащить. Почему Доннли должен думать по-другому?
— Я не убивал его. Я не… мне не пришлось красть ключи, потому что он сам мне их дал.
— Он тебе их дал? Почему? Вы были лучшими друзьями? Или ты его личный торговый агент, может быть? Заходил три раза в неделю, чтобы подсчитать денежки?
— Какого черта я должен тебе что-то объяснять? Ты же все равно вызовешь копов.
