— Хотите сказать, Лекс всегда прав.
— Нет. Никто не может гарантировать, что все это закончилось бы лучше, если бы все послушали Лекса, и мы остались нераскрытыми до самого конца. Пусть, скорее всего, крови тогда пролилось бы меньше.
— Вот почему, — пробормотал он. Профессор хранил тишину; дневной свет заливал его крупную фигуру. — Вы не вмешивались в наши дела, потому что боялись. И этот ваш Лекс запретил спасать людей, потому что счел, что все равно не имеет смысла… Но Бел пошел наперекор ему? А вы не боитесь, что я… ну, сойду с ума или еще что-нибудь такое?
— Нет, — коротко сказал Квинн.
— Но почему Бел?..
— Беленос неуравновешенный, — пояснил профессор. — Его не сразу приняли в разведчики, Лекс настойчиво рекомендовал ему избрать другой жизненный путь. Юному Морвейну не хватает хладнокровия, Леарза. Но он все равно пошел в разведческий корпус, вопреки всему, а почему — это, я думаю, лучше тебе спросить у него самого.
* * *
Морвейн, глядя на которого, ни за что нельзя было бы сказать о нем «юный», в это время стоял в темном холле, сунув пальцы под ремень брюк, и хмурился. Рядом с ним беззаботно притопывал в такт одному ему слышимой мелодии Каин; здесь же присутствовал и Таггарт, с каменным лицом куривший сигарету.
Лекс со свойственной ему машинной педантичностью расписал задания едва ли не по минутам, составил списки людей, которые должны будут отправляться на эти задания, и собравшиеся в корпусе разведчики деловито сверялись со списками, отыскивали свои фамилии (или просто имена), негромко обсуждали детали.
Каин и Таггарт хладнокровно ждали, пока появится последний список, самый важный; в нем они себя и нашли, наряду с капитаном Касвелином и несколькими другими опытными разведчиками.
Фамилии Морвейна не нашлось ни в одном списке.
— Ожидаемо, — наконец буркнул Бел, когда осознал, что глаза его не обманывают. — Я еще удивлен, что он не отправил мне рекомендацию сменить род деятельности.
— Да ты никак злишься на Лекса, — хохотнул Каин. Андроида издавна забавляла эта неуравновешенность Морвейна, и он никак не мог удержаться, чтобы не поддеть товарища. Морвейн сердито опустил голову.
— Я понимаю, что он прав, — возразил он. — …Ничего, быть может, просто Лекс считает, что я должен заниматься руосцем, раз уж я приволок его в Кеттерле.
— Это верно, — заявил андроид. — Ты же понимаешь, Бел, а?.. Ты приволок его сюда и этим самым навсегда повесил его на свою шею. Мальчишка никогда не станет полноценным гражданином, не станет самостоятельным. Рано или поздно вы возненавидите друг друга, ты его — за то, что он висит у тебя на шее, он тебя — за то, что ты притащил его сюда.
— Ты мне что, вздумал пересказывать лекцию профессора Квинна? — разозлился Морвейн. — Так я и тебе повторю…
— Заткнись, — перебил Каин и расхохотался. — И я сейчас точно так же, как и он, после своей лекции благодушно предложу свою помощь. По словам Гавина, мальчишка значительно повеселел после визита в Дан Улад! Нужно, чтоб он больше общался с обычными жителями Кэрнана, и с младшими тоже. Со временем, может быть, попривыкнет.
— Да, под обычными он имеет в виду себя и свою компанию, — заметил Таггарт, глядевший в сторону. — Но, в общем, наше задание начнется точно еще очень не скоро, и у нас есть время.
— Что, даже ты будешь в этом участвовать?
— Почему нет. В бар же пойдете?
Они обменялись насмешливыми взглядами.
— А то.
* * *
Он проснулся с запахом пустыни на губах. С ним иногда такое бывало; во сне он был в Саиде, в родных местах, и не сразу, проснувшись, сообразил, что Саид остался по-прежнему во сне.
Комната была наполовину залита голубоватым ночным светом. Ночной свет никогда не затухал здесь, в Ритире, и Леарзе снова вспомнились ночи в усадьбе Морвейнов: шумные из-за сверчков, полные шелестом ветра и чужим дыханием.
Но, в общем-то, и здесь неплохо. Так он решил, поднялся с постели и подошел к широкому окну.
Все-таки этот вид ослепителен, думал Леарза, положив ладонь на стекло. Ладонь налилась призрачным светом, который испускал город. Звезд здесь никогда не было видно, но в Ритире свои звезды, они снуют между гигантскими сияющими небоскребами, ныряют в золотистую бездну к самой поверхности планеты, поднимаются в багровую высь.
И даже если всем великолепием управляет всего лишь машина, эта машина создана людьми, равных которым не было.
В последние дни Леарза перестал испытывать отвращение к Лексу и принципам жизни в Кеттерле; просто принял это, как должное. Какая, в конце концов, разница?.. Разве люди, управляемые другим живым человеком, — если их очень много, — не чувствуют точно такое же безразличие и космическую отдаленность от своего правителя? Кто из них видел его живьем, кто с ним разговаривал? Есть какое-то существо, которое принимает решения, — и ладно. Особенно если эти решения устраивают всех.
Поначалу, конечно, он не мог удержаться и задавал подчас смешные вопросы профессору Квинну.
— Ведь я ничего не произвожу полезного, — сказал он как-то, — значит, я не имею права пользоваться тем, что производят остальные. Я дармоед?
— Не думай, юноша, будто необходимые вещи производятся строго в количестве, нужном для тех, кто их производит, — посмеялся профессор. — А если уж тебя это так интересует, то можешь считать, что живешь здесь за счет Морвейна: это ему вполне подходящее наказание за необдуманный поступок.
— …Вы считаете, что Бел поступил необдуманно?
— Первое впечатление его поступок производит именно такое, — Квинн пожал плечами. — Действительно ли он поступил во вред себе и тебе, — это покажет время.
Время.
Думая о времени, Леарза испытывал странное ощущение, будто легкую обиду и разочарованность, и в то же время страх.
Рыжий помощник профессора Квинна как-то рассказывал ему о времени.
— …Как это сказать-то, — он тогда долго пытался сообразить, как бы лучше выразить свои мысли, чтоб Леарза понял его, — все упирается в скорость света. Свет быстрее всего.
— Свет? Но разве свет движется? — удивился Леарза.
— Конечно! Свет из маленьких частичек, фотонов, — пояснил Гавин. — Фотоны движутся от источника света. Фотоны быстрее всего во вселенной.
— И причем тут время?
— Как причем!.. Если быстрее света, попадешь в прошлое.
— Как?! — воскликнул Леарза. — Почему?
Но тут рыжий окончательно растерялся и не сумел объяснить: видимо, для того, чтобы понять это, требовалось знать что-то, что для Малрудана было так же естественно, как знать, что кипяток — горячий. Гавину всегда плохо удавалось объяснять такие вещи.
Леарза вынес из этого ломаного объяснения одно: непостижимую связь света и времени.
Он стоял перед окном и смотрел, как крошечные пятнышки света носятся туда и обратно, пуская блики по стеклу. Время было стихией, гербом его родного племени; время было обоюдоострым мечом Одаренных Хубала. Но он, последний и единственный китаб, никогда не сумеет даже прикоснуться к рукояти этого меча. Да и нужно ли?..
Расспрашивая Гавина, он узнал, что время недоступно и жителям Кеттерле: несмотря на все свои технологии, они так и не научились перемещаться во времени, останавливать его или ускорять.
Иногда Леарзе казалось, что они и не стремились к этому. Время, должно быть, мало волнует людей, которые могут покончить с собой просто от скуки.
Утро наступало медленно, горизонт понемногу загорался лиловым, потом багряным и наконец прозрачно-алым, и солнце поднялось в это знамя, распростертое между небоскребами. Сон ушел от Леарзы и более не возвращался; с унынием молодой китаб оделся и поплелся в холл, соединявший его комнату с кабинетом Гавина (тот вроде как там занимался своей научной деятельностью, но Леарза не знал, в чем она заключается) и еще одной пустующей спальней. Интересно, спасенные ятингцы тоже жили в таких вот безликих комнатах?..
Свою Леарза, правда, с некоторого времени принялся обживать, поначалу еле-еле, потом все активнее: на пустовавшую ранее полку поставил несколько позаимствованных у профессора книг, на прикроватном столике разместил камушек интересной формы, который подобрал на берегах озера в Гвин-ап-Нуд. По стене расклеил маленькие картинки с изображениями разных достопримечательностей Кэрнана: Гавин предлагал ему распечатать картинки с видами Саида (он сказал, что разведчики в свое время посылали такие картинки пачками), но Леарза решил, что образы родной планеты только будут вызывать у него меланхолию и тоску, и был прав.
Холл предсказуемо был пустым. Гавин наверняка еще не пришел, да и профессор тоже, в конце концов, едва рассвело. Леарза приготовился скучать, взял недочитанную книжку со стола, где оставил ее вчера, и плюхнулся на диван; света немного не хватало, но ему так нравилось, хоть и было трудновато различать мелкие буквы, и он даже не стал увеличивать шрифт в настройках книги.
