Леарза, чувствуя себя идиотом, послушно махнул руками вперед, отчего корпусом отклонился назад.
— Ты выбросил руки перед собой, и сила этого движения пытается оттолкнуть тебя в противоположную сторону, — сказал Квинн. — Это принцип, на котором основывается работа двигателей первого уровня. Они с огромной силой выбрасывают энергию в одном направлении, и корабль летит в противоположном. Но максимально возможная скорость такого корабля все равно не может превысить скорость света, разумеется.
— Линейные двигатели, — задумчиво произнес Леарза, опускаясь обратно на стул. Мысль его ожесточенно работала; он забыл о том, где он и что делает, перед ним была очередная задача, совсем как раньше, когда он сутками просиживал в своей лаборатории над реактивами, размышляя, отчего дует ветер и почему солнце встает на востоке и садится на западе. — Это значит, что вы придумали какие-то другие двигатели. Работающие на ином принципе.
— Верно, — согласился профессор Квинн, улыбнувшись в бороду. — Деформационные двигатели — самые интересные. Скорость света преодолеть невозможно, но можно ее… обмануть. Двигатели Алькубьерре искажают само пространство, так что корабль, формально не обгоняя свет, все-таки движется быстрее света.
— …Потрясающе, — пробормотал Леарза и попытался представить себе такое. Получалось не очень.
— Ты, должно быть, в будущем еще не раз услышишь выражения типа «деформационное поле», — добавил толстяк. — Еще иногда говорят «пузырь Алькубьерре». Это и есть то искаженное пространство вокруг корабля со включенным деформационным двигателем. Таким образом мы добрались до Руоса за двое суток, таким образом мы исследуем вселенную. Вижу, это впечатляет тебя?
— Не то слово, — признался Леарза.
Он возвращался к себе в комнату в тот день, восторженно повторяя про себя: «пузырь Алькубьерре». Он все пытался представить себе этот пузырь, но воображение подводило его. Он решил почитать какие-нибудь книги про космос и принялся искать их, но когда он просматривал список доступных электронных книг, стоя посреди маленького холла, в холл вошел веселый, как всегда, Каин и без приветствия сообщил:
— Сегодня у Сета концерт! Если мы там не объявимся, лысый страшно на нас обидится.
— А?.. — не сразу сообразил Леарза. — Концерт?
— Он же музыкант, — снисходительно пояснил Каин. — Готов поспорить, их музыка тебе не понравится! Но это неважно. Корвин и Тильда тоже пойдут.
— …Хорошо, — растерянно согласился китаб. — Если честно, я никогда не думал о Сете, как о музыканте… а что за музыку он играет?..
— Вот и услышишь, — расхохотался андроид. — Что это ты ищешь? Профессор что-то рассказывал интересное?
— Про деформационные двигатели и пузырь Алькубьерре, — сказал Леарза, с каким-то странным удовольствием произнеся это загадочное «Алькубьерре». — Он говорил, ты тоже можешь мне об этом рассказать…
— Не больше, чем любой обычный житель Кеттерле! — воскликнул Каин. — Хотя, если он имел в виду термоядерные реакции и топливо для линейных двигателей, тут совсем другое дело…
В последующие два часа Каин рассказывал Леарзе о том, какие бывают радиоактивные металлы и изотопы, — Леарза не очень понял, что это значит, но слушал с азартом, — о том, как происходит термоядерная реакция, как корабль отрывается от поверхности земли, как выходит на орбиту, как…
К тому моменту, когда они наконец прибыли на место, голова у Леарзы была сплошь забита линейными и деформационными двигателями, Алькубьерре и радиоактивными металлами.
— Вообще-то эти штуки крайне вредны для человека, — говорил Каин, смешно размахивая руками, — и когда я, помнится, услышал, что у тебя запросто в лаборатории лежала урановая болванка, я буквально пришел в ужас!..
— …Смоляная обманка, что ли? — не сразу сообразил Леарза.
— Ну да, ну да!
Леарзе только и оставалось, что рассмеяться; события прошлой жизни, которая шла еще на Руосе, в последние дни казались ему такими далекими и нереальными, как полузабытый сон. Боль стихла, стала тупой и почти незаметной. Даже бесчувственность окружавших его людей перестала трогать его, он порою думал: уж какие есть, и какая разница?..
Он мало удивился, когда в дымном темном помещении обнаружил знакомые лица: Корвин и Тильда и вправду были уже здесь, и даже Таггарт, хотя бывший нахуда сидел в углу с угрюмо-суровым выражением лица и курил длинную сигарету, будто он тут вообще случайно оказался; Леарза сел между нахудой и безумолчно хихикавшей Тильдой, Каин принялся спорить о чем-то с Корвином (ввиду того, что его любимый оппонент находился на сцене и не мог с ним разговаривать). Музыка, которую играли Сет и его товарищи (Тильда назвала их словом «группа»), не слишком понравилась Леарзе, — точнее говоря, он просто не понимал ее, для него это был всего лишь набор звуков, — и все его внимание переключилось на людей, окруживших его, и на алкогольные напитки.
Музыка была, правда, слишком громкой, и чтобы расслышать хоть что-нибудь, приходилось кричать друг другу на ухо; Тильду это, впрочем, не смущало. Леарза рассказывал ей про бродячих певцов Руоса, аскаров, и про музыкальные инструменты своей родины, и краем глаза видел, как Корвин с Каином полушутливо схватились друг за друга в драчке, лишь один Таггарт продолжал сидеть с таким видом, будто происходящее его не касается, и потягивать темный напиток из своего стакана. Тильда сидела с другой стороны и улыбалась Леарзе своей косой улыбкой, ее волосы в блеске огней казались совсем белыми, и китаб опять напрочь забыл о том, что она — андроид.
В черных красивых глазах Таггарта стоял мрак. Каин перечислял Корвину, сколько зубов он за свою жизнь выбил другим людям. Сет пел, и его приятный баритон разносился по темному залу, и в эти моменты он совершенно не казался смешным, даже лысина нисколько не портила его. О чем?..
Леарза не разбирал слов; но мелодия входила в него, как морской запах, пропитывала его собой, и он, не соображая, что делает, положил голову на что-то теплое. В груди у него покоился пузырь Алькубьерре.
Тильда покосилась на него и мягко улыбнулась. Кучерявая голова худенького китаба лежала на ее плече; под ее теплой кожей были искусственные ткани и сустав из сложного сплава, но для него это уже не имело никакого значения, — он и не помнил об этом, — значение имело только тепло.
Тепло, пожалуй, окончательно убаюкало его, и Леарза провалился в сон.
* * *
Много тысячелетий назад, — уже и не счесть, сколько, — столицей Кэрнана и его центром считался древний Сеаннад, располагавшийся на одном из островов в Агвисинском море, на нулевой широте. Однако годы шли; в Сеаннаде, каждое здание которого в один прекрасный момент оказалось защищено действовавшим тогда законом о сохранении культурного наследия, попросту перестало хватать места людям. С другой стороны, научный городок Ритир, построенный на бывшем болоте, никакими такими законами не был ограничен, и обитатели его, увлеченные видениями будущего, застроили искусственный полуостров чудесами современной им архитектуры. Помимо того, именно там, в среде высоколобых ученых, зародился проект «Лекс», в лабораториях Ритира были собраны первые его компоненты, а впоследствии оказалось, что перемещать физические оболочки Лекса в Сеаннад невыгодно и бесполезно.
Так центр сместился.
Теперь Ритир высился своей зеркальной колоннадой над окружающими его болотами, протянувшимися на несколько миль во все стороны, к северо-востоку плавно переходившими в зеленые холмы Дан Улада. В самом сердце его располагалось высокое здание, не раз уже привлекавшее к себе внимание китаба, которому видно было его из окна спальни; о предназначении этого здания Леарза не знал, но догадывался, что там находится что-то очень… масштабное. Сияющий тонкий шпиль уходил в облака, венчая собой круглый купол. Огромное количество блестящих мушек-аэро сновало вокруг этого здания.
В здании находились покои научного совета.
В действительности многими аспектами жизни в Кеттерле и дочерних колониях управлял Лекс, занимавший несколько нижних этажей, но члены научного совета вольны были отменить его указания, если им это казалось нужным. С другой стороны, они часто подтверждали распоряжения Лекса, делая их еще более весомыми, и играли совершенно особую роль в жизни научно-исследовательского института Ритира.
В этот холодный весенний день большей частью они собрались здесь, в холле совещаний, и сидели за длинным полукруглым столом; их было без малого сорок человек, многим из них далеко за сто, и их старые лица плавали в тенях холла.
Беленос Морвейн уже несколько раз бывал здесь, но абсолютно всегда нервничал, будто перед серьезным боем.
Холл был велик, так что обычный человеческий голос должен был бы, казалось, затеряться в нем, однако этого не происходило. Гладкий, практически зеркальный пол отражал в себе увешанные стягами стены. Посреди помещения, перед столом, за которым сидели члены научного совета, располагался круглый терминал; Лекс всегда присутствовал на их совещаниях, как он всегда присутствовал еще в десятках иных мест.
