на цыпочках ходила по комнате, поправляя то одно, то другое, пока у сиделки был перерыв. Клеманс хотелось крикнуть: «Дай ему умереть! Почему просто не дать ему умереть?!»
Она проснулась в холодном поту, вконец обессиленная. Сон казался слишком реальным. Строго говоря, это был не совсем сон, по крайней мере не сон о нереальных вещах. Нет, все это действительно происходило, причем Клеманс и правда желала отцу смерти.
Когда лечащий врач, отец Патриса, сказал, что ее отец на пути к выздоровлению, она пришла в ужас.
– Здоровый как бык. – Врач с довольным видом пригладил усы. – Сильный организм. Крепкий как огурец. Чтобы его прикончить, нужно нечто гораздо большее, нежели простая инфекция.
Когда отец снова начал есть, Клеманс с ужасом поняла, что доктор прав. Она помнит, как со своего сиденья возле окна гневно смотрела на мать, которая пыталась соблазнить мужа разными деликатесами. Это было омерзительно, о чем мать наверняка догадывалась. Она отлично понимала, что означают гневные взгляды дочери.
Клеманс не хотелось ворошить прошлое и предаваться не самым счастливым воспоминаниям, однако сон об отце ее разбудил, и она больше так и не сумела заснуть. Картинки прошлого вспыхивали в мозгу, стоило ей закрыть глаза.
Когда чуть погодя мать ослушалась отца, нарушив какое-то дурацкое правило, отец приказал выпороть ее во дворе под палящим августовским солнцем и заставил дочь смотреть. Экзекуцию проводил отцовский подручный, суровое мускулистое существо, улыбавшееся лишь при виде чужих страданий, – одним словом, самое настоящее животное. Клеманс в ужасе отшатнулась, когда этот бугай заставил мать перегнуться через бортик колодца и, разорвав на ней блузку, принялся стегать хлыстом нагое тело. Клеманс тогда еще не было и четырнадцати. Страх за мать, которая могла запросто упасть в колодец и утонуть, вызвал у нее приступ безумного гнева. И чтобы не закричать, она вонзила ногти в мякоть руки. Однако ей так и не удалось подавить жгучее желание ударить отца. Она не хотела плакать, чтобы не доставлять ему удовольствия, но видеть боль и унижение матери – и злобную радость отца – было выше человеческих сил. И Клеманс разрыдалась.
У нее до сих пор стоит в ушах самодовольный голос отца. Смотри, девочка, что мы делаем с непослушными женщинами.
– В следующий раз мы сбросим ее в колодец, – уже после сказал он со смехом.
Отец вел себя как безжалостный деспот, считая себя выше закона и правил приличия. Он был даже хуже того человека, который в один прекрасный день должен был стать пашой. Когда будущему паше было лет двадцать с небольшим, он приехал вместе со своим гаремом в отцовское поместье, и, как подозревала Клеманс, отец тогда тоже получил свою долю плотских радостей.
– Они слишком много времени проводят вместе. И оказывают друг на друга дурное влияние. Твой отец возомнил себя военачальником, – говорила Мадлен, словно столь нелепое оправдание могло хоть как-то его оправдать.
События прошлого сливались в одно сплошное размытое пятно. Клеманс пыталась вспомнить, гостил ли Патрис в их поместье во время визита будущего паши. Доктор, отец Патриса, определенно присутствовал, однако Клеманс не помнила, это было до или после того, как Патриса отправили в школу во Франции. Может, он к тому времени уже уехал?
Как бы то ни было, именно Патрис положил конец детским забавам Клеманс и Жака, и она этого ему никогда не простила. Патрис был странным, нелюдимым ребенком, и они не приняли его в свою компанию, когда он обнаружил их убежище. Его мать рано умерла, и эта утрата, вероятно, наложила свой отпечаток на характер мальчика. Не исключено. Клеманс хорошо помнила, как Жак, оттолкнув Патриса, посмеялся над ним. Сейчас это кажется жестоким. Но дети жестоки.
– Я вам это припомню! – крикнул тогда Патрис, и лицо его стало красным. – Вот увидите!
На следующий день небо было лазурно-голубым, а солнце приятно пригревало. Клеманс пропалывала клумбы с розами. Вольтер и Коко играли неподалеку, c рычанием отнимая друг у друга найденную палку.
– Эй вы, двое! – прикрикнула на собак Клеманс. – Ради всего святого, найдите еще одну палку! У нас нет дефицита.
Клеманс вздохнула и продолжила прополку, чтобы отвлечься. Вся ее жизнь была пронизана чувством вины, и физический труд успокаивал душу, даже когда разламывалась спина. Клеманс вечно мучилась бессонницей, которая отступила только тогда, когда она встретила Тео, и даже спустя столько лет она все еще тосковала по нему.
Однако с тех пор, как в ее жизни снова появился Патрис Калье, она практически перестала спать. Она вспомнила тот день, когда отец вызвал ее в свой кабинет. Там уже были Мадлен, Патрис и его отец. Лица представителей старшего поколения светились от счастья, когда Патрис опустился перед Клеманс на одно колено и попросил выйти за него замуж. Поначалу Клеманс потрясло их участие в этом фарсе. А потом она громко расхохоталась, предположив, что ее разыгрывают. Но, увидев искаженное мукой красное лицо Патриса, сразу оборвала смех. Он действительно предлагал ей руку и сердце, а она прилюдно унизила его. Зачем он решил сделать это при всех? Неужели рассчитывал тем самым заставить ее согласиться? По словам Мадлен, Патрис им солгал, сообщив, что Клеманс влюблена в него по уши и уже ответила «да». А она отказала Патрису, и тогда гнев отца перелился через край.
Отмахнувшись от воспоминаний, она выпрямилась, потянулась, подставила лицо солнцу и бросила взгляд в сторону леса, где впервые увидела желто-коричневую берберскую макаку с розовой мордой, смотревшую на нее с ветки орехового дерева. Клеманс сделала глубокий вдох, стараясь сохранить в памяти такие моменты, и немного воспрянула духом. Она любила эту плодородную землю и этот воздух с роящимися в нем насекомыми. У нее ушли годы, но со временем она все-таки позволила себе получать удовольствие от красоты своего дома.
Она поднялась по лестнице на крышу, с которой открывался захватывающий вид на долину, бурлящий горный ручей, желто-зеленые склоны гор и берберскую деревню, откуда брала начало чудесная сеть пешеходных троп. Красота природы несла успокоение, давала ощущение перспективы. Посмотрев вниз, Клеманс увидела Ахмеда, выходящего из кухни с фруктовым соком на серебряном подносе.
– Оставь сок на террасе! – крикнула она. – Я уже спускаюсь.
Она направилась во флигель, чтобы помочь Мадлен одеться, по дороге размышляя о внучке. Ее рассказ о размолвке с Элизой задел Клеманс за живое. Ведь, сбежав в Марракеш из Касабланки, она в течение многих лет упорно пыталась забыть свою мать. Но так и не смогла этого сделать. Да и кто смог бы? Подобные вещи оставляют шрамы
