Президент стал посвистывать и строить глупое лицо, с преувеличенным вниманием глядя на дорогу.
- Ну и что я должен относительно этого соседа-придурка делать? - Лешка надеялся получить практический совет. Какую он ни испытывал неприязнь к Президенту, а все-таки считал его вполне образованным. - В правоохранительные органы, что ли заявить, пусть оштрафуют за хулиганство? Он же общественный порядок нарушает - лишает граждан заслуженного покоя. Весь подъезд страдает.
Президент улыбнулся:
- Да ну что ты, Лексей, сам же говорил: менты - колуны, и те невпопад, судьи - грабли, и те дырявые; всех бы в одну подсобку с мелкой решеткой, да запереть. Не-е-ет. Здесь надо мозги включить. Я бы вот что тебе посоветовал..., - тут Президент сделался очень серьезным, как будто выступал на профсоюзном собрании. Нахмурил брови, губы в узел собрал. С таким выражением лица он просто не мог иронизировать - так я до сегодняшнего дня думал. Понизил голос и даже оглянулся, хотя оглядываться в кабине не на что, разве что на календарь с голой женщиной. - Только ты потом, ежели раскусят, никому не говори, что это я тебе посоветовал. Идет?
Лешка кивнул и аж рот открыл - само внимание.
- Ты его, прости господи, попробуй... поджечь. Да-да, что вылупился: сгорит и нет проблем. Все соседи спасибо скажут. Заодно, и слава Герострата тебе обеспечена. Знаешь, мужик был один в Древней Греции, Герострат. Простой такой мужик. Храм сжег - и прославился!... Дешево и сердито.
У Лешки вытянулось лицо, он испуганно взглянул на меня.
- Да ты что, Саныч... Николай Александрович... Нашел тоже древнего грека. Я, конечно, никому не скажу про твой, извини, Герострат, но и делать этого, понял, не буду. Что у меня, файлов не хватает, что ли? Я же, кажется, русским языком сто раз говорил, что сосед этот - через стенку живет, двери рядом. - Видно было, что Лешка обиделся: - Ты, Ник Саныч, прости господи, наверное, хочешь, чтобы и я заодно, в принципе, сгорел, а? Со всем имуществом...
- Ах ты, незадача!... - Президент озабоченно схватился за подбородок, шумно потер дневную щетину. - Забыл, забыл, Лексей, извини. Сам-то ты, конечно выскочил бы, а вот имущество - конечно. Конечно, в принципе, конечно. Но с другой стороны, Лексей, по идее, память все-таки останется: был такой телевизор, был видик, костюм выходной... Ведь главное - память? Ты же сам говоришь: "война-с!" Ради нужного дела кому-то и пострадать не грех! По системе-то, а! А як же-ж!..
- Ты, Саныч, хрен с мыльницей не путай...
Но Президента было уже не остановить:
- А чего ты, это самое, Лексей, боишься? Выход есть! Дождись ветерка, чтобы на тебя не дуло, и жахни с утречка! Запусти ему красного петуха, нехай ему - как говорил тесть, - нехай кукарекает!... - последние слова Президент не произнес - почти провизжал и несколько раз хлопнув себя по толстым бедрам, заливисто, прямо-таки счастливо закашлялся.
Лешка замолчал и больше до самой подстанции не проронил ни слова. Президент попросил остановить машину возле первого сельского магазина, вышел, купил жевательную резинку, чего за ним раньше не замечалось. Сел обратно в кабину. Под общее молчание неумело вскрыл упаковку, ссыпал на ладонь несколько белых подушечек и лихо, как басмач управляется с насваем, отправил жвачку в рот. Оставшуюся часть пути жмурился как кот на теплой печке, сопел, ароматно жевал и улыбался, не глядя на нас, своих попутчиков.
Лешка долго играть в молчанку не умел, поэтому по обратной дороге заговорил, правда, на "нейтральную" тему и обращался теперь исключительно ко мне:
- Мотор что-то не тянет, чхает. Карбюратор!... Я завгару говорил...
- А ты поставь туда карбюратор от... "Краза"!... - подал голос Президент, бескультурно чавкая и тяжело дыша - огромная жвачка мешала дыханию.
Лешка, казалось, совсем не обращал внимания на дорогу, потому что демонстративно смотрел на меня и даже попихивал локтем в бок:
- Между прочим, народ у нас такой - сплошные советчики. Кругом профессора. По идее, прежде чем советовать, нужно хотя бы иметь элементарные представления. Я бы, конечно, мог, ликбез, там, прочитать по устройству автомобиля... К примеру, о том, что "Краз" это дизель, а на дизелях карбюратора нет. Но зачем?... Время только терять... Нет, глупость неистребима!
- Это точно, - вздохнул Президент и тоже обратился ко мне, речь его изменилась, стала карикатурной, как будто у него разбух язык: - А я так думаю, что со всех автомобилей нужно карбюраторы да дизеля поснимать и заменить на турбины! На ядерном топливе. Для скорости. Раз - и никаких проблем!... Дешево и сердито. Ух-ты, ах-ты! - все мы космонавты!...
Лешка тронул меня за рукав:
- Между прочим, я тоже обижаться могу. Если кто-то думает, что может долго испытывать мое терпение, тот глубоко ошибается.
Президент, не обращая внимания на реплику Лешки, продолжал свои предложения по модернизации:
-...И крылышки к автомобилям поприваривать!... А потом - ж-ж-жж!... К чухонцам на Чукотку через страну Мусульманию, а оттуда, рукой подать, на Кубань, к тестю на варэники - ж-ж-жжж!... Ховайся, кто может!
Аж слюна в разные стороны. А щека, которая обращена к нам, со смешным пузырем от жвачки, как будто действительно вареник "ховает". Или "хавает". Ну, ребенок да и только, если б не морщины и не комплекция.
Мы подъезжали к своему диспетчерскому пункту, рабочий день заканчивался. Признаться, сегодня он показался каким-то долгим, я устал больше обычного. Устал улыбаться этим полярным совам, рогоносцам, президентам и баранам, дремать, смотреть на дорогу и на часы. Слушать эту комедию. Аж голова разболелась. Лешка, видно, разделял мои ощущения, потому что сказал, останавливаясь и глуша машину:
- Какой-то ты сегодня, Саныч, невиноватый. Ты мне сегодня, в принципе, почему-то поднадоел, аж голова разболелась.
- Это ничего, тьфу-у!...- засмеялся Президент, вылезая из кабины и далеко отплевывая огромную жвачку. Если у кого-то из нас сегодня было хорошее настроение, то это у него. - Ничего, Лексей, в принципе, будь проще: анальгинчик пивком запьешь - и опять как огурчик, и с файлами полный порядок. Никакие гуманоиды не страшны!... В летающих тарелках. Пока! - он со всего маху хлопнул дверцей.
Я задержался в кабине. Лешка вздохнул, провожая взглядом бодро удаляющегося Президента, похожего сейчас на медвежонка Винни Пуха, грустно покачал бараньей головой:
- Жалко, в принципе, Саныча.
- А в чем дело? - я сделал "невиноватое" лицо.
Лешка чуть ли не взорвался:
- Ты что, не видишь, что у него, кажись, крыша поехала! Маразм, в детство впал, кажись... Ему ж проверяться нужно!
Я, как уже было сказано, обычно не вмешиваюсь в чужие разговоры и не реагирую на чужие оценки, но тут почему-то не выдержал:
- Алексей, ты себя не узнал?
Наверное, я в тот момент смотрел на Лешку как-то необычно, потому что он слегка заволновался, глянул в зеркало заднего вида, даже провел ладонью по щеке:
-- А что такое?... Все нормально.
ЛЕОНТИЙ
Берег, со стороны которого двигались передовые части наступающих войск, был пустым: лишь чахлый кустарник, да жидкая рощица вдали от воды. Поэтому старый деревянный мост, который немцы, торопливо, разрушив только середину, взорвали при отступлении, было решено восстанавливать с противоположной стороны, где на крутом берегу чернела старая лесопосадка, - хороший строительный лес.
Перед саперным подразделением из тридцати конных гвардейцев была поставлена задача к вечеру следующего дня восстановить мост. О дальнейших целях командование не распространялось, но по опыту предыдущих наступлений саперы догадывались, что уже следующей ночью здесь, в стороне от основного удара, планируется прохождение мобильной группы, в задачу которой обычно входит нарушение планов отступающего противника. Дело осложнялось тем, что подразделение на этот раз не было обеспечено взводом охраны, как было принято. Но гвардейцы, как всегда, приказ не обсуждали, только посетовали: "Эх, хотя бы пару пулеметов да винтовки б поменять на "пэпэша"!..." Да куда там! Бегом-бегом: на коней, и вперед!
Переправлялись через речку ночью. Кони везли на спинах вьюки с инструментом. В рощице изготовили два небольших плота, на них погрузили овес для коней, мотки проволоки, бечевы, ящики с гвоздями...
Переправляться вплавь для Леонтия было всегда неприятно. По простой причине, в которой ему, крестьянину, признаваться было не с руки: плавал он плохо, можно сказать, совсем не умел. Выручал в таких случаях конь, непременный спутник солдата саперной части, в которую был реорганизован в начале войны кавалерийский эскадрон. Но Орлик, который верно служил последние полгода, на вчерашнем перегоне был ранен осколком снаряда, и его пришлось пристрелить. К новому коню, какому-то случайному, неизвестно от какого хозяина, безымянному хилому "воронку" (не с шахтерской ли коногонки?) Леонтий еще не приноровился, одно хорошо - жеребец вел себя смирно. Даже имя ему не стал давать - временное животное. Когда входили в воду, Леонтий думал об одном: только б "доходяга" держался на воде, иначе труба дело.
