меня. Он должен пропустить меня — он уже юноша, он наёмный слуга. Но я подталкиваю его в спину, мне будет спокойнее усадить всех детей и зайти последней. Не знаю, почему так.
Или знаю.
Очень условно, но, когда дети скрываются в салоне, хотя дверь открыта, а рядом сопит кучер, я остаюсь наедине с Даном. Я, повторяя за Кэрри, ставлю ногу на уступку, ладонь вкладываю в его пальцы и замираю, глядя ему в глаза с улыбкой на лице.
Он со свистом втягивает воздух, и явно выскажется, но я опережаю, ныряю в салон.
Ого!
Магические светильники и обивка из белой кожи. И родители, и Берт сказали бы, что подобный выбор ужасно непрактичный, но я смотрю и понимаю, что мне очень нравится. Да, я хочу также, и однажды у меня будет свой экипаж даже лучше этого.
Я сажусь — сиденье такое мягкое!
Кэрри, замечая мою реакцию, подпрыгивает и взвизгивает от удовольствия.
— Ш-ш-ш, — Марк её радости не разделяет. Видно, что мальчишке в дорогущем салоне очень неуютно. Но у меня нет желания его успокаивать и уговаривать, тем более я понимаю всю тщетность попыток переубедить.
Вместо этого я подмигиваю Кэрри и тоже подпрыгиваю на сиденье. Оно пружинит, и я с задорным визгом перескакиваю на противоположное. Кэрри, словно получив разрешение, начинает скакать вместе со мной.
На самом деле краем сознания я понимаю, что веду себя очень странно.
Скорее всего, моё предположение верно — Азири Ра что-то сделала, и теперь я любые эмоции переживаю очень бурно.
Дан замирает на уступке.
На Кэрри он бросает один единственный взгляд — с недовольством, но совершенно беззлобный и даже беспомощный. Одёргивать девочку Дан явно не собирается, хотя её визги и прыжки ему радости точно не доставляют.
Впрочем, ему достаточно приструнить меня как главную зачинщицу безобразия.
Он даже в бумаги заглядывает, чтобы наконец выяснить моё имя.
— Каринат, ты нормальная?!
Марк испуганно вжимает голову в плечи.
Часть меня согласна с Даном — я творю безумие. Но другая часть отказывается понимать, почему нельзя прыгать и визжать на улице, где мы никому не мешаем. Если за стенкой кто-то спит, то понятно, но у нас-то за стенкой кучер, которому спать как раз нельзя, ему надо экипажем управлять.
— Дан, это весело! Попробуй! — раз он упорно “тыкает”, то и мне “выкать” не обязательно.
— Каринат!
— Я ещё и спеть могу.
Дан хлопает дверцей и… остаётся снаружи. А минуту спустя экипаж трогается. Я нехорошим подозрением я приоткрываю заслонку на окошке со стороны кучера. Дан сел на облучок… Я закрываю заслонку и, растеряв веселье, сажусь спокойно. Как-то неловко получилось, как будто мы Дана выдавили из его же экипажа. Но ведь я ничего плохого не делала — мне хотелось развеселить девочку, и у меня получилось.
В конце концов Дану было достаточно сказать, что он хочет ехать в тишине, и мы бы прекратили, но он оставил нас беситься.
Хм…
Я оборачиваюсь к Марку:
— Скажи, ты ведь разбираешься в газетном деле?
— Что вы имеете в виду, госпожа?
— Ты знаешь, как дать в газету объявление? — остатков моих денег должно хватить.
Глава 24
Притихнув, Кэрри пересаживается в последний раз и втискивается между мной и братом. В глазах у девочки смесь восторга и интереса. Похоже, ей очень любопытно, что я делаю и что будет дальше. Для неё я… волшебница? Я в одночасье перевернула её скучную жизнь, подарила ей яркие приключения.
Но сейчас мне не до девочки. Я внимательно слушаю Марка.
Меня больше не трогает его недоверие мне — оно придёт, Марк увидит мои результаты и поверит. Мне с ним так повезло!
Мальчишка пожимает плечами:
— Нужно обратиться в редакцию, дать им текст, выбрать страницу и заплатить. Одно слово пять-шесть грошей в обычных газетах и пятнадцать в “Столичном вестнике”.
— А как быстро может выйти объявление?
— По-разному, госпожа. Бывает, что сегодня подали, а завтра уже объявление вышло, а бывает, что и несколько дней ждут.
— Как дать объявление в “Столичный вестник”? — продолжаю расспрашивать я.
— Смотря в каком городе, госпожа.
— Поясни.
— Новости готовят в столице, госпожа, а в крупных городах и здесь, в Огле, тоже, делают свои местные страницы. Например, объявления, которые есть в газете, продающейся в Тике, вы не увидите в газете, которая продаётся в Ламета.
— Мы ещё успеваем? Я хочу, чтобы моё объявление вышло завтра.
— Трудно сказать, госпожа. Газету утверждают к печати ровно через пять минут после полуночи. Но места под объявления могут быть распроданы.
— Хм… А газета может добавить страницу, если я заплачу?
— Нет, госпожа. Только тетрадь.
— Что?
— Четыре страницы.
— Так даже лучше.
Я оставляю себе три фунта, всё равно это больше, чем зарплата горничной за месяц, а всю оставшуюся сумму отдаю Марку с чётким наказом нанять себе хороший экипаж, доехать до местной редакции и, не жалея, хоть до последнего гроша потратить, заказать тетрадку. И пусть в ней не будет слова “реклама”, пусть в ней будет большая статья о том, что на помощь жителям Огла в борьбе с костянкой прибыла некромантка.
Уникальный талант, признание коллег, особый подход к работе…
Марк смотрит на меня как на сумасшедшую.
— Госпожа, от того, что вы назовёте себя талантливой, упокоить заражённую нежить вы не сможете.
— Марк, я не лгу. Магистр, принимавший у меня экзамен, действительно признал меня талантливой. Что касается нежити, то, прости за грубость, это моё обязательство перед нанимателем, а твоё дело договориться с “Вестником”. Кстати, в статье должен быть намёк, что пока ещё я принимаю заказы, но запись вот-вот закончится. Справишься, Марк?
— Пахнет мошенничеством, — Марк набычивается.
В его словах… обвинение. Но я не злюсь, мне наоборот импонирует честность мальчишки. Если ради меня он не готов обманывать других, то и меня не обманет, верно? А ещё мне нравится, что он искренне говорит о своих подозрениях, а не держит их в себе — объясниться и договориться проще.
— Марк, я даю тебе слово, что буду подписывать реальные договоры и принимать на себя реальные обязательства. Если я не смогу упокоить нежить, я верну нанимателю деньги. Вот и всё. Для начала я попробую только с парой контрактов, и ты сам всё увидишь. Хорошо? И, главное, я не буду одна. Дан меня проконтролирует.
— Хорошо, госпожа, — и он
